Александр Горянин - Мифы о России и дух нации

• Название: Мифы о России и дух нации
• Автор: Александр Горянин
• Издательство: Pentagraphic, Ltd
• Жанр: Публицистика
• Год: 2001
• ISBN: 5-93202-008-3

Автор убедительно доказывает, что мировосприятие современного российского общества заволокли мифы — то откровенно нелепые, то почти правдоподобные на вид. Многие из этих мифов даже стали частью нашей политической культуры. Общее у них одно: они навязывают нам преуменьшенную самооценку, пониженное самоуважение, подрывают нашу веру в себя, подрывают дух нации. Когда дух нации низок, она подобна организму с разрушенной сопротивляемостью. Когда он высок, никакие трудности не страшны, любые цели достижимы. Автор ставит перед собой задачу разрушить наиболее вредоносные мифы о России. «Пока не будет произведено изгнание этих бесов, страна обречена жить с опущенными руками», утверждает он. Книга адресована всем, кто любит Россию.

---

Если сравнить историю ее строительства (Транссиб был заложен в 1891 г., а уже через десять лет, в 1901-м, пошли поезда Петербург-Владивосток) с той тягомотиной, в какую вылилась прокладка вдвое более короткого БАМа (строительство велось с перерывами в 1932–1951, возобновлено в 1974 и не закончено по сей день, ибо Северо-Муйский тоннель будет открыт для движения, говорят, только в 2002 году), да еще с поправкой на технический прогресс за столетие, то на этом примере напрашивается вывод, что советская созидательная энергия оказалась примерно вдесятеро слабее имперской. Это очень хорошая иллюстрация к обсуждаемой теме.

Российская империя буквально вибрировала витальной энергией, и понятие «серебряный век»  (на самом деле, воистину золотой) приложимо не только и не столько к литературе и искусству, но практически ко всему, в чем она проявила себя перед своей нелепой гибелью.

Я не утверждаю, что позитивный дух пронизывал в ушедшей России всё и вся, так не бывает нигде. Как в любом обществе, было полно социально ущемленных. Более того, задним числом видно, что стремительное капиталистическое развитие маргинализировало избыточно многих. Социологи утверждают, что когда число людей, считающих, что терять им нечего, достигает пяти процентов, это уже очень опасный уровень. Как показали ближайшие годы, Россия кануна Первой мировой войны подошла к этому уровню или его превысила. Пять процентов населения в то время — это примерно 7 млн. человек, огромное количество. Сперва события 1905-07 гг., а затем безнаказанность и ожесточение гражданской войны дали этим людям возможность реализовать свою разрушительную энергию, и какую! По сравнению с ними сегодняшние маргиналы (к счастью) производят впечатление людей с вынутым стержнем.

Но благоприятный, казалось бы, фактор — высокая самооценка нации, как следствие ее растущей витальности и энергетики (даже при наличии некоей негативной составляющей — а где ее нет?), оказал в судьбоносный миг дурную услугу этой нации. Воистину, иногда стране полезно быть менее уверенной в себе. Всеобщая вера в русскую силу и несокрушимость бесспорно оказывала давление на действия людей, принимавших решение о вступлении России в войну 1914 года. Эта вера била через край. Буквально каждый, кто описывает день объявления войны, вспоминает об энтузиазме, охватившем решительно всех, о ликующих толпах на улицах. Сомневающиеся и пессимисты так себя не ведут.

Если бы Россия 1914 года жила своим нынешним самоощущением, то, конечно, остереглась бы ввязаться в ту войну, самую роковую в своей истории. Это, наверное, единственный возможный плюс низкого духа нации. Все остальные последствия низкого духа негативны.

Вовсе не хочу этим сказать, что россияне образца 2000 года плохи или тем паче безнадежны. Не устаю повторять, что они совершили чудо, преодолев коммунизм. Они обнаружили немало неожиданных и замечательных качеств.[97] Но все это не отменяет того факта, что их дух сегодня непозволительно низок.

Они бесконечно далеко ушли от себя самих образца 1986 года, и о том, чтобы вернуть их в прежнее состояние, не может быть и речи. Но нас сейчас больше интересуют сопоставления с другим годом, 1914-м. Интересует, можно ли перебросить мост над этой пропастью? Отвечает ли наш современник с его, прямо скажем, иным восприятием своей страны, идеалу воссоздания ценностей ушедшей России?

Два самоощущения, две идентичности, два народа

Хорошо ли, плохо ли, но Россия начала ХХ века, будучи обществом консервативным, не была способна на перемены такого размаха и такой быстроты, какие оказались ей по плечу в его конце. В начале века она слишком крепко держалась за свое — и за то, за что необходимо было держаться, и за то, что следовало отбросить. Пережитые в ХХ веке потрясения и страдания сделали ее другой страной. Новую Россию населяют уже совсем другие люди. Достаточно сказать, что ушло крестьянство со всем его укладом, обычаями, нормами, правилами и ценностями, ушло то, что Пьер Паскаль называл «русской крестьянской цивилизацией» .

