Шумилин Ильич - Ванька-ротный

• Название: Ванька-ротный
• Автор: Шумилин Ильич
• Жанр: Альтернативная история

---

– Что это, – подумал я.

– Для чего всё, – это опросил я его, удивлённый.

– У нас порядок такой, дорогой мой лейтенант! Давайте пожалуйста ваш револьвертик! Я расстегнул кобур, достал свой наган и положил его на ладонь капитану. Комбат и Татаринов сделали то же самое. После этого нас пропустили в избу. Двое часовых в новых овчинных полушубках на перевес с автоматами охраняли крыльцо и дверь. Мне велели присесть в передней, а комбата и Татаринова провели дальше. 0 чём с ними говорили, мне было неизвестно. Я хотел было закурить, но меня тут же одернули.

– У нас здесь не курят!

– Что за учреждение? И почему здесь нельзя курить?

– Здесь военный трибунал, а не учреждение! И вам, пока вы здесь сидите, курить не полагается!

– Как! – вылетело у меня от неожиданности" Дверь во внутреннее помещение открылась, и меня пригласили войти. Я, ничего не думая, спокойно сажусь на заднюю лавку у стены. Капитан подходит ко мне и обходительно просит пересесть на переднюю лавку.

– А мне сюда зачем? – спрашиваю я. Мне сзади смотреть удобней.

– Вы, лейтенант, уже не свидетель.

– Кто же я такой?

– Вы, как и они, подследственный и участник.

– Какой участник? В чём я участвовал и где?

– Давайте помолчим! До вас очередь дойдет, суд во всём разберётся. Капитан легонько, подтолкнул меня вперед и, положив руки мне на плечи, кивнул головой на свободное место [на передней лавке]. Я, не думая ничего, послушно опустился.

– Вы видите, что я с вами обращаюсь не как со взятым под стражу, а совсем наоборот! – шепчет он мне, усаживаясь сзади.

– А чему я собственно участник, – спрашиваю я его в свою очередь в полголоса.

– 46 -

– Не волнуйтесь лейтенант, не надо, не торопитесь. Держите себя достойно. Вы ведь офицер! Сейчас во всём разберутся и вынесут справедливое решение.

– Вы подтверждаете, что заблудились в лесу и всю ночь блуждали? – услышал я чей-то голос. Потом о чём-то говорили другие. С мороза и с воздуха и от быстрой, долгой ходьбы я не мог сразу вникнуть в происходящее. Я почему-то разговор воспринимал урывками. Впереди, за накрытым красной материей столом сидели люди в военной форме. Перед ними лежали бумаги. Что это, собрание или праздничный президиум? После долгого разговора с комбатом, судьи попросили его пересесть на боковую скамью, около которой стояли два вооруженных солдата. Подошла очередь Татаринова. Он почему-то подкашливал и вытирал ладонью пот с лица.

– Вы прибыли в роту, в ту ночь, когда батальон заблудился в лесу?

– Да! – ответил он не подымая головы. Сегодня 13-ое ноября определил я подсчетом. Шестой день с того дня, когда нам в траншее выдали водку. Кто-то подтолкнул меня сзади в плечо. Я быстро обернулся. Капитан показал мне пальцем в направлении красного стола. Я сразу понял, что теперь меня требуют к ответу. После целого ряда вопросов, где я родился, кто я, и другие, меня спросили:

– Вы были на берегу Волги, когда батальон занимал там оборону?

– Да, был, – ответил я.

– Когда вы оставили линию обороны и отошли от берега Волги?

– Я берег Волги не оборонял. У меня приказа на оборону берега Волги не было. Мы лежали, на берегу и ждали, когда наш командир роты старший лейтенант Архипов вернётся о того берега. Я отошел от берега Волги, когда началась бомбёжка. Сначала отошёл батальон, потом обнаружив, что мы остались одни, мы отошли за батальоном.

– Я думаю достаточно, – сказал кто-то сидящий за столом.

– Больше вопросов нет, – сказал мне тот, что меня допрашивал. После некоторой паузы, сидевшие за столом удалились на совещание. Они вернулись, нас попросили встать. И суд объявил свое решение. Комбат получил восемь лет лишения свободы, а нам с Татариновым по статье 193 – 21"Б" УК РСФСР условно дали по пять лет. Когда нам по очереди дали последнее слово, то я задыхаясь от несправедливости сказал, что всех перечисленных деревень о которых здесь идет речь, и которые полк оставил без боя, я в глаза никогда не видел и о них не слыхал.

– 47 -

– Покажите приказ, или пусть подтвердят отдавшие его люди, что и оставленные во время переправы через Волгу солдаты обязаны были оборонять одну на указанных здесь деревень. Я с солдатами на берегу остался случайно. Я приказа на оборону берега не имел.

