Иван Шишкин - Случайный попутчик

• Название: Случайный попутчик
• Автор: Иван Шишкин
• Жанр: Боевая фантастика

Условия выживания человека во всех мирах и во все времена просты: это знания, упрямство и решительность, но счастье и удача не всегда сопутствуют выжившим. Да и знаем ли мы истинную цену выживания?! Монаха, Принцессы, Кадета? Меня? Тебя?

---

Несколько раз Кьюррик почти дотягивался топором до сверкающего золотым шлемом воина с умело разящими короткими пиками, одетого в расшитый золотом красный плащ, но каждый раз на защиту этого воина бросались чуги, даже раненые. Они хватали Кьюррика за ноги, висли на нем своей тяжестью, кусали его сапоги, и воин-вождь на большом вороном коне успевал уклониться.

– Возьми его! Конь – твой! – прохрипел Кьюррик, задыхаясь.- Я встану у тебя за спиной… Залп! Залп! – хрипло крикнул он, оглядываясь по сторонам. – Стерра!… Стерра!…

– Стерра!… – браво откликнулись воины со всех сторон.

Засечный… восьмерка… подрез! Готов!… Прыжок! Кьюррик, не отставай!… Коленом в горло – прощай, чуг!… Круп коня!… Два меча слева!… Каролинский выпад – в грудь!… Есть! Еще раз! Падай!… Спасибо, Кьюррик!… Засечный… длинный вертикальный…восьмерка…толчок! Конь попятился, поворачивается… Морда коня!… Гладко выбритое молодое смуглое лицо с яростными глазами под золотым шлемом… Выбить коленом ногу из стремени!… Вот так! Всадник выронил пику, наклонился и, чтобы не упасть, схватился за гриву коня, сползая с седла… Теперь ты мой!… Левая рука вверх и вперед! Ткань! Захват! Какая скользкая ткань! Лишь бы оказалась крепкой…Рывок! Кадет присел, свалил наездника на почву, кувырнулся через него… локтем в горло!… Увернулся!… Кинжал!… Ах, ты!… Коленом тебя в живот!… То-то! «Плени его! Не убивай!» – хрипит Кьюррик где-то рядом… Пальцем сбоку – в открывшийся висок!… Обмяк!

Кадет вскочил на ноги, отбросил щит, перебросил меч в левую руку, правой рукой подхватил безвольное, неожиданно легкое тело чуга, и, косыми махами меча разгоняя и раня попадающихся ему на пути врагов, побежал к валунам, едва увернувшись от арбалетных болтов, метнувшихся ему навстречу.

– Обоз!… – из последних сил прохрипел багровый и потный от напряжения Кьюррик, опуская топор, и Кадет, бросив пленного за валуны, под охрану арбалетчиков, побежал к Пограничным Воротам, в створе которых кипел бой за обоз.

Победа, двадцать семь убитых чугов, еще девять – добитых раненых, три повозки с продуктами и оружием, девять лошадей, один пленный- это результат. Девять убитых, двадцать раненых – это цена.

Сидели кружком, даже не выставив дозор, молча отдувались, пили воду, кряхтели. Не хотелось ничего.

– Ты его не убил? – спросил о пленном Кьюррик, уже отдав все распоряжения по поводу дозора, трофейного оружия, обеда и похорон своих убитых. – Пойдем!

Они присели возле неподвижно лежащего тела. Кьюррик пощупал пульс на шее пленника и довольно кивнул головой. Расстегнул ремень под подбородком, сдернул шлем с безвольно мотнувшейся головы, посмотрел на шишку и расплывающийся синяк на виске, у самого края темных густых коротко постриженных волос, недовольно крякнул. Аккуратно развязал тесемки дорогого плаща, откинул его полы. На пленнике был тонко выделанный стальной с золотым рисунком нагрудник, такие же наплечники, наколенники и пустые ножны поясного кинжала. Размотал кожаные шнурки, снял нагрудник, разорвал ворот дорогой тонкой рубашки… ожерелье из необработанных драгоценных цветных камней… холмики задорных грудей… Женщина! Уши не проколоты – незамужняя женщина…

– Красивая…- произнес кто-то из воинов, обступивших пленницу и очень по-мужски вздохнул. – Живая?

– Из богатых…- произнес другой. И напомнил: – Каддет! Получишь награду или выкуп – угостишь нас вином. Так полагается!

Ей в лицо плеснули холодной воды, она не пошевелилась. Кьюррик нахмурился.

– Разрешите мне, мастер,- Кадет дотронулся до шишки – гематома!, потрогал ее края и с облегчением обнаружил, что височная кость цела. Поставил палец – и неприятно поразился его нецелительской нечистоте – на точку пробуждения, слегка помассировал. Через десять ударов пульса массаж точки отозвался глубоким вздохом пленницы. Кадет снял боевые перчатки с пленницы, сильно, болезненно помял бледные ногти. И ресницы затрепетали, мягкие бледные губы скривились в гримасе, шевельнулись брови. Женщина открыла светлые льдистые глаза, всмотрелась в лицо Кадета… Сначала в ее глазах плеснулся ужас, рот полуоткрылся в задержанном крике, и руки судорожно закрыли грудь, сдвинулись и напряглись ноги – обыкновенная реакция женщины, но губы тут же подобрались, брови нахмурились, и полный ненависти взгляд прошелся по лицам воинов.

