Олег Курылев - Убить фюрера

• Название: Убить фюрера
• Автор: Олег Курылев
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-22771-6

Как изменилась бы мировая история, если бы в начале XX века юный Адольф Гитлер отправился в Америку на «Титанике», совершающем свой первый и последний рейс?

Два сотрудника российского Института исторических исследований, Савва Каратаев и Вадим Нижегородский, после очередного перемещения в прошлое при помощи машины времени застревают в Европе незадолго до начала Первой мировой войны. Поначалу они пытаются составить капитал, делая крупные ставки на заранее известных им победителей скачек и выигрышные номера в казино, а затем начинают все активнее участвовать в мировой политике и знаменитых исторических событиях. Однако вскоре выясняется, что вмешательство в ткань прошлого может привести к самым катастрофическим последствиям — особенно когда на западе Европы вот-вот начнут маршировать нацистские полчища…

---

— Я разве не говорил? Извини. Ты лучше скажи, зачем ты надоумил этого болвана Копытмана играть в рулетку? Ты знаешь, что он уже давным-давно в Мюнхене?

— Давным-давно? — удивился Нижегородский.

— Да. Этот дурак проиграл все деньги на третий же день, стащил у кого-то не то талер, не то гульден, был пойман с поличным и посажен в участок. Там он наплел, что является компаньоном знаменитого винодела Нижегородского (он так и сказал — Нижегородского!) и назвал наш адрес. Пришлось посылать в Висбаден Пауля и везти этого профессора сюда, пока он снова не влип в какую-нибудь историю. Теперь он целыми днями торчит здесь и обвиняет во всем тебя. Мне ничего не оставалось, как выделить ему кладовку и засадить за обработку биржевых ведомостей. Так что давай приезжай, а я уеду куда-нибудь подальше от всех вас. Теперь моя очередь.

По возвращении Нижегородский нашел Якова Борисовича сидящим на лавочке возле дома. День был не по-ноябрьски теплым. Рядом, в ворохе собранных Гебхардом опавших листьев, деловито копался Густав.

— Быстро же вы обернулись, — сказал Вадим неудачливому курортнику. — Вам не понравилось тамошнее общество? Я слыхал, что нынче в Висбадене была великая княгиня…

— К черту княгинь и к черту этот ваш Висбаден с его водами и рулетками! — обиженно заговорил Копытько. — Вы дали мне неверный номер, Нижегородский.

— Да ну! — Вадим отдал чемодан ожидавшему Гебхарду и присел рядом.

— Я вам говорю. Вместо семнадцати выпала пятерка. Красная пятерка. Тот тип выиграл, а я по вашей милости проиграл.

— А сколько вы поставили?

— Тысячу, конечно! Не десять же марок.

— Действительно, — согласился Нижегородский, — десять марок — это не по-нашему. А как вы сделали ставку?

— Обыкновенно.

— И все же? Опишите в деталях.

Копытько задумался.

— Ну… сначала я поинтересовался, могу ли поставить тысячу…

— У кого поинтересовались?

— У нового крупье, разумеется. Правда, Анна Григорьевна меня отговаривала… Чего вы смотрите? Я был не один. Когда я сказал, что сейчас этот тип учинит свару… ну… тот самый толстяк, о котором написано в заметке, мне, понятное дело, не поверили…

— Кто? Анна Григорьевна?

— И она, и ее племянник, как бишь там его звали?.. — Копытько наморщил и без того морщинистый лоб. — Ну, неважно…

— Так вы там еще и сеанс угадывания мыслей устроили?

— А что такого? Я же не сказал им всей правды…

Из дальнейшего разговора выяснилось, что, проиграв тысячу марок и придя через полчаса в себя, Яков Борисович вознамерился отыграться. У него еще оставалось марок четыреста. Их хватило часа на полтора, после чего противник азартных игр возненавидел их еще больше.

— Говорят, вы теперь при деле? — желая сменить грустную тему, спросил Вадим. — В чем состоит ваша задача?

Оказалось, что Савва поручил Копытько выписывать из определенного набора газет данные котировок акций около пятисот германских и иностранных компаний и фирм. Эта работа не требовала особого владения языком. Нужно было отыскивать в большой, разлинованной Паулем тетради строку с названием фирмы и вписывать в нужные клетки соответствующие этой фирме данные. Раз в неделю Каратаев заносил тысячи цифр из тетради в компьютер, и специальная статистическая программа осуществляла их обработку. Полученные результаты сравнивались с точно такими же, но рассчитанными по архивным (историческим) данным, на основании чего делались выводы о произошедших отклонениях. Все это, по утверждению Каратаева, позволяло отслеживать «перекосы», «сдвиги», «растяжки», «перетоки» и прочие деформации, которые, к великому сожалению компаньонов, неуклонно увеличивались.

Наступила зима. Каратаев действительно сдержал свое слово и уехал. Он решил провести недели три в Вене и забрал с собой Пауля.

В сочельник Савва возвратился без предварительного звонка или телеграммы. Он прошел в гостиную и, не снимая пальто, на воротнике которого капельками воды поблескивали растаявшие снежинки, с шумом плюхнулся на диван.

