Томас Гарди - Мэр Кэстербриджа

• Название: Мэр Кэстербриджа
• Автор: Томас Гарди
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-280-00743-9, 5-280-00742-0

Читателям нижеследующей повести, если они еще не достигли преклонного возраста, следует помнить, что в дни, воскрешенные в этой книге, торговля отечественным зерном, вокруг которой вращается действие, обладала важностью, почти непостижимой для тех, кто привык к нынешним шестипенсовым булкам и нынешнему всеобщему равнодушию к возможному влиянию погоды на урожай.

Описываемые происшествия в основном порождены тремя событиями, которые и в подлинной истории города, названного Кэстербриджем, а также его окрестностей следовали друг за другом в том же порядке и через такие же промежутки, как рассказывается здесь. События эти таковы: продажа мужем его жены, плохие урожаи, которые непосредственно предшествовали отмене хлебных законов, и посещение августейшей особой вышеупомянутой части Англии.

Нынешнее издание этой повести, как и предыдущие, содержит почти целую главу, которая отсутствовала в первых отдельных английских ее изданиях, хотя была включена в издание, выходившее выпусками, а также в американское издание. Глава эта восстановлена по настоянию некоторых компетентных судей за океаном, убедительно доказавших, что английское издание заметно пострадало от такого изъятия. Некоторые абзацы и имена, опущенные или измененные в первых изданиях, как английском, так и американском, по причинам, ныне утратившим силу, также восстановлены или вставлены.

Эта повесть, пожалуй, больше всех остальных книг, включенных в мою «Панораму уэссекской жизни», посвящена рассмотрению деяний и характера лишь одного человека. Значительные возражения вызвал шотландский диалект мистера Фарфрэ, второго героя, и некий его земляк заявил даже, что люди, обитающие за Твидом, так не говорят и никогда так не говорили. Однако, на мой южный слух, исправления, предложенные этим джентльменом, совершенно точно повторяют именно то, что я стремился воспроизвести, а потому я не мог признать справедливости его замечаний, на чем дело и кончилось. Следует помнить, что шотландец, действующий в этой истории, показан не таким, каким он представлялся бы другим шотландцам, а таким, каким его увидели бы люди иных национальностей. К тому же я и не пытался точно воспроизводить ни его произношения, ни произношения уэссекцев. Однако следует добавить, что это новое издание обладает следующим несомненным превосходством над предыдущими: его критически прочел профессор вышеупомянутого языка – человек, безусловно, компетентный, который, более того, по весьма важным причинам личного характера научился говорить на нем в первый же год своей жизни.

Далее, очаровательная дама отнюдь не шотландского происхождения, известная своей правдивостью и умом, супруга видного каледонца, навестила автора вскоре после выхода первого издания и осведомилась, не с ее ли мужа списан Фарфрэ, ибо он показался ей вылитым портретом этого (без сомнения) счастливейшего человека. Я же, создавая Фарфрэ, ни разу даже не подумал о ее супруге, а потому позволяю себе надеяться, что Фарфрэ выдержит экзамен если не как шотландец для шотландцев, то как шотландец для южан.

Первый раз этот роман был полностью опубликован в двух томах в мае 1886 года.

Т. Г.

Февраль 1895 г. – март 1912 г.

---

– Сегодня, кажется, большая ярмарка, – сказала Люсетта, ибо взгляд их, естественно, привлекала к себе сутолока за окнами. – Меня очень интересуют ваши многолюдные ярмарки и рынки. О чем только я не думаю, когда смотрю на них отсюда!

Он, видимо, не знал, что на это ответить, но вот до них донесся гул толпы, – голоса звучали, как шум небольших волн, взметаемых ветром на море, причем иногда чей-нибудь голос выделялся среди других.

– Вы часто смотрите в окно? – спросил Фарфрэ.

– Да… очень часто.

– Вы ищете глазами знакомого?

Почему-то она ответила ему следующими словами: – Я просто смотрю на это, как на картину. Но теперь, – продолжала она, повернувшись к нему с любезной улыбкой, – теперь я, быть может, действительно буду искать в толпе знакомого… быть может, я буду искать вас. Ведь вы постоянно бываете здесь, правда? Ах… я шучу! Но разве не забавно искать в толпе знакомого, даже если он тебе не нужен! Это рассеивает гнетущее чувство подавленности, которое испытываешь, когда никого не знаешь в толпе, а потому не можешь слиться с нею.

