Ив Жего - 1661

• Название: 1661
• Автор: Ив Жего
• Издательство: Книжный клуб 36.6
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-98697-066-0

Париж, 1661-й год… Кардинал Мазарини при смерти. Заговорщики похищают из его кабинета папку с секретными документами, а главное — код к таинственному свитку, который оказывается не чем иным, как Пятым Евангелием. Если эта реликвия будет явлена миру, она коренным образом перестроит существующий порядок, перевернет все представления о власти и, возможно, изменит ход истории…

---

С этими словами предводитель сектантов влил в рот Морену из склянки сильнейший яд, быстро положивший конец его мучениям.

— Крест Господень — все достоинство наше, — проговорил напоследок таинственный пришелец и, перекрестившись, так же скрытно покинул камеру пыток.

30 Венсен — понедельник 7 марта, семь часов вечера

Видя, как Кольбер выскользнул через приоткрытую дверь из покоев кардинала, толпа просителей, ожидавшая в передней и растянувшаяся длинной очередью до самой лестницы, кинулась прямиком к наперснику Мазарини.

Отталкивая ближнего локтями, каждый норовил вырваться из толчеи, протягивая руку с клочком бумаги, или четками, или медальоном в надежде, что Кольбер обратит на него внимание… Кольбер же с недобрым, презрительным видом взирал на толпу, от которой его ограждали трое лакеев, сдерживая натиск. Не обращая внимания на шум, Кольбер пытался разглядеть знакомые лица и среди них те, что могли ему скоро пригодиться.

— У меня грамота от самого кардинала! — вопил какой-то обливавшийся потом священник, потрясая пергаментом.

— Господин Кольбер!

— Мой сын…

— Посторонись!

Голоса слились в неописуемый гул, и тут острый взгляд Кольбера метнулся в другой конец комнаты. Жестом он указал стоявшим вдоль стен гвардейцам на трех дам, пытавшихся переступить порог передней. Негодование толпы возросло, когда гвардейцы начали оттеснять людей, освобождая проход новоприбывшим.

— По какому праву? — вознегодовал священник, пришедший хлопотать за самого себя.

— По праву родства, — пренебрежительно бросила Олимпия Манчини, откинув капюшон плаща.

Присмирев, просители перестали гомонить и сетовать и молча наблюдали, как три племянницы беспрепятственно прошли в заветную комнату. Вслед за ними захлопнулась дверь.

* * *

— Гортензия, Олимпия, Мария…

Кардинал, с влажными от слез глазами, протянул руки навстречу племянницам. Когда они подошли, он благословил их, перекрестив им лбы большим пальцем. Три девицы безмолвно преклонили колени у края его постели, а старик ласково гладил их склоненные головы, потом поднял их подбородки, чтобы последний раз «заглянуть в эти милые глаза».

— Мария, — простонал он, — как бы мне хотелось быть на твоей свадьбе и увидеть тебя в надежных руках достойного Колонны… Ах, голубки мои, как тяжело расставаться с теми, кого любишь… Вспоминайте чаще вашего старого дядюшку и помните: я хотел ближним моим только добра… Но почему вы молчите? — вдруг удивился умирающий.

Голос Олимпии, заговорившей первой, больше походил на лепет.

— Горе сомкнуло уста наши, дядюшка.

Мазарини отвел от племянниц взгляд, сдерживая слезы.

— И страх перед завтрашним днем, дядюшка. Кто защитит нас, кто обеспечит будущность нашу и семей наших, если вас не будет рядом? Вы были так добры, дядюшка… Кто без ваших щедрот даст будущее нашим детям, вашим отпрыскам?

Стоявший в стороне Кольбер стиснул зубы.

— Черт бы побрал вас с вашим отродьем! — процедил он сквозь плотно сжатые губы.

Между тем снаружи снова послышался громкий шум.

— Никакого почтения! — уже во всеуслышание заметил Кольбер, радуясь возможности перейти на менее скользкую тему и таким образом пресечь ухищрения старшей из племянниц.

— Что там такое, Кольбер? — пролепетал Мазарини, обратив усталый взгляд на своего наперсника.

— Несомненно, посетители, им не терпится засвидетельствовать свое почтение вашему высокопреосвященству, — ответил Кольбер, направляясь к двери.

Мазарини помрачнел.

— Пускай лучше идут молиться во спасение моей души в церковь, а не ко мне во дворец, — проговорил он затухающим голосом.

Обращаясь к племянницам, кардинал сказал:

— Идите, голубки мои, и ничего не бойтесь. Я позаботился о том, чтобы ничто не омрачало ваше будущее. Кольбер тому свидетель.

Кольбер, держась за ручку двери, оглянулся и, не сказав ни слова, изобразил на лице улыбку в подтверждение слов кардинала.

Олимпия едва сдерживала гнев: она так и не успела попросить у дядюшки то, чего желала.

— Идите и не забывайте меня, — прошептал им напоследок Мазарини.

* * *

С улыбкой на губах Кольбер вернулся в опять опустевшую спальню.

— Шум больше не будет беспокоить ваше высокопреосвященство. Я велел выпроводить всех ходатаев, попросил их помолиться за ваше здоровье и объяснил, что своим искренним побуждением засвидетельствовать вам почтение они только утомят вас и затянут ваше выздоровление.

