Донован Фрост - Храм ночи

• Название: Храм ночи
• Автор: Донован Фрост
• Жанр: Фэнтези

---

Так как культ Митры, по мнению Блистательных, стал по своей простоте и незамысловатости доступен искажениям со стороны «диких сообществ», его отбросили. Мастер принял так кстати подвернувшееся учение об Асуре, не вдаваясь в детали, по причине того, что оно тоже имело старейшее хождение среди хайборейцев, хотя и не всеми приемлемое. К тому же рано или поздно могла возникнуть проблема с возвратом храмовой казны ее законным владельцам, а он планировал к тому времени переместить пуантенские поселения на территории, подконтрольные ордену. По замыслу Торкиля, почитатели Асуры должны были признать, что стать государственной религией в чистокровном хайборийском государстве, пусть и под ненавязчивым руководством Ордена, — дело, за которое стоит раскошелиться.

Таковы были незамысловатые идеи и дела, приведшие вылеченного почитателями древнего божества отпрыска пеллийских графов к созданию тайной организации аквилонско-немедийского дворянства, которая готовила для начала небольшое восстание в мирных землях пограничья двух величайших королевств континента.

Подземелья, где играл некогда бледный и тощий ребенок Эйольва-Первопроходца, вызывавший своими красными глазами, слезящимися от факельного дыма и привычного полумрака, вздохи удивления у славившегося несокрушимым здоровьем отца, стали местом сбора заговорщиков.

Сама обстановка — груды золотых и серебряных монет, россыпи драгоценных камней, изящной утвари, полузасыпанные в изящных украшениях статуи мифологических существ вкупе с дрожащим светом факелов и масляных светильников, давящие каменные своды, эхо, звуки капель, бьющихся об сокровища, — создавали некий мистический ореол, который и способствовал возникновению в среде заговорщиков различных обрядов, способных ужаснуть любого, не связанного ни с какими религиозными таинствами дворянина Немедии или Аквилонии.

А служитель Митры, оглядев пещеру, наверняка бы решил, что его похитили почитатели Сета или Нергала, и ввергли в жуткое узилище, где сейчас расступятся стены, и отовсюду начнут появляться во плоти все его ночные кошмары вкупе с ожившими демонами со страниц святых книг, призванных вселить трепет в нерадиво верующего.

В последующие годы в подземелье стали происходить довольно странные и пугающие события, что могли смутить здравый рассудок любого случайного свидетеля. Однако человеку в здравом уме нечего было делать в этом замке, а в голове Торкиля, замутненной чтением рукописей, привезенных отцом из Вендии и Кхитая, его не было ни капли.

Итак, Мастер Ордена Блистательных, замкнув за собой дверь сокровищницы, оказался у самых корней горы, на которой исстари высился замок его предков.

Торкиль поспешно сорвал с себя плащ, изукрашенный спутниками Митры. Орденские рыцари считали, что часть «небесного воинства Асуры» была признана вырождающимися аквилонцами спутниками мелкого и второстепенного божка Митры, посему «стражи всех пяти стихий и всех пяти сторон света» почитались наравне с Иными, Теми, Внешними.

Данные эпитеты относились к центральным фигурам орденского пантеона, покровителям Блистательных. А посему хоть и истинным, но второстепенным сущностям не место среди Тех, кто проник Извне и витает в святом месте, именовавшемся Гротом Заклинаний.

Посреди Грота, прямо в тускло мерцающих грудах монет с полустертыми ликами былых земных владык, высился стол, а рядом с ним — ряд сидений, явно напоминающих троны аквилонского и немедийского владыки в миниатюре. Таковым способом Блистательные, как бы попирали права неправедных владык нечистых стран. Грот Заклинаний освещало странное густое сияние, льющееся отовсюду, и одновременно ниоткуда.

Воздух, явственно пахнущий свежестью, колкий и холодный, как морозным утром в поле, словно светился сам по себе и колыхался, собираясь в некие сгустки, меж которыми двигались едва различимые для глаз потоки и водовороты, перемещавшиеся безо всякой логики и порядка.

За столом, на маленьких тронах, сидело трое младших Блистательных, которые при виде своего Мастера вскочили и отдали ему некое подобие немедийского воинского приветствия обнаженными клинками.

— Слава Им, кто Вовне, Вокруг и Внутри Нас! — прозвучало странное приветствие.

Сверкающий воздух взвихрился, тени шелохнулись.

Глава шестая

— А все же, рыжая борода, мне кажется, что костоправ должен быть не такой, — проговорил Хольгер, наклонившись к пегой лошади, на которой трусил его собеседник, Эгиль.

Ванир, которому, видно, этот спор давным-давно надоел, сплюнул через плотно сжатые губы:

— Ну, конечно, костоправ должен быть старикашкой, замшелым, как валун с местных гор, и с филином на плече. А из беззубой пасти вонь, как из гармовой глотки.

