Александр Авдеенко - Горная весна

• Название: Горная весна
• Автор: Александр Авдеенко
• Издательство: Изд-во ВЦСПС Профиздат
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1957

В книгу включена наиболее известная повесть Александра Авдеенко «Горная весна», которая вместе с повестями «Над Тиссой» и «Дунайские ночи» составила знаменитую трилогию о нелегких буднях пограничников, охраняющих юго-западные рубежи страны. Автор с глубоким знанием дела описывает как рядовую службу пограничников, так и головокружительные погони и схватки с нарушителями государственной границы.

---

— Алена Ивановна, я должен огорчить вас и ваших подруг: проводы Смолярчука сегодня не состоятся. Обстановка, как видите, неподходящая.

Туман выползал из ущелий, высокой волной наступал на сады и виноградники, приближался к долине, местами закрывал Тиссу.

Алена вернулась на садовую лужайку к подругам.

По ее лицу Волошенко понял, что «вечер пляски и песни» не состоится.

— Неудача? — спросил он.

Алена кивнула головой.

Из ворот заставы вышел дежурный. Он сильно, зычным голосом скомандовал:

— Федоров, Чистяков, Тюльпанов, Волошенко, к начальнику заставы!

Назвал фамилии всех пограничников, бывших на лужайке, пропустил только Смолярчука.

Один за другим ушли, распрощавшись с девушками, Чистяков, Федоров, Волошенко, Тюльпанов. Исчезли и девчата, их смех уже доносился из нижней, прибрежной части сада, плотно закрытой туманом. На лужайке остались Смолярчук и Алена, которую он удержал. Она стояла среди деревьев на зеленом росистом ковре, в белом цветочками платье, в белых туфельках, в белых подвернутых носках, с крупными сахарными бусами на шее, с атласным белоснежным платком на светлых волосах, сероглазая, белозубая — как вишня в цвету, родная сестра всем этим яблоням, черешням.

Глаз не мог оторвать от нее Андрей Смолярчук, все смотрел и смотрел… Любил он ее и раньше, но теперь… Какой она хорошей будет женой!

Алена молчала, то перебирая бусы; то разглаживая на голове платок. Она ждала, когда же заговорит Андрей.

Он взял руку девушки и, заглядывая ей в глаза, волнуясь, проговорил:

— Поедем со мной, Аленушка!

— С тобой? Куда?

— В Сибирь, на мою родину. Давно ты мне нравишься, сама знаешь.

Алена освободила руку, рассмеялась, превращая признание Смолярчука в шутку.

— Ехать с тобой? В твою холодную Сибирь? А моя теплая Тисса? А мой старенький батько?

— У нас в Сибири есть реки похлеще твоей Тиссы. Енисей! Иртыш! Обь! Лена! А насчет батька… Я буду и твоим батькой, матерью и сестрой… Всех заменю. Поедем, Аленушка!

Алена серьезно и строго посмотрела на Смолярчука, покачала головой.

— Много ты думаешь о себе, Андрей!

— Не много. Столько, сколько надо! — безмятежно проговорил он и снова потянулся к руке Алены.

Она молча, холодно отстранилась. Он с недоумением и зарождающейся тревогой посмотрел на девушку, не понимая, что с ней происходит. Откуда вдруг такая перемена? Почему она стала такой чужой, неприступной?

Алена горько усмехнулась.

— Андрей, когда ты надумал увезти меня в Сибирь?

— Я все время думал, целый год.

— Очень долго ты думал, Андрей. Так долго, что… — она вскинула голову и в ее серых глазах вспыхнула безжалостная насмешка. — Надо тебе еще подумать с годик. — Она неожиданно резким и сильным движением повернула Смолярчука лицом к заставе и легонько подтолкнула его в спину. — Иди, думай!

И ошеломленный Смолярчук покорно пошел к заставе.

Алена, побледневшая, кусая губы, смотрела ему вслед. Он уже сделал несколько шагов в сторону от нее, сейчас хлопнет калиткой и скроется за высоким забором. Надо остановить его, вернуть. Но каким словом? Где оно, это слово, не унижающее, достойное, простое и сердечное?

Алена молчала, глядя вслед удаляющемуся Андрею, и отчаяние терзало ее сердце…

Алена давно полюбила Андрея, давно втайне мечтала стать его женой. Но шло время, неделя за неделей, месяц за месяцем, а он упорно отмалчивался. Ничего не говорил не только о женитьбе, но даже ни одним словом не обмолвился о своей любви. Алена боялась его молчания, оно обижало ее. Алена видела и чувствовала, что она не чужая Андрею, нравится ему. А он все чего-то выжидал, не хотел признаться, колебался. Почему? Не потому ли, что считал ее недостойной себя? Много горьких мыслей приходило в голову Алене все это время, до сегодняшнего дня. Произошло, наконец, то, о чем мечтала Алена. Радоваться бы ей, засиять счастьем, а она… И всему он, Андрей, причиной. Любить не умел, не сумел и поговорить с ней хорошо. Сделал он это не так, как хотела, как мечтала, как ждала Алена, — без всякой радости и волнения, уверенный в том, что она согласится, в полном убеждении, что осчастливит ее. Алена наказала его за самоуверенность. Но ненадолго хватило ей этой мстительной радости. Она смотрела вслед Смолярчуку и думала: а что же дальше будет, завтра, через неделю, месяц? Андрей уедет, а она останется в лесном домике с добродушным ворчуном-отцом, со своей гордостью, ничего не ожидая, ни на что на надеясь. Не загремят, как прежде, каблуки Андрея на дубовом крылечке, не войдет он в ее дом, никогда не увидит она его синих-синих глаз, смуглого лица, не услышит голоса. Алене стало страшно, ее уже терзало раскаяние в том, что она посмеялась над ним. Может быть, он так долго ничего не говорил о своей любви потому, что стеснялся?..

