Евгений Анисимов - Елизавета Петровна

• Название: Елизавета Петровна
• Автор: Евгений Анисимов
• Издательство: Издательство АО «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02814-7

Это о ней Алексей Константинович Толстой написал знаменитые строки: Веселая царица Была Елизавет… И действительно, ни в какое другое царствование в России так не любили веселиться: устраивать потехи и маскарады, балы и представления. Но царствование Елизаветы Петровны (1741-1761) - это еще и двадцать лет истории России, вобравшие в себя открытие Московского университета и основание Академии Художеств, победы русского оружия в Семилетней войне и публичные наказания кнутом недавних светских красавиц, блиставших на придворных балах, «дело» Салтычихи и душегубства Ваньки Каина…

Книга, принадлежащая перу известного петербургского историка Евгения Викторовича Анисимова, - по существу, первая в нашей стране биография императрицы Елизаветы Петровны, любимой дочери Петра Великого.

---

Действительно, Елизавета вела себя, как нежная мать. Зимой 1744/45 года Петр Федорович внезапно слег с оспой в Хотилове на пути из Москвы в Петербург. Его невесту - будущую великую княгиню, а потом императрицу Екатерину II, которая ехала вместе с женихом, - немедленно отправили в Петербург, подальше от заразы. Как вспоминает Екатерина, недалеко от Новгорода ей встретилась взволнованная Елизавета, которая, узнав о болезни племянника, немедленно поспешила в Хотилово.

Мы знаем, что государыня всегда была легка на подъем. Но удивительно другое: наследник престола болел тяжко, долго, и все два месяца его болезни императрица не отходила от его постели, а когда больной поправился, вернулась вместе с ним в Петербург. Для этой отчаянной и непоседливой прожигательницы жизни, занятой только развлечениями, да к тому же особы весьма брезгливой и мнительной, такое поведение совершенно необычно. Известно, что она приказывала увозить захворавших придворных немедленно, несмотря на их состояние, прочь из дворца, в их городские дома, чтобы, не дай Бог, не натрясли заразы! Прожить два месяца зимой в забытом Богом Хотиловском яме государыня могла только по одной причине - из страха за жизнь дорогого ей существа.

Очевидно, государыня испытывала любовь и жалость к этому несчастному 13-летнему мальчику. Когда его привезли из Киля и представили тетушке, то все были поражены, до чего же он худосочен, забит, не развит. В 1745 году Елизавета даже распорядилась, чтобы русский посланник в соседней с Голштинией Дании Н. А. Корф собрал сведения о детстве наследника русского престола. Сведения эти оказались неутешительными. Мальчик с ранних лет попал в руки своего воспитателя, упомянутого выше графа Брюммера. Худшего наставника для юного герцога трудно было и придумать: как пишет Штелин, он относился к мальчику «большею частию презрительно и деспотически», издевался над ним, бил его, привязывал за ногу к столу, заставлял стоять коленями на горохе, лишал ужина. Ненависть к Брюммеру Петр сохранил и в России - придворные видели, как великий князь в гневе чуть не заколол шпагой своего обер-гофмаршала, с которым у него постоянно происходили стычки и скандалы.

Отец мальчика, Карл-Фридрих - личность вполне ничтожная, - повлиял на сына только в одном смысле: приучил его с ранних лет к шагистике, муштре, которые буквально впитались в душу ребенка и - ирония судьбы! - стали отличительной чертой всех последующих Романовых, буквально терявших голову при виде плаца, вытянутых носков и ружейных приемов. Впрочем, в ту пору было принято поручать воспитание принцев простым офицерам, а то и солдатам, всю жизнь тянувшим армейскую лямку и, как казалось, знавшим секрет изготовления из хилых и изнеженных няньками принцев великих полководцев. Так что голштинские офицеры, по указанию герцога взявшие семилетнего Карла Петера Ульриха в оборот, учили его тому, что знали сами: уставу, ружейным приемам, маршировке, дисциплине, порядку. Вспомним, что точно так же, но только с пяти лет, определил в рекруты своего сына Фрица прусский король Фридрих-Вильгельм I.

Конечно, от наставников-офицеров нельзя было ожидать знания системы Аристотеля или Коперника, а их вкусы, шутки и запросы отличались незатейливостью. Впрочем, любовь к военному делу, основанному на линейной тактике, требующей муштры, была присуща и Фридриху Великому. Но это не мешало ему быть образованным, остроумным человеком, выдающимся политиком. В истории будущего русского императора Петра III плац, лагерь, идеально ровный строй приобрели совершенно иное, гипертрофированное значение. В страсти к внешней стороне военного дела проявлялась не сила, а слабость этого человека; погружаясь в эту страсть, он спасался тем самым от внешнего - такого неприятного, сложного, враждебного мира обычной жизни. Но это наступило потом, уже в России, основы же такого мировосприятия были заложены в детстве, когда грохот барабанов на улице или развод на дворе замка прерывали любые занятия принца, и мальчик бросался к окну, чтобы насладиться видом марширующих солдат.