— Не обязательно он должен быть колдуном, но все же…

— Верно про вас, асиров, говорят: дикари — вы и есть дикари. Если кто умеет нашептать, чтоб синяк прошел, или там — рану зашить, так сразу же его подозревают, чуть ли не в родстве с обитателями Трольхейма. Киммерийцы и то больше вас соображают. Возьми вот Иллиаха нашего — он тоже может врачевать, когда не шибко пьян. Помнишь тот пиктский дротик, что прилетел через реку и приземлился аккурат мне меж лопаток.

— Ну, помню, даром, что на излете, и то — дырка была отменная. Да еще Браги сгоряча обломил тоненькое древко, что твою тростинку, а каменный наконечник так и остался.

— Так вот, Иллиах-то мне его вырезал ножом, а когда спину разнесло, как у того горбуна из таверны, помнишь? Так он мне каких-то корешков наварил, с грязью намешал и приделал к дыре. Вот тебе и лекарь, и совсем даже не колдун.

— Ага, — развеселился Хольгер, — ты седмицу выл и вино хлестал. Вино тебя на ноги и поставило, а не сено с грязью. Иллиах всего толкового и сделал, что стрелу вырезал, да и то размахнулся, словно жука из полена выковыривал — в дыру лошадиная голова бы пролезла. Как ты тогда не помер, ума не приложу. Только помню, что от того лечения разило от тебя, как от козла! А когда ты, всё вино в лагере дохлебав, отправился в «Расщепленный Пень» и полез там к Дарге, она тебе всю рожу ногтями исполосовала — раны получились посерьезнее, чем пиктские, — тут уже без настоящего лекаря не обошлось.

— Да… — мечтательно протянул Эгиль. — Серьезная была баба. Жаль, отравилась крысиным ядом.

— Во-во. А лекаришка тот, помнишь, чем кончил? — все гнул свое Хольгер.

— Да ну тебя, темень асирская. Не нравится тебе чернокафтанник — пойди, да проломи ему башку кулаком, — ты только на такие дела и горазд, а меня оставь в покое, — отмахнулся Эгиль.

— Лекаришка попался на том, что ночью пробирался к кладбищу и потрошил убитых. То сердце вырезал, то печенку, то, говорят — когда повозка маркитанток сгорела, — пальчики женские стал собирать, на том его и поймали. Говорят, целое ведро было у него в шатре, этих женских пальчиков, а уж запах-то…

— Уймись ты, воротит уже от твоих россказней. Помню я: он еще к королю жаловаться бегал, когда вырвался от пуантенцев. Все кричал, что для нас, для дураков, знания набирает. Только король у нас ученый — как зашел в шатер, да увидел, что он с мертвой бабой всю осаду спал на одной попоне, а баба та померла, аккурат, когда мы только крепость окружили, — почитай, целая луна прошла, — она уж и смердеть перестала, так и повелел его отдать тем пуантенцам. Они его и удавили.

— Говорят, там был тот копейщик, что очень даже часто ходил к сгоревшим маркитанткам — так он особо зверствовал. Сказывают…

— Да заткнитесь вы, оба! — взревел, не выдержав, Конан, который ехал поодаль, но все слышал. — А услышу, будет кто с капитаном задираться до приезда в столицу, — вывихну каждому по руке и велю Армледеру вправить, да не с первого раза.

Обиженные «эйнхерии» притихли. Полсотни гвардейцев и без того молчали, двигаясь идеальной походной колонной, вымуштрованные Конном и Армледером на совесть и на зависть остальным столичным полкам. Два десятка Драконов вместе с капитаном, Иллиахом и Ройлом, как только отряд выехал из урочища у Совиной Горы, ушли веером вперед, чтобы попытаться перехватить, не доходя до перевала, уходящих безлошадными разбойников.

Конан ехал, кусал губы и молил Крома, чтобы Хват и его оставшиеся дружки успели перебежать границу. Несколько десятков испуганных и измученных боем разбойников — не сила против черного «полувильда» тяжелой аквилонской конницы. Конан это понимал. Он надеялся, что окажется в немедийском лагере молодой горячий барон, из той же бельверусской академии, который захочет отличиться и прогнать захватчиков.

Это гарантировало отличную драку с весьма туманным результатом, а дальше, глядишь — и серьезная война не за горами. Надежда была слабая, но все же была.

— До Ильбарских Гор далеко, жива Деви Жазмина или нет — не ясно, да и вырваться из-под опеки Конна и Троцеро не так-то просто. Кром, я был бы рад смерти с мечом в руке на этом самом перевале, в хорошей пограничной стычке, — бормотал престарелый владыка Аквилонии.