– Это верно!.. Вы, очевидно, очень одиноки, сударыня?

– Никто и представить себе не может, как одинока.

– Однако говорят, что вы богаты?

– Пусть так, но я не умею пользоваться своим богатством. Я переехала в Кэстербридж, решив, что мне будет приятно жить здесь. Но я не знаю, так это или нет.

– Откуда вы приехали, сударыня? – Из окрестностей Вата.

– А я из-под Эдинбурга, – проговорил он негромко. – Лучше жить на родине – что правда, то правда, но приходится жить там, где можно заработать деньги. Это очень грустно, но это всегда так! Зато я в нынешнем году много нажил. О да, – продолжал он с непосредственным воодушевлением. – Видите вы того человека в коричневой казимировой куртке? Этой осенью я купил у него большую партию пшеницы, когда цены на нее стояли низкие, а потом, когда они немного поднялись, я продал все, что у меня было! Тогда мне это принесло лишь маленькую прибыль, но оказалось, что фермеры придерживали; свою пшеницу в ожидании более высоких цен, да, придерживали, хотя крысы грызли скирды напропалую. И вот, как только я распродал всю партию, цены на рынке упали, и я купил; пшеницу тех, кто ее придерживал, купил еще дешевле, чем в первый раз. А потом, – порывисто воскликнул Фарфрэ с сияющим лицом, – несколько недель спустя я продал ее, когда она опять повысилась в цене! Таким образом, я не гнался сразу за большим барышом, а наживал помаленьку и за короткое время нажил пятьсот фунтов… Каково! – И, совершенно позабыв, где он находится, Дональд хлопнул рукой по столу. – А те, что придерживали свой товар, не заработали ничего!

Люсетта смотрела на него критически, но с интересом. Для нее он был человеком совершенно нового типа. Наконец он перевел глаза на хозяйку, и их взгляды встретились.

– Но я вам, конечно, наскучил! – воскликнул он.

– Вовсе нет, – сказала она, слегка краснея.

– Неужели нет?

– Напротив. Вы чрезвычайно интересны.

Теперь и Фарфрэ порозовел от смущения.

– Я хочу сказать, вы – шотландцы, – поспешила она поправиться. – Вы свободны от крайностей, свойственных южанам. Все мы, обыкновенные люди, – или страстны или бесстрастны, или пылки или холодны. А у вас две температуры сразу – высокая и низкая.

– Что вы хотите этим сказать? Объясните, пожалуйста, сударыня.

– Вы веселы – и думаете о том, как преуспеть. Через минуту вам взгрустнулось – и вы начинаете вспоминать о Шотландии и своих друзьях.

– Да, я иногда думаю о родном доме, – согласился он простодушно.

– И я тоже… насколько это возможно для меня. Ведь я родилась в старом доме, а его снесли, чтобы построить новый, получше, значит, мне теперь, в сущности, не о чем вспоминать.

Люсетта не сказала, – хотя могла бы сказать, – что этот дом стоял не в Бате, а в Сент-Элье.

– Но горы, и туманы, и скалы, они-то остались! И разве они не все равно что родной дом?

Она покачала головой.

– А для меня это так… для меня это так… – проговорил он негромко, видимо уносясь мыслями на север.

Чем бы это ни объяснялось, – национальностью Фарфрэ или же индивидуальностью, – но Люсетта была права, когда говорила, что пить его жизни сплетена из двух волокон – начала коммерческого и начала романтического, – и временами их легко отличить друг от друга. Как разноцветные шерстинки в пестром шнуре, эти противоположности переплетались, не сливаясь.

– Вам хотелось бы вернуться на родину? – спросила она.

– О нет, сударыня! – ответил Фарфрэ, быстро очнувшись.