– Мой командир роты Архипов с тремя взводами переправился на тот берег реки и приказал мне на следующем пароме следовать за ним. Саперы у нас на глазах взорвали паром и сбежали в тыл. Я остался на берегу без всякой связи и без знания обстановки. Где и куда пропала наша рота, никто не знает. Мне здесь ставят в вину сдачу целого района деревень: Избрижье, Заборье, Стружня, Галыхино, Тухминь и Степанково. Район на десятки километров для взвода в тридцать человек солдат не слишком ли много? Его должна оборонять по крайней мере дивизия. Если здесь вершится правосудие, то почему мне в вину ставиться невозможное и такая несправедливость? Меня тут же прервали и разъяснили, что я должен говорить только по существу и добавили:

– Виноват полк. В полку осталось три офицера. Эти трое – вы! В решении суда всё учтено!

– Если все установлено, то вам хорошо известно, что немцы и техника переправлялись у пристани Избрижье. А я находился в то время от Избрижья в пятнадцати километрах, если идти по берегу вверх по течению реки. Где же тут логика?

– Ты, лейтенант, не кипятись! – услышал я голос капитана у себя за спиной.

– Чего ты лезешь на рожон? У тебя всё условно! Ты должен быть рад, что так легко отделался? Вернешься в роту! Сейчас револьвер свой получишь! Вот у комбата дела обстоят гораздо хуже! Слова капитана сбили меня с хода мысли и я, как бы заткнувшись, опустился на скамью. Да, подумал я. Березин выгородил себя, отдав под суд трех младших офицеров. Самое главное было сделано. Нас судили потому, что мы остались в живых и судить больше было некого. В течение одной ночи Березин потерял полк, который вместе с Ипатовым попал в плен. Березин потерял десяток деревень и территорию пятнадцать на двадцать километров [по фронту и в глубину] Действительно, какая разница для лейтенанта, будет он через неделю валяться убитым с судимостью или без неё!

Что-то будет дальше? – подумал я, выходя на крыльцо. Я осмотрелся кругом, белый снег слепил глаза. Я достал махорку, свернул папироску и закурил.

– Вот ваш револьвер, возьмите! – услышал я голос капитана.

– Можете идти к себе в роту! Нужно взять себя в руки – решил я. И тут же стал вспоминать, когда пришел приказ из дивизии о назначении меня на должность

– 48 – командира роты. На берегу Волги я был командиром взвода. Ночью все было по-прежнему. На Тьме я исполнял обязанности командира роты, но в должности утвержден ещё не был. Перед праздником за три дня, когда мне объявили, что мне положено иметь ординарца. Вот когда я получил эту должность официально. За десять дней до суда. Да, должность командира роты и пять лет судимости условно в придачу. Теперь после суда я должен проявить мужество и стойкость, не пасть духом и не поддаться апатии. Иначе, спрашивается, для чего меня осудили! Я возвращался назад вместе с лейтенантом Татариновым. Мы шли молча и почти всю дорогу курили. Хорошо, что нынче ранняя зима, навалило много снега, перекрыло дороги. А то драпали бы мы до сих пор. У меня не было ни протеста, ни озлобления, даже возмущения к совершенной несправедливости. Я получил неожиданный удар и ещё не осознал, что произошло, что случилось. Татаринов отвернул по тропинке в сторону, и мы разошлись по своим ротам. Когда, я спрыгнул в свою траншею, она мне показалась незнакомой и [совсем] какой-то чужой. В траншее, как прежде, сидели солдаты, чего-то жевали и дымили махоркой [%%%]. Им некогда было открыть рот для разговоров между собой. Я не стал рассказывать своим солдатам о случившемся. Суд придавил меня, придавил мою личность. Много дней я молчал и хмурился, часто вздыхал и не отвечал на вопросы. Телефонист меня звал к телефону, я подымался и уходил в другую сторону траншеи, садился где-нибудь в углу окопа и курил. Вечером меня разбудил старшина. Он чутьём понял, что у меня большие неприятности. Старшина осторожно предложил выпить. Сегодня в роту по норме выдали водку. Он налил мне два раза, я с жадностью и отвращением проглотил содержимое кружки. Выданная водка отдавала сивухой и привкусом керосина. Я вернул старшине пустую кружку, сплюнул на снег и положил в рот кусок мороженого хлеба. Его сразу не съешь, его приходится долго сосать. Тёплая жижа побежала вниз по пищеводу. Водка обожгла что-то внутри и замутилась в голове. Она помогла освободиться от гнусных и грустных мыслей. Я вздохнул и выругался с облегчением. Солдаты тоже чувствовали неладное. Они смотрели на меня со стороны и при моём появлении тут же замолкали. Я на глазах у них за один день как бы переродился. Из приветливого и отзывчивого, я превратился в замкнутого и резкого. Если раньше я старался не замечать их неряшливость и недостатки, сглаживал углы и мелкие ситуации, то теперь все эти мелочи начали меня раздражать.