Владислав Крпивин - Дагги-Тиц

• Название: Дагги-Тиц
• Автор: Владислав Крпивин
• Жанр: Детская проза

---

— Здесь.

Много ли ему надо? Потеснее, чем прежнее жилье, зато интересно — будто и правда каюта.

У обшитой желтыми досками стены стояла деревянная кровать с пружинным матрацем. Инки бросил  в изголовье сумку, взял котенка, лег, посадил малыша на грудь.

— Кешенька, ну что ты сразу брякаешься навзничь, — сказала мать. — Надо же сначала устроиться…

Он привычно съежился внутри от «Кешеньки», а Егошин сказал через порог.

— Да пусть отдохнет. Умотался человек…

Инки остался один. Погладил котенка.

— А ты тоже умотался?

Тот нетерпеливо дернулся. Ему хотелось пойти, познакомится с новыми местами.

— Постой… кто ты на самом деле? Девица или… ну-ка?

Котенок оказался мальчишкой (и замечательно: не будет проблем с «новым поколением»!) Инки придумал ему храброе мужское имя — Альмиранте. По-испански значит Адмирал. В компьютерной игре «Конкистадоры» был хороший дядька альмиранте де Кастаньеда, он всегда носил черный распахнутый камзол и белую кружевную сорочку. И котенок тоже был черный с белой грудью и животом.

— Будешь Альмиранте, понял?

Котенок не возражал, но и согласия не изъявил. Он гонял по полу неизвестно откуда взявшуюся катушку от ниток.

— А сокращенно будешь Алька, — сказал Инки. Потому что гордое многосложное имя все же не очень годилось для легкомысленного кошачьего пацаненка. По крайней мере, пока не вырастет.

К вечеру каюту оборудовали полностью. Большущая, как водонапорная башня, тетка притащила узкий, похожий на тумбочку комод, собственноручно утвердила его под окном.

— Вот, господа хорошие. Для имущества юного обитателя…

— Спасибо, Риточка, — торопливо сказал Егошин. — Смок, это моя старшая сестра, она живет по соседству. Можешь звать ее тетя Рита.

— Маргарита Леонтьевна, — уточнила «тетя Рита», шевельнула кустистыми бровями и глянула на Инки. Но Инки показалось, что суровость не настоящая.

А с матерью Маргарита Леонтьевна разговаривала с ласковой вежливостью, за которой (как опять же почудилось Инки) суровости было больше. Впрочем, кто их, женщин, поймет. Мать старательно улыбалась.

Поставили в углу облезлую, но прочную этажерку, столик напротив кровати. Нашлась в квартире стремянка, и в тот же вечер Инки натянул под высоким потолком капроновую леску. От угла у двери до другого угла, у окошка.

— Зачем это? — подозрительно сказала мать.

— Надо…

Она пожала плечами, а Инки стал вешать часы. Дело оказалось нехитрое, гвоздь легко вколотился в обшитую досками стену (не то, что в кирпичи прежней комнаты). Шишкастая гиря натянула цепочку. Инки поставил стрелки на половину девятого, осторожно толкнул маятник. «Дагги-тиц», — тут же знакомо отозвались ходики. Все, мол, в порядке, мы не будем замирать и капризничать. Инки скакнул со стремянки на пол. Маятник ходил туда-сюда в привычном ритме. Крохотная искра от настольной лампочки сидела на ободке почищенного жестяного диска. На миг показалось даже, что не просто на ободке, а на слюдяном мушином крылышке…

Альмиранте (то есть Алька) сел под часами и следил за маятником. Его голова с подсохшими болячками на ушах покачивалась туда-сюда с той же частотой, что и маятник. Похоже, что у ходиков с кошачьим организмом возник таинственный живой резонанс (как с мухой Дагги-Тиц). Сим и Желька, уцепившись красными ножками за леску, повисли вниз головами и тоже качались — в том же ритме. Их волосы свесились и похожи были на светлые растрепанные кисточки.

«А, появились. Ну и молодцы…» — Инки был уверен, что они появятся.

Он поставил на этажерку учебники и несколько книжек: «Смока Белью», «Тома Сойера» (читанного-перечитанного, потому что кое-где там было похоже, будто про него и Полянку), «Хоббита»,  «Одиссею капитана Блада», «Приключения Алисы»… Лег на покрытый постелью матрац, посадил на грудь Альку. Тот с  готовностью замурлыкал.

«Вот так…», — подумал Инки, глядя на маятник. И стал жить в Брюсово.

Брюсово располагалось недалеко от промышленного  Южнодольска (не такого большого, как областной Краснореченск, но все же крупного), однако считалось отдельным городом — со своим мэром и прочим начальством, конторами и управлениями. Мать сразу устроилась на работу в одно из таких управлений — на какую именно должность, Инки не понял, да это, видимо, и не имело значения. Главное, что красивая. Красивых принимали на службу в любые офисы (она сама однажды обронила такую фразу). Егошин уходил на службу в аэропорт, Инка часто был в доме один. Утром спал до той поры, пока не приходила из соседнего дома Маргарита Леонтьевна. Она громкоголосо будила Инки через дверь:

— Вставай, сумрачный рыцарь. Лопать будешь?