— Я вернулся!

Нижегородский сидел возле растопленного камина с ворохом бумаг. Он что-то помечал в них химическим карандашом и беззвучно шептал украшенными синим пятном губами.

— Я вернулся, ты слышишь?

— Да, да. И вижу тоже. — Вадим поднял с пола одну из газет и ткнул в нее пальцем. — Акции Сименса падают вторую неделю. Сильно падают. Американцы подняли пошлины на ввоз немецкой электротехники и химии. Социалисты мутят воду в Рейхстаге, а саарские углекопы опять грозят забастовкой. Ничего подобного в твоих выписках нет.

Каратаев, вздохнул, поднялся и вышел в холл. Вернувшись уже без пальто, он подошел к камину и протянул руки к огню.

— Начнется война, и все постепенно выправится.

— Ты думаешь?

— Мировая война мобилизует не только армии, но и общества, и их экономики. Она заставит всех подчиняться своим объективным законам. Это как шторм, который быстро восстанавливает дисциплину в разболтанной команде. Наш Вилли издаст несколько драконовских законов против стачек и партий, а взлет национального патриотизма ему поможет. Когда же американцы станут нашими открытыми противниками, все их пошлины потеряют всякий смысл.

Рождество они встретили вместе, а Новый год порознь. Нижегородский уехал в Берлин — предстояло внести существенные коррективы в распределение их акционерного капитала. Копытько выпросил денег и зачем-то укатил в Прагу. Каратаев остался в Мюнхене. Когда 31 декабря их настенные часы пробили полночь, он выключил свет и долго стоял один возле запотевшего окна гостиной. Его лицо освещали отсветы фейерверка: шумная толпа загулявших студентов катилась вдоль улицы, запуская ракеты.

…Как всегда, первые два месяца нового года «кайзеррайзе»[34] проводил в Берлине. Январь начинался с награждений и раздачи титулов и званий. Самые заслуженные получали орден Черного Орла и княжеские титулы, многие другие становились графами, баронами или просто дворянами. Каратаев сверял длинные списки новых вельмож из «Имперского вестника» со своими данными.

— Ты и это контролируешь? — удивлялся такому тщанию вернувшийся Нижегородский.

— Я контролирую Вильгельма, его поступки, слова и мысли, — объяснял Савва. — Он — самая важная для нас лошадка на данном этапе.

— А потом?

— Потом посмотрим.

Двадцать седьмого января Нижегородский настоял на том, чтобы они с компаньоном и всей нацией дружно отметили пятидесятипятилетие императора, а когда вслед за этим начались берлинские «зимние балы», он сумел раздобыть приглашение на один из них и снова уехал в столицу.

— Нет, не то, — делился он впечатлениями, вернувшись через четыре дня. — Скука. Кто-то верно сказал, что между Берлином и Парижем разница как между пивом и шампанским. Если бы не карты, вечер был бы испорчен окончательно. Между прочим, Савва Августович, вы совершенно напрасно игнорируете клубы. Там можно встретиться и запросто познакомиться со многими интересными личностями. Не далее как позавчера я играл за одним столиком с Германом Полем. Вот борец за чистоту крови! Как! Ты тоже знаешь Германа Поля? Теоретически?.. Да, в миру он канцлер Палаты мер и весов Магдебурга, а в своей основной, тайной деятельности — канцлер «Германенордена», мастер магдебургской ложи Вотана, сопредседатель чего-то там еще… Что?.. Как я это узнал?.. От Юлиуса Рутингера, главы нюрнбергского отделения «Рейхсхаммербунда». Он жаловался мне, что из двадцати трех членов его группы (тоже очень тайной) только десять человек регулярно ходят на собрания, а при расчетном годовом доходе их организации в девяносто четыре марки и шестьдесят четыре пфеннига в кассе только пять марок пятьдесят восемь пфеннигов.

Прошел месяц.

Наступивший март ошеломил компаньонов известием: их алмаз, их детище, в которое они вложили столько надежд и фантазии, грозят у них отнять. Первым зловещую новость разглядел Каратаев. Он наткнулся на нее в «Пти паризьен», где было опубликовано высказывание упивающегося славой прозорливого ученого Тэдди Дэвиса. Приехав с большой порцией египетских древностей в Париж, американец заявил, что алмаз «Английский призрак», о котором все как-то подзабыли, есть не что иное, как знаменитый Феруамон. Этим камнем действительно владели когда-то жрецы бога Амона, а потом он был похищен из гробницы одного из них и незаконно вывезен из Египта. Дэвис утверждал, что упоминания о таинственном камне встречались лингвистам-египтологам и раньше, просто на них не обратили внимания. Он потребовал возвращения алмаза или того, что от него осталось, в Каир. «Феруамона постигла судьба большинства мумий, которые были варварски растоптаны расхитителями гробниц. Нынешний владелец камня не зря скрывает свое имя. Он хочет раздробить исторический алмаз, чтобы поскорее и подороже продать его по частям», — так завершал свое выступление бывший юрист.