Наталья Баранова - Игры с судьбой. Книга первая

• Название: Игры с судьбой. Книга первая
• Автор: Наталья Баранова
• Жанр: Научная Фантастика

Выживший в нечеловеческих условиях подземельного заключения бывший офицер стратегической разведки Да-Деган, известный в обществе под именем поэта и певца Арретара, обретя нежданую свободу, находит свой мир изменившимся до неузнаваемости. И решает отплатить тому. кто повинен в бедах его и его народа.

---

Прости….

Чуткие пальцы нащупали кнопку, что приводила в действие скрытые пружины. Мгновение, и выпущена игла, и капля яда попала на тонкую кожу. И там где билась тонкая ниточка пульса в мгновение ока — тишина покоя, а на губах — недораскрывшая себя улыбка.

Он подхватил бессильное тело, помог опуститься на деревянный пол клетки.

— Эй! — грубый окрик Катаки, голос сарыча, хриплый смех. — Ты приведи ее в чувство рэанин! Объясни, что такой чувствительной быть нельзя….

Развернуться бы, вмазать по смазливой морде того, кто родился в человеческом обличье лишь по какому — то странному недоразумению, да не судьба!

Опустившись на пол, он положил голову девочки себе на колени, гладил роскошные рыжие пряди, понимая, что время не ходит вспять и ничего не изменить, не переделать. Не вдохнуть жизни и души в еще теплое, податливое тело. Если смерть уводит кого-то, это — навсегда.

И уже все равно, что творится там, за прутьями решетки. И смех Катаки, и его слова, и звук стремительного шага. Все это — неважно. Важно лишь одно — что б ее покой не нарушил никто, покуда где-то, совсем близко, еще ступает босыми ступнями по холодному полу ее душа. Не напугать бы!

"Ты права, моя милая юная роза. Смерть сама по себе не страшна. Ты б знала, как ты права".

И смотрят на него из дальнего угла затравленными зверенышами мальчишки, девчонки поняв то, чего не сумел понять Катаки. Смотрят тысячи удивленных донельзя, запуганных глаз, постигших в неволе умение чувствовать так, как не умели никогда.

13

Сутки промчались бешеным галопом. Ночь, посадка, свистопляска выгрузки, конвой и город….

Город под стеклянным куполом, за которым бушевала то ядовитая, кислотная зелень, то оранжевая мгла песчаных бурь. А под куполом текли ручьи, пели птицы, цвели цветы, наполняя воздух благоуханным волшебным ароматом, уносящим тревоги. Дивный город — столица Страха! Услада очей Императора.

Только второй раз он не позволит себе купиться на этот покой, на этот ласкающий взор обман. Здесь каждый лист излучает опасность и каждый шаг — по лезвию ножа.

А рядом идут, не понимающие куда попали мальчишки, девчонки. Юные, глупые зверьки. Блистающая красота лиц, совершенство юных тел. Эрмэ не любит старость.

Немногие будут живы через год. И скоро вновь придет корабль с данниками, полный молодой свежей крови, редчайшими произведениями искусства, золотом…. Эрмэ прожорливо поглотит все. Ее утроба ненасытна.

Слабых перемелет, а те, кто выживут…. Что ж Властители научат их ненавидеть, то, что прежде было любимо. Падшим ангелам нет дороги в рай. Не у многих через год останется в сердце росточек любви, тепла и доброты. На Эрмэ дует ледяной ветер, что выдувает из души самое лучшее, оставляя лишь холодные царапающие иглы острого льда.

"Ну и куда тебя несет, дурья твоя голова?" — шалая мысль запоздавшего раскаянья. Отступать уже некуда. Нет дороги назад. Значит — только вперед, по лезвию меча. С улыбкой на губах, с сияющим взглядом, холодным рассудком, остановившим огонь эмоций, укрывшим его под золой, под толстой шубой корки ледяного цинизма. Только так и иначе нельзя! Эрмэ любит рвать на клочки душу. Забудь о том, что у тебя есть душа, если желаешь выжить.

Остановка внезапна. И перехватывает горло спазм, а сердце падает к коленям. Невысокая фигура, черный ураган вьющихся волос, разные холодные глаза, сила, что словно щитом укрывает невысокого, поджарого и опасного зверя. Император! И дрожат губы Катаки, мучнеет красивое лицо, и голова клонится вниз, дай волю капитану — расплывется под ногами Хозяина лужей. Паршивая порода, и подобным ему цена — копейка за два десятка.

А Император не спешит. Смотрит, выжидая, оглядывая толпу, на некий бесконечно долгий миг на каждом из толпы задерживая взгляд. И пьют волю странные глаза. Давит, выворачивая душу, высокомерная улыбка четко очерченного рта. Пригибает и ставит на колени чужая недобрая воля.

— Который? — тихий голос отзывается в сердце громом. Нет нужды повышать тон голоса владыке половины мира.

— Этот! — плеть Катаки указывает на худощавую фигуру в белоснежных ирнуальских шелках.

— Значит, ты?

