Майра - Оливия и Смерть

• Название: Оливия и Смерть
• Автор: Майра
• Жанр: Фэнтези

Аннотация: Есть вещи, которые способны настичь человека через много лет. Как ни банально звучит, любовь и смерть – как раз из этого разряда.

---

– А кто будет петь партию Смерти?

Патрик вздохнул.

– Не знаю. Здесь нужен более низкий голос, мне кажется. Мы не сходимся во мнениях с Лоффтом. Он хочет сделать Смерть бесполой, этакое порождение зла с косой и прочими атрибутами, нагоняющими ужас. А я… мне кажется, Смерть должна быть привлекательна.

Пабло вздёрнул густые иссиня-чёрные брови.

– Привлекательна? Ты что, хочешь сделать вашу оперу гимном Смерти?

– Нет. Не гимном. Я хочу понять, что заставляет человека добровольно отказываться от жизни, когда он встаёт перед выбором. Музыка Гунтера многое мне подсказала. Героиня в конце сама выбирает между двумя возлюбленными, между двумя серенадами. И у публики должно быть ощущение, что у неё было право выбрать именно так.

Пабло пожал плечами и откинулся в кресле, скрестив длинные ноги.

– Не понимаю. Кстати, а как называется твоя опера? О чём она?

– Мы назвали её "Оливия и Смерть".

Молодой тореадор вздрогнул и повернул голову, их взгляды встретились.

– Оливия, – сказал он. – Вот оно что. Не думаю, что ей действительно хотелось умирать.

Патрик, которого это знание мучило вот уже второй год, вздохнул.

– Уверен, что нет. Но эта опера – не для мёртвых, а для живых. Для тех, кто остался на грешной земле нести крест своих утрат. Уже то, что эти стихи были написаны, служит мне большим утешением.

Юноша в ответ покачал головой.

– Чего мы будем стоить, если совсем утешимся? Это страсть делает нас живыми – любовь, скорбь, ненависть, надежда… Тихая печаль – всё равно что тлеющая болезнь: ты не вполне жив и не совсем мёртв.

Стихотворец рассмеялся, смех получился не слишком весёлым.

– На взгляд здешних людей, ты дикарь, Паблито! Здесь не живут страстями, здесь ходят на службу и посещают мессу. Всё остальное протекает за закрытыми дверями. Прежде мне казалось, что стоит заглянуть туда – и там действительно обнаружатся страсти, интриги, тайны, – всё то, о чём пишут в романах. Но вот уже год, как я в столице и при дворе, и могу сказать тебе, мой друг, совершенно определённо: за дверями – всё та же рутина и всё та же обыденность. Этот мир слишком стар, чтобы в его жилах по-прежнему бурлила кровь.

Пабло поднялся, на его губах неожиданно заиграла улыбка.

– Этот мир велик, Патрик. Старое вино не бродит, но будит внутри нас таких затаённых химер, о которых мы и не подозреваем на трезвую голову. Я хочу взглянуть на вашу оперу. Возьми меня с собой в театр. И, кстати, я забыл спросить. Кто играет Оливию?

Магде Тайнер недавно минуло тридцать лет, из них пятнадцать она отдала вокалу. У неё было нежное и одновременно сильное верхнее сопрано, в котором, к счастью, напрочь отсутствовали визгливые нотки, столь характерные для высоких голосов. Она не являлась примадонной, не была избалована вниманием, ей чаще всего доставались вторые и третьи роли, она прекрасно умела оттенять других. Сейчас же, когда ей нужно было самой выйти на первый план, она смертельно боялась, и ноты падали в тишину зрительного зала, как мёртвые бабочки. Её муж Теодор, которому прежде случалось петь и партию Орфея, и арии Себастьяна, с жалостью наблюдал за ней из партера.

Увидев Патрика, Гунтер Лоффт со стоном бросился к нему.

– Ужасно! – вскричал он. – Вот так гибнут все гениальные замыслы! Это не Оливия, это какая-то тряпичная кукла. А Бертрам? Я потратил неделю, уламывая этого бездельника Тео – ради чего, спрашивается? Ради того, чтобы он выполз на сцену и изобразил блеяние умирающего от голода барана? Видит Бог, Патрик, я готов бросить всю эту затею!

– Даже и не думай, – отозвался поэт как можно беспечнее. Он поднялся на сцену и встал рядом с приунывшей Магдой.

– Я хочу представить вам всем моего друга, – сказал он, жестом указывая на высокую тонкую фигуру, неторопливо шествующую по проходу между кресел. – Его зовут Пабло Мендоза, он будет тихо сидеть в третьем ряду и никому не помешает.

Патрик выразительно посмотрел на своего спутника. Тот изобразил лёгкий поклон, одновременно ухитрившись пожать плечами, и устроился в одном из кресел. Гунтер со вздохом дал знак продолжать репетицию.

Дирижёр постучал палочкой по пюпитру, расслабившиеся было музыканты завозились на своих местах, поудобнее пристраивая инструменты. Прозвучали последние такты прелюдии, сразу за которой шла ария Оливии. Магда на сцене приняла позу, которая, в её понимании, приличествовала юной девушке, и запела:

– В саду Господнем роз не счесть,

Блистающих красой,

И лилий царственных венцы

Освящены росой.

