Олег Верещагин - Скаутский галстук

• Название: Скаутский галстук
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: О войне

Если ЧЕСТНО, то я хотел написать фантастико-приключенческую книжку для подростков о Великой Отечественной Войне. В дни моего детства таких книг у нас хватало, сейчас весь мир популяризует свою историю для детей, а у нас это как-то заглохло, так почему бы нет? Возьму героя — современного мальчишку, скаута, самого обычного, с улицы, можно сказать (и я каюсь — у Борьки, да и у остальных юных героев, есть живой и вполне реальный прототип!), суну его в 42-й год, к партизанам, а под этим соусом преподнесу юным читателям и исторические сведения, и патриотическую идею, и чувство гордости за предков, и желание быть на них похожими… Да мало ли что ещё?!

Но после первых же набросков я понял — не получится у меня никакой подростковой книги. Именно потому, что у меня был большой опыт их чтения и я хорошо помнил законы жанра. Согласно этим законам враги должны быть глупыми, приключения интересными, а самое главное — поменьше крови и страданий. В общем, герой «русской ложкой деревянной восемь фрицев уложил», помотался по 42-му году с жизнерадостным видом, поражая всех историческими прозрениями и жалостливо удивляясь «тоталитарным нравам» своих предков, а потом вернулся обратно в мир, где и зажил счастливо и с гордостью.

Но так ли уж глуп лежащий в кустах егерь с биноклем? Труслив ли он? И как быть с фактом, что самые страшные зверства на территории Псковщины и Новгородчины творили те, кто сейчас зовёт нас «оккупантами» — «суверенные прибалты»? Если начать доводить до подростков такую информацию — моментом схлопочешь обвинение в ксенофобии, а то и в… фашизме. Можно ли считать интересным приключением триста километров, пройдённых по лесам за десять дней под дождём, в мокрой обуви и на голодный желудок — а ведь партизанская жизнь по большей части из таких «приключений» и состоит… Стоит ли жалеть «тоталитарных предков» и на самом ли деле стояли за их спинами «заградотряды» и «уполномоченные НКВД» — или пожалеть надо современных дебилов, верящих в то, что на подвиг можно кого-то загнать силой? Это тоже не подростковая тема… Что красивого может быть в войне и как её «причесать» и «пригладить» для детского восприятия? Рыцари, скачущие друг другу навстречу по тропинке на белоснежных конях, чтобы выяснить отношения один на один, остались в другой эпохе… да и в те времена все выглядело не так клёво. К тому же по законам жанра герой-подросток не имеет права убивать, потому что это-де калечит его психику — но на войне убивают все, и тех, кто не хочет или не может убивать, убивают самих в первую очередь…

---

Я несколько раз — всё тише и тише — повторил припев и замолчал. Наступила тишина — и удивлённая, и какая-то даже недовольная. Я опасливо подумал, что хватил лишку — такой символизм в век конкретики во всём, даже в песнях…

— Странно, — вдруг с каким-то удивлением сказал Женька. — Я сперва… Эта песня — она ведь ни о чём? — он подумал и сам утвердительно кивнул. — Ни о чём… и всё-таки…

— Хорошая песня, — сказал Сашка. — Она как бы… ну, это… — он засмеялся и махнул рукой. — Короче, не знаю, но хорошая.

Я усмехнулся. Они не могли выразить чувств, но я понимал, что именно мои друзья ощущают. И был рад.

— Время бродить по лесу, время разгадывать тайны… — сказала Юлька задумчиво. — Да, хорошо… Ладно, мальчишки, я пойду. Мне ещё на кухню.

Она поднялась и вышла. Помедлив и подождав, пока ребята занялись разговорами, я потихоньку выскользнул следом. Уже стемнело, но вообще-то ощущение такое, что на кухне жизнь не прекращалась вообще никогда. Тётя Фрося была на месте, и я переминался за деревьями, пока Юлька, подхватив ведро, не зашагала к выгребной яме. Тут я её и перехватил:

— Юль, давай понесу.

— Не надо, пусти, — безразлично сказала она. Я отпустил дужку, но пошёл рядом:

— Юль, я тебе пел. Честно.