Ярмарка за окнами была теперь в самом разгаре, многолюдная и шумная. Раз в год на ней нанимали рабочих, и сегодня толпа резко отличалась от той, что была здесь несколько дней назад. Издали она казалась светло-коричневой, испещренной белыми пятнами, – основную ее массу составляли батраки в светлых блузах, пришедшие искать работу. С холщовыми блузами возчиков перемежались высокие чепцы женщин, напоминавшие верх крытой повозки, их ситцевые платья и клетчатые шали, – здесь нанимали также и женщин. В толпе, на углу тротуара, стоял старый пастух, обративший на себя внимание Люсетты и Фарфрэ своей неподвижностью. Это был человек, явно сломленный жизнью. Она далась ему нелегко прежде всего потому, что телосложение у него было слабое. Он так сгорбился от тяжелой работы и старости, что человеку, подошедшему к нему сзади, почти не видно было его головы. Пастух воткнул свой посох в канаву и оперся на его крюк, отполированный долголетним трением о ладони владельца и блестевший, как серебро. Старик позабыл, где он находится и зачем пришел сюда, и глаза его не отрывались от земли. Неподалеку от него велись переговоры, имевшие к нему непосредственное отношение, но он ничего не слышал, и казалось, будто в голове его мелькают приятные воспоминания об удачах, выпадавших на его долю в молодости, когда он был мастером своего дела и легко находил работу на любой ферме.

Переговоры велись между фермером из отдаленной местности и сыном старика. И переговоры эти зашли в тупик. Фермер не хотел брать корки без мякиша, иными словами, – старика без молодого, а у сына на той ферме, где он теперь работал, была возлюбленная, которая стояла тут же, ожидая результатов с побелевшими губами.

– Тяжко мне с тобой разлучаться, Нелли, – проговорил молодой человек, волнуясь. – Но сама видишь: не могу же я уморить с голоду отца, а он получит расчет на благовещение… Ведь всего только семьдесят миль.

У девушки задрожали губы.

– Семьдесят миль! – пробормотала она. – Не близко! Никогда больше я тебя не увижу!

И правда, семьдесят миль – непреодолимое расстояние для купидонова магнита: ведь в Кэстербридже, как и в прочих местах, юноши вели себя так, как ведут себя юноши всегда и всюду.

– Ах, нет, нет… не увижу, – повторила она, когда он сжал ее руку в своих, и повернулась лицом к дому Люсетты, чтобы скрыть слезы.

Фермер сказал, что даст молодому человеку полчаса на размышления, и, расставшись с удрученной парочкой, ушел.

Люсетта взглянула на Фарфрэ полными слез глазами. К ее удивлению, его глаза тоже увлажнились.

– Как это жестоко! – проговорила она с чувством. – Нельзя так разлучать влюбленных! Если бы это зависело от меня, я бы всем людям позволила жить и любить, как им хочется!

– Быть может, мне удастся устроить так, чтобы они не разлучались, – сказал Фарфрэ. – Мне нужен молодой возчик; и я, пожалуй, найму и старика в придачу… да, найму – он запросит немного и на что-нибудь да пригодится.

– О, какой вы добрый! – воскликнула она в восторге. – Пойдите поговорите с ними и дайте мне знать, если все устроится!

Фарфрэ вышел, и она видела, как он заговорил с влюбленными и стариком. У всех троих засияли глаза, и вскоре сделка была заключена. Фарфрэ вернулся к Люсетте, как только переговоры успешно закончились.

– Вы поступили великодушно, – сказала Люсетта. – Что касается меня, я позволю всем моим слугам иметь возлюбленных, если им захочется! И вы последуйте моему примеру!

Фарфрэ сразу стал серьезным и слегка покачал головой.

– Я вынужден быть построже, – сказал он.

– Почему?

– Вы… вы богаты; а я – торговец зерном и сеном, пока еще только пробивающий себе дорогу.

– Но я очень честолюбивая женщина.

– Видите ли, я не могу хорошенько объяснить все это. Я не умею говорить с дамами, все равно, честолюбивы они или нет; совсем не умею, – проговорил Дональд серьезным тоном, словно сожалея, что не умеет. – Я стараюсь быть вежливым… и только!

– Я вижу, вы такой, каким себя рисуете, – заметила она, явно беря над ним верх в этом обмене излияниями.

Смущенный ее проницательностью, Фарфрэ снова повернулся к окну и устремил глаза на кишевшую народом ярмарку.

Два фермера, встретившись, пожали друг другу руки и остановились под самым окном; слова их были слышны так же отчетливо, как слова влюбленных.