– Хочешь пить? – мягко спросил ее Кьюррик. В ответ она плюнула ему в лицо. Ожидаемая реакция – опоздавшая реакция. Загнанные в угол звери бросаются, стараясь вцепиться в горло, слабый человек – плюется. Кадет ладонью перехватил плевок. Женщина отвернула лицо. – Это он тебя пленил,- Кьюррик кивнул в сторону Кадета. Косой взгляд на врага и опять плеснувшийся в глазах ужас. – Ты знаешь, у нас нет рабства,- мягко сказал Кьюррик. – И мы не насилуем пленных. Ни мужчин, ни женщин, не бойся этого, мы – не вы, чуги. Это мой воин. Его зовут Каддет. Он будет тебя стеречь. Слушайся его…Разойдитесь!- негромко приказал Кьюррик, и все воины немедленно отошли от пленницы. – Кто нашел ее кинжал, пусть отдаст Каддету, это его трофей… – так же негромко добавил Кьюррик, как бы в сторону.

– Встань,- строго сказал Кадет, и женщина, пораженная способностью этой жуткой громадной обезьяны правильно говорить по гиккейски, послушно быстро встала. Но покачнулась из-за головокружения, и замерла, когда, удерживая ее от падения, Кадет подхватил ее за талию. Он снял руку и усмехнулся про себя – шансов завоевать доверие женщин на Гиккее у него как не было, так и нет… А всему виной – гиккейские девичьи сказки: в них самый страшный вариант девичьей судьбы – стать женой гигантской обезьяны. Так однажды ему объяснила одна старая добрая женщина на Зеленых Землях.

Он собрал с камней все эти мелкие железки: нагрудник и заспинник, наколенники, наплечники, уголки, пояс с пустыми ножнами, пояс с кошелем… Пленница стояла перед ними в тонких шароварах из дорогой блестящей ткани и порванной у ворота рубашке.

– Женская Честь! – напомнил ей Кьюррик, и пленница швырнула ему под ноги стилет в кожаных ножнах. Оказывается, такой стилет прячут в широком поясе шаровар. – Шпилька! – из шва на левом рукаве рубашки женщина вытянула за круглую головку тонкую блестящую иглу. Кадет не успел, захваченный врасплох, но Кьюррик все-таки смог перехватить ее руку с иглой, метнувшуюся к беззащитной тонкой шее. Он сильно сдавил перехваченную руку и вынул иглу из пальцев. – Не делай этого никогда,- Кьюррик нахмурился. – У тебя есть Имя? Нет. Значит, твоя жизнь принадлежит твоим родителям и твоему Императору. Так, кажется, заведено у чугов? – Пленница промолчала. – Посмотри ее обувь,- велел он Кадету. – Иногда под стельками…

Под стелькой в одном маленьком ботинке лежало длинное лезвие острого ножа без ручки. В другом ботинке к стельке снизу были чем-то приклеены три большие золотые монеты, тяжелые Империалы – выкупные деньги.

– Я не хочу тебя унижать. Я оставлю тебе пояс невинности,- тихо сказал Кьюррик пленнице. Она покраснела и сжала губы. – Если ты прячешь в нем оружие – отдай его нам. И не делай ничего, чтобы я тебя унизил. – Она гордо вздернула голову, смотря в сторону. – Вот теперь – все! – Кьюррик кивнул Кадету. – Я ее доверяю тебе.- И посмотрел на него строго.

– Почему я, мастер?! – взмолился Кадет.

– Потому что я тебе доверяю,- веско произнес Кьюррик. – Бой показал, Каддет, что я могу доверять тебе.

Пленница стояла молча, глядя в сторону.

– Каддет не обидит тебя и защитит, если понадобится,- мягко произнес Кьюррик. Пленница закусила губу. – Пойми, ты не раба его, а пленница.

Кьюррик ушел, и Кадет остался один на один с девушкой. Молчание и бездействие – путь к отчуждению.

– Пойдем, ты умоешься, – сказал Кадет пленнице и пошел к речушке. Ему было обидно: из-за этой женщины теперь он не сможет лазить по скалам.

Прошло три дня – гонцы, посланные Кьюрриком, уже должны были доскакать до столицы с вестью о победе в бою и пленнице. Оставалось подождать дня три-четыре, и другой гонец доставит какое-нибудь распоряжение и закончится это муторное безделье.

И днем и ночью он находился рядом с пленницей, не сказавшей никому ни одного слова. Молча съедавшей ту пищу, что ей давали, молча лежавшей без сна длинные пустые дни в шалаше, который для нее соорудил Кадет поодаль от воинов, почти неслышно посапывающей там же ночью. Молча встававшей, когда ей требовалось уйти за дальние валуны. Она просто вставала, гордо глядя в сторону, а не под ноги, и ждала, когда страж тоже поднимется, и шла в нужную сторону. Ни разу не обернулась, не проверила, подсматривает ли за ней страж в самые деликатные моменты. Наверное, она считала его собакой-охранником, не стоящей слов и внимания. А Кадет исподволь наблюдал за ней, сквозь ресницы, делая вид, что дремлет. Так, он знал, что она иногда плачет – неслышно, без слез, без движения. Всего лишь прерывистое дыхание выдавало ее в эти минуты. Он узнал, что она грамотна – изредка забывая о его близком и постоянном присутствии, лежа в шалаше, она водила пальцем по воздуху и ему однажды удалось прочесть по буквам: Г-И-Г-А-Р, М-А-М-А. И еще он подозревал, что у нее очень сильно болела голова в тот день, когда жара сменилась на грозу – в полудреме она стонала. Жалобно, как больной ребенок.