Дэвид Лодж - МИР ТЕСЕН

• Название: МИР ТЕСЕН
• Автор: Дэвид Лодж
• Издательство: Издательство Независимая Газета
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5-86712-149-6

Пути ученого неисповедимы, и даже для него самого. В этом суждено убедиться главному герою романа Д. Лоджа «Мир тесен» Персу МакГарриглу, который гоняется по всему миру (верней, по всем научным конференциям мира) за романтическим призраком своей любви, очаровательной Анжелики. Как ни удивительно, но в какую бы даль Перса не занесло, ему встречаются примерно одни и те же лица, вроде наших старых знакомых («Академический обмен», Издательство Независимая Газета, 2000) Ф. Лоу, М. Цаппа и других ученых мужей и дам, которые все так же любят заводить любовные интрижки и попадать в смешные ситуации — и с неизменным академическим достоинством выбираться из них.

---

Лишь спустя какое-то время до него дошло, о чем говорит Анжелика.

«Для обозначения сложного взаимоотношения между „внешним" и „внутренним" в дискурсивных практиках Жак Деррида ввел понятие „инвагинация". То, что мы считаем значением текста, или его „внутренним содержанием", на самом деле есть не что иное, как его внешняя сторона, сложенная на манер кармана. Будучи скрытым от нас„,внутреннее" становится объектом желания, и в то же время оно пустое — что делает обладание им невозможным. Я хочу позаимствовать этот термин и применить его, несколько переосмыслив, к жанру любовного романа. Если роман-эпопея относится к фаллическому жанру — и с этим трудно не согласиться, — а трагедия как жанр символизирует кастрацию (я полагаю, мы не позволим ввести себя в заблуждение тем фактом, что Эдип ослепил себя, поскольку знаем истинную причину увечья, нанесенного им самому себе, и не можем не видеть параллели между глазными яблоками и мужскими яичками), то тогда, несомненно, любовный роман следует отнести к жанру, в высшей степени подвергшемуся инвагинации. Ролан Барт доказал наличие близкого сходства между сексом и повествовательным процессом, между плотским наслаждением и тем удовольствием, которое доставляет нам чтение текста. Однако несмотря на собственную› сексуальную амбивалентность, Барт развивает эту аналогию исключительно в мужском ключе. Удовольствие, получаемое от чтения классического текста, он уподобляет предваряющему соитие эротическому стимулированию. Последнее заключается в постоянном возбуждении читателя и отсрочивании i наивысшего наслаждения, которое он получит, удовлетворив свое любопытство, или разгадав тайну, или убедившись, что добродетель вознаграждена, а порок наказан. Парадоксальность удовольствия, которое дает нам чтение текста, состоит в том, что, согласно Барту, желание „всё узнать" подталкивает нас вперед, а исполнение этого желания лишает нас наслаждения — так в реальной психосексуальной ситуации обладание объектом желания убивает желание. Роман-эпопея, как и трагедия, неуклонно ведут нас к тому, что мы неслучайно называем кульминацией, которая равносильна оргазму, и, если продолжить сексуальную метафору, то это, без сомнения, мужской оргазм, то есть однократное, взрывоподобное снятие накопившегося напряжения. Любовный роман, как я хочу показать, структурирован иначе. Его повествование многократно достигает кульминации, и читатель снова, и снова, и снова испытывает удовольствие от текста. Едва герою удастся избежать несчастья, как его уже подстерегает новое; как только он раскроет тайну, тут же возникает другая; вернувшись из странствий, он снова отправляется в путь. Сюжет любовного романа непрестанно сжимается и разжимается, как мышцы влагалища в процессе полового акта, и этот процесс в принципе бесконечен. Величайшие из любовных романов чаще всего не имеют конца — авторы завершают их, попросту исчерпав свои силы; точно так же способность женщины переживать оргазм зависит только от ее физической выносливости. Любовный роман, таким образом, это многократный оргазм».

Перс слушал эту похабщину, льющуюся из прекрасных уст Анжелики, все шире раскрывая глаза и все гуще заливаясь краской, однако публика в аудитории явно не находила в ее докладе чего-то необычного или возмутительного. Сидящий с нею рядом молодой человек глубокомысленно кивал, перебирал бумажки и делал пометки в блокноте. Еще один, в твидовом пиджаке, тепло поблагодарил Анжелику и спросил, желают ли слушатели задать вопросы.

— Чрезвычайно интересный доклад, не правда ли? — прошептал Персу в ухо женский голос. Оглянувшись, он увидел знакомую седовласую голову.

— Мисс Мейден! И вы тоже здесь!

— Вы же знаете, молодой человек, у меня к конференциям слабость. Но согласитесь, какое замечательное выступление! Если бы его могла слышать Джесси Уэстон!

— Мне в принципе понятно, почему доклад вам понравился, — сказал Перс. — Однако, на мой взгляд, он переходит границы пристойного.

Кто-то из публики в это время спросил Анжелику, не согласится ли она с тем, что роман как жанр появился на свет, после того как эпос совокупился с любовной поэмой.

Анжелика обстоятельно прокомментировала это замечание.