Екатерина II вспоминала, что когда она в детстве встретилась во дворце дяди с 11-летним герцогом, то заметила, что троюродный братец «завидовал свободе, которой я пользовалась, тогда как он был окружен педагогами и все шаги его были распределены и сосчитаны». Эта несвобода, чрезмерно суровое воспитание, отсутствие тепла и любви плохо сказались на характере наследника русского престола.

Императрица Елизавета, при всей ее любви к убогому племяннику, заниматься его воспитанием не могла, да и не умела - это дело требовало огромного труда и терпения. Она оставила при Петре Брюммера (неудачный выбор!), а также назначила учителей, которые начали заниматься с наследником. Главным учителем Петра стал академик Якоб Штелин. В своих записках о Петре III он подробно рассказывает о том, как много он работал с юношей и каких успехов тот достиг. И хотя Штелина можно заподозрить в преувеличениях - ведь не мог же он публично признаться, что зря получал за многолетнее учительство деньги! - тем не менее видно, что Петр не был ни бездарным, ни слабоумным. Все, в том числе Екатерина II, посвятившая немало страниц «разоблачению» своего незадачливого супруга, признавали, что у него была редкостная память. Он много знал, с увлечением занимался точными науками, хорошо выучил русскую историю и мог без запинки «пересчитать по пальцам всех государей от Рюрика до Петра I». По многу часов он проводил в своей библиотеке, привезенной из Голштинии.

Как и каждый мальчик, на одних уроках он был внимателен и достигал успехов в учебе, на других пропускал материал мимо ушей, шалил, зевал. Поэтому в табели занятий за октябрь-ноябрь 1743 года мы читаем такие, проставленные учителем, отметки: «Хорошо» (фортификация о профилях), «Хорошо, но недолго» (русская история), «Очень хорошо» («Составляли профиль по данной линии на плане»), «Совершенно легкомысленно» (история), «Нагло, дерзко» (опять история), «Прекрасно» (профиль с плана). Возможно, преподаватель перегружал ученика историей. Уже говорилось о том, что больше всего мальчик любил военное дело, и, как писал Якоб Штелин, «видеть развод солдат во время парада доставляло ему гораздо больше удовольствия, чем все балеты, как сам он говорил мне в подобных случаях». Он же сообщает, что Петр имел успехи в учебе и в том, что ему нравилось, бывал особенно прилежен: «Однажды великий князь с плана крепости должен был мелом нарисовать ее на полу своей комнаты, обшитой зеленым сукном, по данному масштабу, но в гораздо большем размере… На это посвятили несколько вечеров. Когда крепость была почти готова, в комнату неожиданно вошла императрица и увидела великого князя с его наставником с планом и циркулем в руках, распоряжающегося двумя лакеями, которые, по его указанию, проводили по полу линии. Ее величество простояла несколько времени за дверью комнаты и смотрела на это, не будучи замеченной великим князем. Вдруг она вошла, поцеловала Его высочество, похвалила его благородное занятие и сказала почти со слезами радости: «Не могу выразить словами, какое чувствую удовольствие, видя, что Ваше высочество так хорошо употребляете свое время, и часто вспоминаю слова моего покойного родителя, который однажды сказал со вздохом вашей матери (то есть Анне Петровне. - Е.А.) и мне, застав нас за ученьем: «Ах, если бы меня в юности учили так, как следует, я охотно отдал бы теперь палец с руки моей!» (Штелин, 1886, с.80).

Самым важным этапом в жизни наследника Елизавета считала его женитьбу. Тут требовался тонкий династический расчет, потому что речь шла о продолжении рода Романовых. В подобных случаях при всех дворах обычно составлялся «реестр невест», основанный на донесениях посланников в иностранных государствах, - длинный аннотированный список девиц из королевских, герцогских и княжеских семейств, пригодных к браку с наследником. В этом реестре давались характеристики каждой девице, оценивалась чистота происхождения и состояние родителей, их политическое значение в обществе, а также приводились сведения о недостатках и порочащих кандидатку обстоятельствах.

Такой список, в частности, составили перед женитьбой французского короля Людовика XV в середине 1720-х годов. Русская цесаревна Елизавета Петровна стояла в списке на втором месте, но ее кандидатуру отвергли из-за того, что девица родилась до брака родителей и ее мать была из «подлых», простолюдинов. Не всегда могущество семьи кандидатки делало ее желанной невестой. Ведь это означало, что она привезет с собой «партию» родственников, с помощью родительских денег навербует себе сторонников. Подобное было крайне нежелательно при дворе жениха. Этим, кстати, и объясняется выбор невесты для Людовика. Ею стала дочь бывшего польского короля в изгнании Станислава I Лещинского, Мария. Станислав жил на французский пенсион, не имел никакой «партии» во Франции и был безобиден для французского двора, как и его дочь - совершенная бесприданница (Гуч, с.54). Поэтому выбор, предложенный фавориткой правителя Франции принца Конде мадам де При, оказался безошибочен с политической точки зрения. По этой причине отвергли принцессу Уэльсскую, русскую цесаревну и многих других кандидаток. Выбор де При оказался удачен и с другой стороны - за десять лет Мария родила десять детей.