Если к началу Первой мировой войны крестьяне составляли 83 % населения России, то уже в 1984 г. негородское население РСФСР составляло только 28 %, в том числе «колхозное крестьянство»  — всего 10 %.[98] Скачкообразно расширилась «доля занятых преимущественно умственным трудом» : уже согласно переписи 1979(!) года она составляла в РСФСР 31,2 %.[99] Соответствующих данных переписи 1989 года мне отыскать не удалось (не исключаю, что из-за последовавших вскоре потрясений и распада СССР часть материалов этой переписи осталась неопубликованной), но приведенная цифра наводит на мысль, что сегодня доля «белых воротничков»  в Российской Федерации примерно равна доле рабочего класса (сильно сократившейся за последние годы).

Былая Россия исчезла как Атлантида. Новую, повторяю, населяет другой народ. Конечно, этот народ является культурным наследником народа 1914 года, но всякий наследник распоряжается унаследованным по своему усмотрению — что-то использует, а что-то закидывает на чердак. Мало кто из пишущих на эту тему удержался от соблазна предположить, что новый народ много хуже того, ушедшего (не удержались даже те, кто рисует историческую Россию грязно-серыми красками), но в действительности картина не так проста. Надежду на то, что в чем-то он и лучше, вселяет как его постсоветская эволюция, так и сама способность к столь быстрой эволюции, его гибкость, социальная мобильность, прагматизм, предприимчивость, здравый смысл, политический инстинкт, обучаемость, свободолюбие.

Давайте посмотрим, уцелело ли что-нибудь от российского самоощущения начала века. Новый российский народ не сохранил и не мог сохранить веру в незыблемость окружающего его мироздания — ХХ век отнял всякую надежду на незыблемость. Бесповоротно расколото и единство русской нации, о чем позаботились советские коммунистические вожди, проведя «украинизацию»  и «белорусизацию» . Обратное слияние с теми, кто осознал себя в качестве украинцев, и только украинцев, видимо уже невозможно. Хотел бы ошибиться, но, боюсь, то же относится и к белорусам. А вот осознание той истины, что Россия не может быть (и не нуждается в том, чтобы быть) монолитом, что она разнообразна от природы и отдельные ее части вправе иметь разное устройство, это осознание возвращается к нам.

Чувство слитости с Россией у населяющих ее нерусских народов сегодня подвергается испытанию, так что оценивать его преждевременно. Видимо, пройдет не одно десятилетие, прежде чем оно вновь определится более или менее четко.

Эквивалент веры во всемогущество «белого царя»  исчез почти полностью. У людей больше нет горделивой уверенности (и в прежние-то времена часто иллюзорной), что за их спиной — держава, которая не даст их в обиду, они сегодня уверены попросту в обратном. Потребуются долгие годы и немалые усилия, чтобы восстановить эту веру. Не возникает у сегодняшнего российского человека и ощущения привлекательности своей страны для внешнего мира — даже при виде потока законных и незаконных иммигрантов, переселенцев, беженцев, гастарбайтеров, ежедневно вливающегося в нее через прохудившиеся границы. И дело не только в его личных наблюдениях и сопоставлениях, над негативным образом современной России много поработали отечественные СМИ и отечественный кинематограф, у нас уже шла речь об этом.

В сознании сегодняшнего усредненного россиянина не осталось и следа от былого образа молодцеватой и неустрашимой империи, причем, опять-таки, не по одним лишь объективным причинам. Но, повторюсь, если его отсутствие удерживает нас от каких-то рискованных шагов, оно и к лучшему. И все равно нельзя не пожалеть о том спокойно-уверенном настрое, который был органичной частью российского мировосприятия и который (добавлю) излучают даже старые фотографии, они есть почти в любой семье. Бравые усатые мастеровые и телеграфисты, паровозные машинисты и конторщики, курсистки и сестры милосердия — от них исходит явный положительный заряд, по контрасту с гнетущей аурой, окружающей людей на фотографиях 30-х и 40-х годов. Снимки начала века прямо-таки подзаряжают нас, послереволюционные же, по некоторым утверждениям, небезопасны в быту. Впрочем, не будем о недоказуемом.

Вера в Бога, боюсь, уже никогда не станет в России частью драгоценной триады «За Веру, Царя и Отечество»  («за Царя»  — означает, если вдуматься, «за незыблемость государства и его устоев» ) — не станет, ибо нет больше тех, кто ощущал эту триаду сердцем, без рефлексии и сомнений.

Уже видны пределы российского религиозного возрождения, одного из самых отрадных явлений посткоммунистической России. Эти пределы кладет нравственный релятивизм. Он воцарился у нас вместе с высоким образовательным уровнем населения. Для начитанного и эрудированного человека (в отличие от простого крестьянина) грех, увы, не всегда табуирован и, к тому же, относителен.