— Ну и ладно.

— Юль, — я обогнал её и встал на колени. — Юль, прости. Я дурак, прости.

— Встань, ты что?! — она почти испугалась и отгородилась от меня ведром. Я замотал головой на полном серьёзе:

— Юль, прости, я виноват.

— Да встань, ты что?! — жалобно попросила она.

— Не встану, если не простишь. На коленях за тобой буду ползти.

— Да ты что, Борьк! Борьк, увидят! — она заоглядывалась. — Встань! Ну?!

— У-уххх… — выдохнула она и поставила ведро на дорожку. — Прощаю… Но больше так не делай, — она серьёзно посмотрела мне в глаза. — Это нечестно и вообще… ты такой хороший парень, а это мерзко, понимаешь?

Если честно — я не понимал. Не понимал, потому что Юлька была красивая, просто очертенело красивая. И… и без одежды — тоже. А-аббалдеть. Но я закивал без раздумий. Если бы Юлька попросила меня признать, что луна сделана из сыра — я бы согласился немедленно.

— Давай ведро донесу! — вскочил я и уцепился за дужку ведра. — Пожалуйста!

— Ну неси, — со смехом разрешила она. — Только на кухню я сама понесу, а то…

Она не договорила.

Когда мы вернулись в землянку, Витька уже был там.

— Наконец-то, — сердито сказал он. — У Юлии на кухне дела, а ты-то где бродил?

— М? — я сел на нары и обнялся с ЭмПи. — Воздухом дышал-с. А что-с?

— А кто его знает, — сердито сказал Сашка. — Пришёл и молчит сидит.

— Да ничего, просто собирайтесь, сейчас выходим, все, кроме Ромки, — заявил Виктор. Ромка немедленно вскинулся:

— А я?!

— А ты останешься в распоряжении штаба.

— Куда выходим-то? — деловито спросил я и только теперь увидел на столе консервные банки, сухари, патроны, гранаты. — О, это дело…

— А вот выйдем, я и скажу, — сказал лейтенант.

— Идём, а потом я скажу — куда, — буркнул Сашка. Он почему-то был не в настроении. Впрочем — я, кажется, догадывался, почему. И ничего приятного в этом не было, сказать по правде. История, вечная, как мир, но от этого ничуть не более приятная. Я даже хотел сразу с ним поговорить, но тут же отказался от этой мысли — почему-то стало страшновато. Просто не знаю, почему. Поэтому я занялся сбором снаряжения.

Я набил патронами все шесть магазинов и запасную обойму к «парабеллуму», но Виктор кивнул мне:

— Сыпь ещё полсотни в подсумок, — он перебросил мне пустой брезентовый мешок из-под противогаза.

— Какая щедрость, — проворчал я. — С чего бы? — но охотно догрузил патроны.

— К моему пистолету опять нет? — грустно спросила Юлька. Виктор развёл руками и предложил:

— Возьми лишнюю гранату.

— Впервые слышу, чтобы они были лишними, — подозрительно отозвалась Юлька. — Действительно — с чего бы?

Ей никто не ответил, да она ответа и не ждала, в общем-то. А я, кстати, решил воспользоваться предложением и подцепил сразу четыре гранаты — нашу «лимонку» и три немецкие, но не «колотухи», а похожие на пивные банки осколочные. В ту же сумку я сложил две банки выданных мне консервов, сухари, кулёк с пшеном, а сверху приторочил туго свёрнутое немецкое одеяло, а на него сбоку — котелок. Виктор наблюдал за мной с одобрением, потом сказал:

— По тебе не поверишь, что ты городской… Не хуже Сашки.

— Я в походы много ходил, — не стал я вдаваться в подробности. И, подумав, достал из внутреннего кармана штанов галстук и повязал его. Надо сказать, что реакция была предсказуемой — у всех глаза полезли на лоб.

— Это что? — удивился Сашка. — Зелёный…

— Это? — я словно впервые увидел галстук и довольно натурально засмеялся: — А, да это просто шейный платок такой. Он мне… дорог, как память кое-о-чём.

