Ольга Онойко - Дети немилости

• Название: Дети немилости
• Автор: Ольга Онойко
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-057259-5; 978-5-403-00668-2

Зачем магия – движущая сила мира – раз в пятьсот лет сталкивает две сильнейших державы в кровопролитной войне, отбрасывающей цивилизацию на века назад?

Последователи гордого учения арсеитов уверены: магия есть воплощенная воля изначального Зла. Лишь Милосердная мать Арсет способна противостоять этому Злу, но и ее божественные силы не беспредельны.

...Ныне войне предстоит разразиться вновь. Королевство Аллендор и Уаррская Империя уже вступили в борьбу за мировое господство.

Аллендорцы делают ставку на новое мощное оружие, уаррские же маги-некроманты дерзнули воскресить из мертвых величайшего полководца былых эпох. Времени, чтобы отвратить неотвратимое, – все меньше.

Но Арсет, решившая не допустить новой кровавой бойни, решает наделить могуществом трех людей – молодого мага Лонси, воинственную деву Юцинеле и юного наследника уаррского престола Морэгтаи...

---

– Разве в Данакесте мало дел?

– Немало.

– К тому же, – Онго подался вперед, и выражение его маски снова необъяснимым образом изменилось: теперь передо мною сидел не генерал, а поэт, – госпожа Эррет в пути. Встречай Эррет, Мори. – Онго улыбался под маской. – Если позволишь мне советовать – это сейчас самое важное из государственных дел.

– Спасибо, – сказал я, сощуриваясь. – Приятно, когда тебе доверяют важные государственные дела.

– По-твоему, княгиня Улентари не государственное лицо?

Эррет государственное лицо вовсе не потому, что несколько недель назад сочеталась браком с князем Сандо, молодым владетелем Уленакесты. Онго иронизировал. Я промолчал, ожидая продолжения.

– Мне кажется, ей есть что тебе сообщить, – сказал Онго. – Мори, работать ты будешь всю жизнь и, полагаю, некоторое время после, а молодость бывает один раз. Поверь поднятому старику.

Я выгнул бровь. Приятно, когда эта гримаса не заставляет собеседника бледнеть и отшатываться... Онго снова пощелкал пальцами.

– Я располагаю твоим согласием?

Я помедлил.

Занятное чувство: будь на месте Онго кто-то другой, мне следовало бы разгневаться и поставить наглеца на место. Эрдрейари все решил за меня. Он ограждал меня от опасностей, словно ребенка. Впрочем, для него я и есть ребенок, глупо не признавать этого, тем паче – стыдиться... Для легендарного полководца ребенком был даже мой отец. У Онго несравнимо больше опыта; его и призвали для того, чтобы он принимал решения.

– Да, – сказал я и добавил с официальным видом. – Генерал, поручаю вам ознакомиться с положением дел на востоке. Документы?

Из складок плаща Эрдрейари вынырнула уже оформленная бумага. Я не удержался от понимающей усмешки: Онго предвидел, что я соглашусь. Впрочем, я это и сам предвидел, а посему оскорбляться было совершенно не на что.

Эрдрейари свернул подписанные бумаги в свиток; любопытно, как давно люди перестали это делать... Все же от иных привычек генерала до сих пор веет седой стариной. Думаю, он нарочно не избавляется от них: старомодность добавляет ему обаяния, а Онго отменный знаток светской жизни.

Я прошел к окну и выглянул наружу, ища глазами часовых.

Если на полигон, где верховный маг дописывает разрыв пространства, отправится вместо меня Эрдрейари, сегодняшний день наполовину свободен. Разберусь с ходатайствами, отвечу на письма... Но мне не хотелось приниматься за это немедля: нечаянно избавившись от одного груза, можно немного отдышаться, прежде чем искать новый. Необходимость отправляться на острова тяготила меня; в Сердцевинной Уарре многие увлекаются изучением культуры наших восточных колоний, публичные лекции в Институте Востоковедения всякий раз становятся событием – а я к тайнам архипелага равнодушен. Матушке нравилось рассуждать о том, что я, родись я в другой семье, мог бы стать историком. Она была права, но занимался бы я тогда Уаррским Севером, культурой прекрасной, мрачной и мужественной, а не изнеженным утонченно-коварным Востоком.

Улентари – тоже Восток, пусть куда ближе, чем Тиккайнай и Хетендерана. Но дух Востока там уже силен. Полагаю, Эррет так быстро покинула Улен не только потому, что всегда управляется с делами споро. «Встретить Эррет? – подумал я. – Хорошая мысль. Если я пойду пешком, то попаду на авиаполе как раз к ее прибытию. Как давно я последний раз просто гулял по улицам...»

Исчерканная страница блокнота, брошенного на подоконник, поманила неожиданно разборчивыми буквами. Перо лежало поперек строк. Под блокнотом был дайджест утренней прессы, угловатые газетные заголовки виделись мне простыми узорами на дешевой бумаге: я разучился читать газеты с тех пор, как это стало обязанностью. Но каллиграфический почерк Эрдрейари приказывал разобрать написанное, и, почти стыдясь своей неучтивости, я пробежал глазами по строкам.

Жёстко сплетенье упрямых линий
Башен, прорезавших окоём.
Встала серебряная твердыня
В блеске и славе своих знамён.
Свищет в бойницах упругий ветер,
Воды речные тревожит рябь,
И океанским приливом света
Город захлестывает заря...