Смолярчук уже подошел к воротам заставы, уже взялся за черное кольцо калитки, а она все молчала. Вот он открыл калитку, вот…

— Андрей!

Она позвала его очень тихо, но он услышал, остановился. Веря себе и не веря, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, он стоял у калитки, напряженно смотрел на Алену, пытаясь прочитать на ее лице недосказанное. Она только улыбнулась, но он понял все. Понял и со всех ног устремился к ней, желая обнять, поцеловать. Не решился сделать ни того, ни другого, только взял ее руки в свои.

Оба радостно смущенные, стояли они у ворот заставы, на виду у всех солдат, на густой молодой траве. Он держал ее руки в своих руках и, пытаясь заглянуть ей в глаза, которые она упорно не отрывала от земли, спросил:

— Завтра и зарегистрируемся? Хорошо?

— Как хочешь, — откликнулась она таким тихим шепотом, что он скорее угадал ее слова, чем услышал.

— Пойдем на заставу, — сказал он, беря ее за плечи.

— Зачем? — испугалась она.

— Пойдем! Я всем скажу, что завтра женюсь. Всю заставу пригласим на свадьбу. Пойдем!

Он толкнул калитку и, не снимая руки с плеч Алены, ввел ее во двор. Все пограничники, находившиеся в эту минуту на площадке перед казармой, смотрели на них — гордого Смолярчука и смущенную Алену. И все улыбались, догадываясь, какое важное событие произошло в их жизни. Волошенко не удержался, чтобы не отметить это веселой шуткой. Он зычным голосом, веселым и в то же время торжественным, отдал команду солдатам:

— Внимание! Равнение на-лево, на влюбленных!

Пограничники демонстративно приосанились, вскинули и повернули головы к Смолярчуку и Алене.

Старшина не растерялся и в свою очередь скомандовал:

— Вольно, товарищи холостяки! — потом, переведя дыхание, добавил: — Можете поздравить нас с наступающим, как говорится, законным браком!

— По-о-здрав-ляем! — громовым раскатом прокатилось по двору заставы.

— По-о-здравляем, поздравляем! — пропел в заключение Волошенко, дирижируя солдатским хором.

Глава двенадцатая

Старшина Смолярчук явился в столовую последним, когда вся застава поужинала. Он хотел остаться с глазу на глаз с Волошенко, поговорить с ним по душам, посоветоваться, решить важный для него вопрос.

Повар Волошенко поставил перед старшиной тарелку с жареным картофелем, эмалированную кружку с крепким чаем, положил хлеб и сказал:

— Товарищ демобилизованный, ужинайте не по-старшински, а по-солдатски: раз, два — и готово!

Смолярчук хмуро посмотрел на Волошенко и молча принялся за еду.

Повар виновато усмехнулся:

— Извиняюсь, конечно, за такую холодную речь. Вам сейчас, как жениху, хочется слушать только веселое, свадебное, а я… не имею времени для любезных разговоров: готовлюсь в наряд. — Он помолчал и с гордостью добавил: — Молодой пограничник не назначается в наряд, но капитан мне доверил. И я, конечно, оправдаю доверие.

Когда Смолярчук поужинал, Волошенко спросил его:

— Чем вы расстроены, товарищ старшина? У счастливых не бывает такого выражения.

— Некогда тебе слушать про мое расстройство. Иди в наряд, оправдывай доверие, — невесело сказал Смолярчук и вышел.

Убрав столовую и кухню, Волошенко тщательно помылся, пригладил щеткой торчащие, подстриженные под машинку волосы, подшил к гимнастерке свежий белоснежный подворотничок, почистил обмундирование, оделся и подтянутый, бравый, с сияющими глазами, с напряженным, строгим лицом пошел принимать дежурство по заставе. Через минуту Волошенко с красной повязкой на рукаве властвовал у телефонных аппаратов, в казарме, во дворе, готовил к службе пограничные наряды.

Смолярчук складывал вещи в чемодан, украдкой наблюдал за товарищем, завидуя его деловитости, его нескрываемой важной радости. Завидовал и, пожалуй, чуть-чуть ревновал. Смолярчук особенно любил этот вид пограничной службы — дежурство по заставе. Всеми до сих пор признавалось, что он отлично справлялся с обязанностью дежурного. Пройдет полгода, год, и все скажут, что Волошенко дежурит не хуже Смолярчука и что Тюльпанов отлично закончил школу службы собак и отлично работает с Витязем, ни в чем не уступает своему учителю. А может быть, никто ничего не скажет, может быть, никто и не вспомнит старшину Смолярчука… Уедет, и все забудут!