Вопрос был снят, но Юлька задумчиво сказала:

— А вообще-то надо нам пионерские галстуки найти… Я свой в дупле спрятала, недалеко от сторожки…

— А у меня мой с собой, — гордо сказал Женька и, достав из кармана аккуратно сложенный треугольник, ловким заученным движением повязал его прямо на шею и спрятал под курточку. — Только я так буду носить, — немного извиняющимся голосом сказал он, — а то очень яркий, в лесу сразу видно…

— А у меня галстука нет, — Сашка взохнул, и я спросил:

— А тебя принять никак нельзя? По-моему, уже выше крыши есть за что.

— «Принять»! — фыркнул он. — Для этого отряд должен быть…

— А мы чем не отряд?! — возмутился я.

— Ладно, это вы потом обсудите, — Витька поднялся. — Снаряжаемся и выходим. До рассвета мы должны быть… в одном месте, а рассветёт уже скоро.

21

Рассвет мы встречали на краю здоровенного лесного оврага, заросшего орешником и можжевельником. Витька подал сигнал остановиться, огляделся, прислушался и удовлетворённо кивнул:

— Днюем здесь. Часовых выставлять не будем; советую выспаться. И на сон грядущий — самое главное: мы идём востанавливать контакты с соседними партизанскими отрядами для организации совместных действий.

Мне уже было известно, что после разгрома подпольного райкома, координировавшего (пытавшегося координировать) действия партизан, о совместной борьбе не было и речи. Так что желание наладить взаимодействие говорило и о желании развернуть более широкие действия. Гадать можно сколько угодно, но точно знают только командиры. И это правильно. Вообще-то многих такое возмущает — мол, приказы отдают, а ничего не объясняют, да что мы — машины, что ли?! (Я имею в виду — в нашем времени возмущает.) Да ещё приводят в пример слова Суворова: «Каждый солдат должен знать свой маневр!» Только по своей дурости не понимают, что именно свой маневр. Вот мы и знаем — идём устанавливать контакт. А об остальном можем гадать сколько угодно…

Гадать. И не больше.

Часового мы не выставляли. В принципе, это верно — заметить нас было трудно, а уж если заметили, то часовой не поможет. Просто расстелили неско-лько одеял и завалились на них, укрывшись другими. Я нацелился было ещё поесть, но наш лейтенант двинул бровями, и я «отставил». Одно дело — прикалываться над Чебурашкой в лагере, а совсем другое — нарушать приказы тут. Чревато… Я закрыл глаза, а открыл их от того, что мне приснился звук самолёта.

Судя по всему, было уже далеко за полдень — я никак не мог избавиться от привычки глядеть на запястье и поклялся себе, что сниму часы с первого же убитого немца, на котором они окажутся. Это я подумал сонно, а в следующий миг сообразил, что нет — не приснился мне самолёт!

Виктор, приподнявшись на локтях, всматривался куда-то вверх, в направлении этого звука. Остальные ребята спали — наверное потому, что они не знали, какую опасность может в себе таить звук с неба… а я проснулся, потому что знал, хоть и по кино.

— Нас ищут? — прошептал я. Виктор кивнул, потом пояснил:

— Ну… не нас именно. Но раньше они эти леса с самолётов не прочёсывали…

— Ерунда, — сказал я. — Это не вертолёт… — и тут же прикусил язык. Но Виктор не обратил внимания на мою оговорку, потому что именно в этот момент самолёт как-то очень небыстро и мирно прошёл над верхушками деревьев. К моему удивлению, это был биплан, совершенно не соответствующий моим представлениям о немецких самолётах, даже с открытой кабиной, кажется…

— «Хейнкель»-пятьдесят первый, — пробормотал лейтенант. — Два пулемёта, бомбы…

— Вить, ты где служил? — спросил я, наблюдая полёт самолёта; солнце ярко сверкало на его крыльях, словно их покрывала слюда.

— В полковой разведке, — буркнул он и не стал ничего объяснять. — Неужели засекли отряд, сволота?

— Вить… — меня вдруг пронзила ужасная догадка. — Вить, а что если в нашем отряде немецкий стукач?!