— Буду…

Непонятно было, почему он «сумрачный рыцарь», хотя за этими словами грузной тетки Инки угадывал скрытый смысл…

У Егошина был компьютер.

— Пользуйся, — сказал Егошин в ответ на нерешительный Инкин взгляд. — Только потом не забывай выключать. А то зверь вздумает грызть провода и устроит фейерверк.

У Альки и правда обнаружилась такая склонность: кусал то провод настольной лампы, то телевизора. Инки хлопал его пальцем по носу, Алька шипел и замахивался растопыренной лапой (всего-то клочок шерсти, а с характером!). Но они тут же мирились.

— А в Интернет можно заглядывать? — спросил Инки.

— Заглядывай…

— Но это же дорого! — тут же вмешалась мать.

— А что в наше время дешево? Кроме обещаний чиновников, — сказал Егошин.

— Я не буду часто, — успокоил Инки мать.

Он и не хотел часто. Во-первых, пока через вредный модем доберешься до сети, вспотеешь, как на солнцепеке. А во-вторых, в Интернете Инки нужно было в те дни немногое. Про артиста Смоктуновского. И он отыскал там его биографию, всякие фотоснимки, кадры из фильмов. А самое главное — про фильм «Гамлет». С Гамлетом кадров было немало, а один раз — неожиданно, сам собой — включился видеоролик. Про то, как Гамлет разговаривает с двумя предателями, которые притворялись ласковыми друзьями (имена их и не выговоришь сразу: Гиль-ден-стерн, Розен-кранц… Тьфу!) Речь шла о флейте. Гамлет, измученный их шпионством, сунул им флейту в руки:

«Сыграйте, господа!»

«Принц, мы не умеем…»

«Но это же так просто. Вдувать воздух и нажимать пальцами дырки. Попробуйте! И польются сладкие звуки…»

«Ну… нет. Мы не можем. Простите, принц, нас не учили…»

И тогда-то рвется из него вся скопившаяся горечь (а у Инки перехватывает горло):

«С какой же дрянью вы меня смешали! Вы думаете, я проще этой пустяковой вещицы? Клапанов у флейты не знаете, но считаете, что вам известны клапаны моей души! Надавите и выжмете из меня все, что хотели? Нет, вы можете меня сломать, но играть на мне нельзя-а…»

Это «нельзя-а» останавливало Инкино дыхание. Толчком резкой печали и гордости. Он помучился с кнопками и наконец понял, как можно повторить запуск ролика. И повторил его еще трижды. И решил, что, когда пойдет в новую школу, никому-никому не позволит издеваться над собой.

«Но ты и раньше не так уж позволял…» — сказал ему кто-то. Может, заглянувший из каюты Сим.

«Но иногда все же позволял. И… боялся. А теперь ни-ко-гда!»

Впрочем, в школу Инки пока не ходил. До осенних каникул оставалось несколько дней, и он заявил матери, что начнет учиться со второй четверти. Мать поругалась, но потом отнесла в ближнюю школу документы и там сочинила, что сын заболел после переезда и сидеть на уроках, бедненький, пока не может…

Первые дни Инки не выходил из дома. Погода была холодная, с моросью. Но в конце концов проглянуло солнце. Инки пошел на улицу.

Улица была скучная, с одинаковыми домами, с продовольственным магазином на углу и чахлыми кленами вдоль потрескавшегося асфальта. Похоже на Столбы. («А чего ты ждал?» — сказал себе Инки. И не очень огорчился, потому что ничего не ждал.) Купил в ближнем киоске жвачку, попробовал, выплюнул — невкусная. Свернул за угол. Здесь было поинтереснее. Дома одноэтажные, с крылечками и деревянным кружевом наличников. И бревенчатый мостик через речушку, которая пересекал улицу, текла из дворов во дворы…

Инки постоял на мостике, посмотрел на черные струи с вялой травой и пузырьками. Пошел дальше. У каменного двухэтажного дома с полукруглыми окнами и зеленой вывеской «Аптека» свернул на улицу, которая назвалась Нагорная. В дальнем конце ее и правда виднелось, что-то вроде горы. Вернее, плоский холм, поросший сизыми соснами (то ли там лес, то ли парк). Как и в Столбах, пахло увядшей листвой, хотя ни на ветках, ни на дороге ее уже не было. Часто гудели над улицей самолеты — вроде того, на котором прилетел сюда Инки, — шли на посадку.

Инки пошел по Нагорной, а она вдруг сделалась односторонней. Справа дома и заборы исчезли, вместо них потянулся край сухого болота с прямым рыжим тростником. Высоким, Инки по плечи. Кое-где среди тростника торчали черные верхушки окостенелого репейника.  В полусотне шагов горбатился островок, на нем стояло непонятное строение: то ли каменная будка с широкими оконными проемами, то ли садовая беседка (хотя зачем беседка на болоте?).