Мягок шаг. Словно ступает на бархатных подушечках лап большой кот. Совершенны, отточены движения. И можно только гадать, как воин по рождению завоевал себе трон. Впрочем, воля этого воина ломает камни. Ни один Властитель не выдержит взгляда разных глаз. У этого создания дар — сметать чужую волю. А против дара не устоит ни одно выпестованное годами умение. Потому как дар, это всегда свыше. Это — Судьба!

— Что, я? — ответ тих, но тон дерзок. Не дай Бог сейчас распластаться у ног Хозяина, подобно Катаки. Этой ошибки невозможно будет исправить. И лучше лихая дерзость, чем покорность раба.

— Ты убил девчонку?

— Глупо отрицать, — в мягких нотках ответа нет нежности, лишь холодность льда, спокойный расчет, да уверенность в собственном праве. — Не думаю, что оскорбил тебя. Данников много. Что значит одна девчонка для Хозяина мира?

Усмешка прорезает губы Императора, а в глазах злость на дерзость. Непринятие слов раба. Что ж, еще есть возможность все расставить на места, так, как задумал он сам, а не Хозяин и Катаки. И он не позволит себя оставить на той ступеньке, куда его определила воля шакала.

Раскрыв веер Дагги мягко гонит дурманный воздух на себя и в широко распахнутых серых очах сияет лишь беззаботность и отсутствие страха. Смерти бояться нельзя!

Знак! Нет, не движение пальцев, не взгляд, не кивок — тугой сгусток воли, адресованный не ему и потому задевший только краем. Не жди он этого, и пропустил бы миг.

Поджарый, гибкий воин словно вырос из-под земли, налетел сгустившимся туманом. Молниеносные движения, тугие мышцы. Но не зря его столько раз тыкала носом в землю судьба. Отброшены в сторону неторопливые жесты, и обманная маска изнеженного существа, которому неведома борьба. Лишь миг — и крепкие стальные иглы основы веера пробили горло воина, и хлещет алая-алая кровь, а с кровью уходит и жизнь.

Второго из воинов он заметил кожей на спине, шерстью, поднявшейся на затылке. В честном бою с этими справиться нельзя. А если бой будет длиться больше секунды и подавно! Эти ж лучшие из лучших. Элита! Охрана Императора. Среди них нет ни одного слабака. И лишь неожиданность может перевесить чашу весов в его пользу. И времени лишь та доля секунды, покуда воин — этот совершенный автомат убийства, ведомый рукой судьбы, не понял что произошло, не осознал крови и смерти.

А время качнулось, время замедлило ход. И словно на бумаге, погруженной в раствор проявителя проступает на лице удивление Императора, становясь все более явным и приближается воин, и длится бесконечное мягкое скользящее, как танцевальное па ему навстречу. Шаг и удар каблука, в котором руки мастера спрятали лезвие, легко рассекающее и плоть и кости. Смертоносное оружие.

И лишь на последних каплях мгновения, что длится вечность, приходит осознание происходящего и странно, словно глаза ребенка смотрят на него глаза воина. От смерти отвернуть, уйти нельзя. Если она позвала — не выпустит обратно.

Испачкан в крови белоснежный шелк. Кровь превращается в бурые темные пятна. Что за метаморфоза произошла с тобой, трепетная, белокрылая бабочка? Но стоит крови засохнуть, ветер стряхнет ее оземь. Не прилипает грязь к драгоценным шелкам Ирнуаллы.

Обернувшись, Да-Деган посмотрел в глаза Императора, внезапно осознав, что он выше темноволосого дерзкого человека, который так зол, надменен и ошеломлен. Опустившись на одно колено, спокойно склонил голову.

— Не рабом я желал предстать перед твоими очами, — прошелестел мягкий голос, ласкающими слух интонациями не знающего страха существа. — Прости мою дерзость. Мне жаль твоих воинов, но за их смерть накажи Катаки. Если б не его глупая заносчивость, мне б не пришлось их убить. Я шел с миром, хотел стать твоим вассалом, служить тебе.

Тишина, молчание…. Катит время старой арбой по разбитому тракту. И не предсказать, чем обернется следующий миг — смертельным ударом, словами прощения? Лишь в одном он уверен, так же как в звуках собственного имени — он вырвал у Судьбы право не быть рабом. А смерть воина — не смерть раба. В смерти воина нет развлечения, она быстра и легка. Смерть воина — привилегия. Эрмэ умеет проявлять уважение к силе.

— Встань, — все тот же тихий тон, но голос едва заметно дрожит. — Кто ты? Назови свое имя.

— Да-Деган Раттера, — ответил он, вставая с колен. — Рэанин.

— Новый советник Оллами, — не во время вмешался Катаки.

И вновь на самом дне разных глаз Императора угольками горят искорки интереса.

— С каких пор Оллами горит желанием служить? — безразличный вопрос, но безразличие не обманет того, кто три года провел подле черного трона.

— Я не сказал «Оллами», господин, — шелестит голос Да-Дегана. — Я сказал «я».