– Оставь, Мори, – проворчал генерал за моим плечом. – Это почеркушки от безделья. Что вижу, то пишу.

Я оглянулся в смущении; ритм стиха меня увлек, а образы пришлись по душе. Впрочем, непритязательный вкус нередко становился причиной моих конфузов.

Помнится, Онго очень сердился, когда обнаружил, что иные бойкие историки генерала Эрдрейари и поэта Эрдрейари полагают разными людьми. Дескать, великому полководцу приписали творения какого-то младшего офицера, безымянного от скромности и времени. На предмет личности этого скромника даже проводились изыскания. Успокоившись немного, Онго нашел ситуацию комичной и, не в силах отсмеяться, сказал, что теперь он вдвойне высокого мнения о себе. «Представь, Мори, – сказал он. – Тебя поднимают, и ты находишь, что курсанты в Академии изучают планы твоих кампаний, а дамы в салонах – томики твоих стихов. Согласись, это лестно».

Однако он желал окончательно посрамить сомневающихся – а для этого нужно было написать что-нибудь новое. Но после пробуждения из-под его пера еще не вышло ничего, что сам он счел бы удачным. Эрдрейари опасался, что его дар не вернется. При мне он только раз обмолвился об этом, но в самом деле весьма тревожился.

...Онго выхватил блокнот из-под моей руки, изящным движением вырвал лист, скомкал и бросил в корзину для мусора. Я несколько растерялся.

– Оставь, – повторил генерал, усмехаясь. – Ты хочешь ехать на авиаполе, Мори?

– Я думал о том, чтобы отправиться через город пешком, – признался я. – Но, боюсь, из этой затеи ничего не выйдет.

– Почему? – деликатно спросил Онго; он хорошо знал ответ.

– Меня не выпустят без охраны, – вздохнул я. – За мной потащится целая рота. Ездить под конвоем еще сносно, а вот гулять уже неприятно.

И я покосился на Онго с удивлением: генерал рассмеялся.

– Этой беде можно помочь, – сказал он и отеческим жестом положил руку мне на плечо. – Если пожелаешь, конечно.

– Каким образом?

Онго хмыкнул, помедлил немного и стал расстегивать плащ.

Я встрепенулся.

Вообще-то подобный способ отвязаться от сопровождения в юные годы использовался мною не раз: довольно сложно бегать на свидания, если о твоей безопасности печется столько людей, которым больше нечем заняться. Но генерал!..

– Со времен моей молодости ничего не изменилось, – сказал Эрдрейари, все еще смеясь. – Не думаешь же ты, Мори, что тебе первому пришла в голову эта идея? Я и сам неоднократно использовал подобную тактическую уловку, только с другой стороны... ах, воспоминания.

Я улыбнулся. В свое время Эрдрейари был красавец и сердцеед.

– Лаанга еще не закончил свою работу, – с неудовольствием добавил Онго, щелкая пальцами, – я, откровенно говоря, весьма утомился ждать. Очень хочется выкурить трубочку и что-нибудь пожевать. Надеюсь, тебя не шокирует вид человека в костяной форме.

– Меня даже Лаанга не шокирует. Со своим некромантским чувством юмора.

– Вот и хорошо, – резюмировал Онго, накидывая свой плащ мне на плечи и оценивая вид критическим взглядом. – Иди, Мори. Встречай Эррет. Мы одного роста, в здании различие в пластике движений не так заметно, а на улице...

– На улице меня раскусят, – согласился я, чувствуя, как внутри разгорается азарт. – Живой, надевший плащ поднятого... что обо мне подумают?

– Что ты либо убийца, либо влюбленный, – ответил Онго, подавая мне маску. – Так было и так будет...

И вдруг застыл. Я, не уследив, неловко дернул маску из его рук.

– Мори, подожди.

– Что?

– Мои знаки начертаны на маске, – сказал Эрдрейари. – Но у тебя-то есть живая плоть. И перед тем, как выйти из дома, стоит написать хотя бы «исток».

Я невольно поднял руку к скуле.

Я действительно забыл нанести знаки.

И тут меня самого посетило дурное предчувствие.

Я шел по набережной Яневы навстречу течению.

Плащ Онго бился на ветру; выдайся утро чуть жарче, я бы вспотел, но на холоде мне гулялось вполне уютно. Немногочисленные прохожие не обращали на меня внимания, принимая за офицера Особых корпусов. Я намеревался снять плащ, когда отойду подальше от Данакесты: свернуть в безоконный проулок, сложить тяжелую ткань и припрятать где-нибудь. Но пока мое лицо скрывала маска поднятого, и свежие знаки горели под ней, точно на чернила внезапно открылась непереносимость.

Знаков много. Каждый выбирает те, что понадобятся ему сегодня. Но «исток» наносят все: с него начинается лицевая роспись. В старину человека без «истока» на скуле могли и поколотить: считалось, что пустолицый приваживает злых духов. Чужак так попросту рисковал жизнью.

У меня в кабинете на столе лежит роскошный подарочный альбом, энциклопедия знаков. Один из немногих удачных подарков моей матушки. Она любила подарки с намеком, и могла донамекаться до женских серег – с целью побудить меня искать супругу. Но за альбом я ей благодарен. Там сыскалась «ледяная чайка», усложненная модификация «чайки бесстрастия», и только мощный знак дал мне силы продержаться в день Весенних торжеств...