При этих словах Мазарини что-то проворчал и махнул рукой, понимая, что наперсник лукавит.

— Полноте, Кольбер, уж вам-то не пристало так говорить. Неужели среди них не нашлось никого, с кем мне было бы не в тягость повидаться?

Кольбер отрицательно покачал головой.

В порыве душевного подъема Мазарини приподнялся в постели, опершись дрожащими, мертвенно-бледными руками на пурпурное покрывало.

— А как же Пронская обитель, Кольбер? Неужели мы о ней забыли?

— Не беспокойтесь, ваше высокопреосвященство, все в порядке.

На изможденном лице кардинала мелькнула тень.

— А похищенные бумаги, Кольбер?

— Увы, ваше высокопреосвященство, мы арестовали одного из налетчиков, но ничего не нашли ни при нем, ни у него дома, а сам он упорно молчит. Сейчас этим делом вплотную занимается Перро.

Мазарини покачал головой и откинулся на подушки.

— Мы вышли на верный след, даже на два, и скоро, надеюсь, достигнем цели, — заверил его Кольбер.

— У меня почти не осталось времени, — проговорил Мазарини.

Открылась дверь, и в спальню вошел камердинер кардинала. Подойдя к Кольберу, он что-то шепнул ему на ухо. Лицо Кольбера на мгновение помрачнело, он отрицательно покачал головой и отослал лакея — тот, уходя, молча поклонился.

Когда дверь закрылась, Мазарини вопросительно поднял бровь.

— Очередной посетитель, ваше высокопреосвященство, настаивает, чтобы вы его приняли.

Бровь у Мазарини не опускалась.

— Суперинтендант Фуке, ваше высокопреосвященство. Я велел передать, что вы отдыхаете.

Кардинал не шелохнулся.

* * *

В наступившей тишине Кольбер неспешно подошел к окну и отодвинул гардину, затенявшую спальню. Луч солнца пронзил полумрак, осветив безучастное лицо умирающего.

— Год, — прошептал Кольбер, — целый год…

Он вспомнил свои беспрерывные стычки с суперинтендантом год тому назад и последнюю попытку кардинала примирить противников. Вспомнил он и то, как ему часами приходилось выслушивать упреки Фуке, задабривать его, говорить любезности — словом, гнуть спину перед этой «белкой», обращавшейся с ним, как с каким-нибудь служкой. Суперинтендант то и дело намекал на ужа, изображенного на гербе Кольбера, и подвергал сомнению истинное благородство его шотландских предков… Гнев вскипал в нем все сильнее, по мере того как Кольбер вспоминал оскорбительные слова. Целый год унижений, прямых обвинений и хулы, когда ему приходилось о чем-то докладывать его превосходительству… Закрыв глаза, Кольбер прогнал ненавистные воспоминания. «Время горечи и долготерпения заканчивается», — подумал он.

Когда он открыл глаза, Фуке быстрым шагом спускался по ступеням парадной лестницы.

Человечек в черном наблюдал, как выдворенный суперинтендант одиноко шел через сад к своему дому, и лицо его все ярче озарялось улыбкой.

31 Сен-Манде — вторник 8 марта, четыре часа пополудни

Франсуа д'Орбэ побледнел, увидев юношу, входившего в большую галерею. Облик, черты лица, осанка показались ему до того знакомыми, что он не поверил своим глазам. Однако этого юношу он определенно не знал. Как и большинство других посетителей, новоприбывший стал ждать аудиенции у суперинтенданта финансов. Удивившись неожиданной встрече, д'Орбэ поспешил отрекомендоваться.

— Я Франсуа д'Орбэ, архитектор замка Во-ле-Виконт, — сказал он и улыбнулся.

— Рад знакомству, господин архитектор. Я восхищаюсь нашим талантом. А я, — ответил юноша, — личный секретарь господина Мольера.

Дальнейший разговор Франсуа д'Орбэ повел осторожно, стараясь больше разузнать о собеседнике. Однако события последних дней насторожили Габриеля, принуждая его быть сдержанным. Ему удалось сохранить учтивость, не сказав о себе ничего лишнего.

— Господин д'Орбэ, — серьезным и торжественным тоном вызвал дворецкий, которому было поручено препроводить архитектора в кабинет Фуке.

— Меня вынуждают оставить вас, господин секретарь, — сказал д'Орбэ, решив поскорее дознаться, кто же такой этот мальчик.

Когда архитектор ушел, Габриель принялся любоваться убранством зала. Он долго разглядывал знаменитые саркофаги, поразившие его во время недавнего посещения, когда он был здесь с Мольером. Добиться приема у Никола Фуке и поговорить с ним с глазу на глаз Габриеля убедила Луиза. После того как его пытались схватить, он тоже подумал, что высокое покровительство не помешает, и решил рассказать о своих злоключениях какому-нибудь вельможе, который смог бы его защитить. Габриель восхищался суперинтендантом. Предлогом к тому, чтобы испросить аудиенции, стали кое-какие счета по театральным расходам, требовавшие подписи министра. Габриель не знал, насколько откровенным можно быть с Фуке, хотя вполне ему доверял.