Я, как Господень сад, чиста

Среди родных лугов,

Ещё не ведали уста

Мои любовных слов.

Тонкие руки Магды поднялись в неловком жесте и тут же безжизненно упали. Патрик обнаружил, что тоже смотрит на неё с жалостью, которая за последние две недели стала уже почти привычной. То, что раньше пробуждало в нём боль от невозможности воплотить свой замысел так, как он желал, теперь вызывало лишь тупую апатию. Он не знал других женщин, которые бы больше подходили на эту роль, и не знал средства разорвать невидимые путы, мешавшие Магде. На лице Гунтера, стоявшего поодаль, застыло похожее страдальческое выражение. Расстроенный Тео нервно зевал.

Магда оборвала арию на полуслове, музыка звучала ещё с минуту, постепенно сходя на нет.

– Я не могу, – всхлипнула певица. Пасторальные декорации позади неё придавали каждому её жесту и каждой интонации подчёркнутую театральность. – Мне кажется, я теряюсь на этой огромной сцене. Мне кажется, что каждая нота моего голоса фальшива, а жесты неестественны. Как будто я – забытая кем-то на полу марионетка…

– И хотел бы утешить тебя, да нечем, – сварливо отозвался Лоффт. – В этой сцене кордебалет не предусмотрен. Ты здесь одна, это твой разговор с собой и с окружающей натурой. Вкладывай в него что хочешь, но если публика заснёт на этом месте, тебе вряд ли удастся блеснуть в финале.

– Не ворчите на неё, Гунтер, – вступился Тео. – Вы думаете, легко оказаться на сцене в одиночестве после того, как ты столько лет кому-то подпевал?

– Я ничего не думаю, – угрюмо ответил музыкант. – Вернее, единственное, что я думаю – это то, что вам обоим выпал счастливый случай показать себя, и вы его благополучно провалили.

– Дай Магде отдохнуть, несчастный брюзга! – вмешался Патрик, видя, что музыкант вот-вот вспыхнет, и зная, чем это грозит едва рождающейся опере. – И потом, разве обязательно начинать с самой первой сцены? Пусть пока поработают Тео и… Ты так никого и не присмотрел на роль Смерти?

Гунтер, начавший было успокаиваться, вновь ощетинился.

– Ну, знаешь ли, с теми требованиями, которые ты мне выдвинул, мы можем искать ещё долгие годы! Все здешние басы уже разобраны, они предпочитают работать с более известными постановщиками. Я, конечно, могу поискать и по кабакам, но будь готов к тому, что нас после первых же тактов вытолкают взашей.

Патрик махнул рукой, прерывая его:

– Бог с ним! Пусть поработают Тео и хор на площади. Магда, милочка, посиди со мной, успокойся!

Сникшая Магда в белом платье спустилась в зал, а на сцену поднялся её муж в сопровождении нескольких актёров помельче рангом, изображавших горожан. Дирижёр не стал дожидаться, пока Лоффт подаст знак начинать, оркестр заиграл лирическую песню, и Тео неожиданно бодро начал свою партию:

– О город виноградных лоз,

Струящихся с колонн седых!

Приют красоток молодых,

И родина пьянящих роз!

Сладка мне память детских лет,

И каждый камень мне знаком.

Здесь родина, здесь отчий дом,

Прекрасней мест на свете нет.

Невысокий и коренастый, с хитроватым лицом крестьянина, Тео обладал на удивление чистым и звучным тенором и владел им мастерски. Он был актёром от Бога, театр был его жизнью с семнадцати лет, когда он впервые появился на этой сцене в роли Керубино. Даже то, что сегодня Тео был не в духе, расстроенный неудачей жены, не могло заставить его сфальшивить или выйти из образа весёлого повесы, вернувшегося домой после долгих странствий.

Несколько поспешно и деревянно вступил один из "горожан", обращаясь к другому:

– Кто этот юноша? Его не знаю я.

Должно быть, он с товаром прибыл к нам.

А может, снова рекрутский набор?

Гунтер с разгладившимся лицом слушал, как его музыка обретает плоть. Магда опустилась в кресло рядом с Патриком, поэт ободряюще потрепал женщину по руке, чувствуя на её коже влажность слёз.

– Тео молодец, – сказал он. – Знала бы ты, сколько бумаги я перепортил, пока написал эти стихи! А он поёт почти без огрехов, так сказать, сразу на чистовик.

Магда благодарно улыбнулась, но ничего не ответила.

На сцене хор горожан вопрошал у новоприбывшего Бертрама:

– Кем возвратился ты домой -

Героем, в битвах закалённым

Или удачливым купцом?

Прославил ли свой древний род

Или достаток приумножил?

Гунтер остановил действие и сделал несколько замечаний музыкантам и актёрам из хора, затем велел начать с начала. После четвёртого раза он наконец остался доволен и позволил перейти к следующей сцене, где должна была вновь появиться Оливия, на сей раз в паре с Бертрамом. Это была сцена их первой встречи.