— Вы же знаете, кто она, правда? — прошептал Перс.

— Конечно, знаю, это мисс Пабст, ваша возлюбленная, — ответила мисс Мейден.

— Но я хочу сказать, что вы ее знали еще ребенком.

— Ребенком? — мисс Мейден странно посмотрела на Перса, и на лице ее смешались выжидание и испуг. Один из сидящих рядом с Анжеликой молодых людей спросил:

— Если эпопея — это половой член, трагедия — семенники, а любовный роман — влагалище, то как тогда определить жанр комедии? — Разумеется, как задний проход, — мгновенно

ответила Анжелика, сверкнув улыбкой. — Особенно если вспомнить Рабле…

— Помните полуторамесячных девочек-близнецов, которых в.1954 году нашли в самолете? — свистящим шепотом спросил Перс.

— Почему я должна их помнить?

— Потому что это вы нашли их, мисс Мейден. — Он вынул из бумажника сложенную ксерокопию газетной вырезки, присланную ему Германом Пабстом. — Вот: «Близнецы-найденыши на борту голландского самолета», а вот и о вас: «обнаруженные в туалете мисс Сибил Мейден, преподавателем Гертон-колледжа, Кембридж». Когда я прочел это, меня точно громом поразило.

Такой же эффект вырезка произвела и на мисс Мейден, поскольку, лишившись чувств, она начала валиться со стула. Перс поймал ее у самого пола.

— Помогите! — закричал он.

Все заспешили ему на помощь. К тому времени, когда мисс Мейден пришла в себя, Анжелика исчезла.

Перс в смятении бегал по вестибюлям «Хилтона», наугад садился то в быстрые, то в медленные лифты, обследовал этажи, гоняя по устланным коврами коридорам, прочесывал бары, рестораны и магазины. И примерно через час он нашел ее. Переодетая в свободное платье из красного шелка, с распущенными блестящими волосами, Анжелика стояла на семнадцатом этаже у лифта — того самого, из которого он только что вышел.

На этот раз он действовал без промедления. На этот раз он не был намерен упустить ее. Не говоря ни слова, он сжал ее в объятьях и впился ей в губы долгим и страстным поцелуем. После секундного сопротивления она вдруг обмякла и прижалась к нему, податливо выгибая свое нежное стройное тело. Так они и стояли, будто сросшиеся дерева. Время остановило свой бег. Где-то рядом открывались и закрывались двери лифта,

мимо них проходили люди. Улучив момент, когда вокруг никого не было, Перс отстранил от нее лицо.

— Наконец-то я нашел тебя! — задыхаясь от счастья, сказал он.

— Похоже, да! — выдохнула она. — Я люблю тебя! — крикнул он. — Я хочу тебя! — О'кей! — сказала она, рассмеявшись. — Очень хорошо! Чья комната — твоя или моя?

— У меня нет комнаты, — сказал он.

Повесив снаружи табличку «Просьба не беспокоить», Анжелика заперла дверь изнутри и набросила на нее цепочку. Дело шло к вечеру, и в комнате было темно. Она включила настольную лампу под плотным абажуром и задернула шторы. Шелковое платье с шелестом упало к ее ногам. Выступив из него, он завела руки за спину, чтобы расстегнуть бюстгальтер, и ее груди вылились из него, как мед. Снимая колготки, она нагнулась, и груди ее затрепетали в тусклом золотом свете, и красота их растрогала его до слез. Черный треугольник в развилке ее ног поразил и воспалил его. Он стыдливо отвернулся, чтобы сбросить одежду, но она подошла сзади и провела прохладными нежными пальцами по его торсу, слегка задев его дерзко вспрянувший член. «Ради бога, не надо, — простонал он, — или я за себя не отвечаю!» Она усмехнулась и за руку повела его к постели. И легла в нее первая, слегка согнув ноги в коленях, и улыбнулась ему агатовыми глазами. Он раскрыл ее бедра, как книгу, и заглянул в расселину, в темную щель, в бездонную глубь, чтобы увидеть заветную цель своих странствий и поисков.

Как и у всех молодых людей, первый любовный опыт Перса МакГарригла был столь же сладостен, сколь и короток. Как только он был подвергнут инвагинации, то сразу и кончил, быстро и бурно. Однако потом, с помощью и при участии Анжелики, он еще дважды достиг кульминации, и всякий раз это было по-новому, а позже, когда у него кончилось семя и осталась лишь упорная сухая эрекция, Анжелика, оседлав его амазонкой, испытала оргазм снова, и снова, и снова, и упала с него без сил. Они раскинулись на постели, тяжело дыша и обливаясь потом.

Перс почувствовал себя постаревшим лет на десять и набравшимся мудрости. И был он воскормлен медом и млеком Рая напоен[73]. Теперь в его жизни все будет иначе. Неужели возможно снова одеться и, выйдя из комнаты, вести себя так, будто ничего между ними и не было? И тогда он подумал, что, наверное, всех влюбленных связывает тайное знание о том, что произошло между ними ночью.

— Теперь ты выйдешь за меня замуж, Анжелика, — сказал он.