Татьяна Талова - Кузнеца дочь

• Название: Кузнеца дочь
• Автор: Татьяна Талова
• Жанр: Фэнтези

Сказка без сказочного, но просто 'проза', на мой взгляд, тоже не подходит. Стилизация под Древнюю Русь и Скандинавию. И, в основе, про любовь, чего уж там:)

---

…- Мейтисслейви! — пожалуй, Бьёрн лучше и легче всего выговаривал чужое имя. — Э-э, Мейтисслейви! Думалось ли мне, младшему сыну Рагнара Черного, что буду я сидеть у постели больной и глупой девки, которая однажды на корабле приветила меня кулаком в грудь?

— Так ведь и мне не мыслилось, что станет задира и глупец вытаскивать из воды рабыню, от которой ему столько хлопот! — улыбалась Голуба.

Днем — лежа под теплым одеялом, хрипя и кашляя, — днем она могла улыбаться. По ночам же приходила Марена, насылала злые сны, не давала забыться, мучила — не умерла, спасли, в который раз уже, живи теперь! Здесь, одна — и родины не видать!..

А раз утром пришел Вестейн Даин.

— Твой меч, — тихо сказал он, кладя оружие у лежанки. Голуба даже больная не хотела спать далеко от кузницы. — Я нашел его у озера. Он тебя охранит.

— Не мой, — прошептала девушка.

Ведь он — хевдинг! — он не мог не понять, чей это меч. А что подумал норманн о том, что Голуба топиться шла с клинком в руках — то неведомо. А только тогда он не стал отказываться, только сказал:

— Тогда я буду твоим стражем.

— Я скую тебе кольчугу, потому что этот меч ищет смерти так же, как и ты сам.

И это все, что сказали друг другу гардская пленница и Вестейн хевдинг.

Как пришла Леля-весна! Легко ступала по земле — и даже в норманнской стороне радовалась Голуба ее приходу. Уже давно минула болезнь, уже давно лежала новая кольчуга — так и не подарила ее Вестейну дочь кузнеца. В полубреду-то мало ли что сказать могла — думалось Голубе. А теперь как ответит великий воин?

Уже давно хёвдинг по прозвищу Мертвый отправился в поход…

И так уж вышло, что ныне гостил в Нордрихейме великий конунг со своими воинам! И не мог не показать херсир ему новую диковинку, мастера из Гардарики — деву-кузнеца! Когда о том узнала Голуба, сжала кулаки — вот, ужель забыла, что рабыня все-таки? И значит, будут показывать гостям, словно зверя чудного, хвастать… Хорошо хоть, никто обнять насильно не пытается — Эгиль шутил, что боятся, кабы не схватила Свёль смельчака кузнечными клещами, да не прогулялась бы молотом по косточкам… А на самом деле, все знали, что слезы Голубы (даром, что рабыня!) для обидчика едва ль не смертью обойдутся… И первым заступится Вестейн Даин.

И раз утром пришел вместе с Гудмундом херсиром сам конунг, Халльвард Сильный…

— Я не верю, Гудмунд Гаутрексон, что эта девчонка тот кузнец, о котором ты говорил, — сказал конунг, улыбаясь в бороду. Халльвард Эйнарссон — он редко улыбался… И слова Голубы ему совсем не понравились!

— Хорош же правитель, не верящий своим слугам! — произнесла гардская пленница, равнодушно глядя в голубые северные глаза.

А я говорил уже, что ни один из северных правителей ни чем не покажет своей досады, если сказать ему что обидное. И то сказать — мудро это, да и у нас, ежели помните, больше в чести не тот князь, что с мечом бросается, про голову позабыв, а тот, у кого ума хватает вовсе без бойни обойтись.

— Твои рабы, — выговорил конунг спокойно, поворачиваясь к помрачневшему Гудмунду, — не научены правильно разговаривать с…

— А с кем? — девчонка сказала очень тихо. — Ты увидел меня в первый раз и решил, что вправе обвинять меня во лжи? Ведь я появилась здесь как кузнец, и никому не дала повода себя срамить!

Халльвард Эйнарссон разозлился, но не показал виду — ему ли, конунгу, обращать внимания на слова глупой рабыни и уж тем более, ругаться с ней? А вот старший Гаутрексон… он поймет, он уже понял, что неплохо бы ему наказать девчонку.

— Вот и докажешь, — усмехнулся конунг.

— Завтра…

И потом ругал ее Эгиль — мол, зачем затеяла глупую ссору, зачем, Свёль, тебе гнев самого конунга? А еще Эгиль боялся, что как бы не подарил Гудмунд херсир гардскую мастерицу своему повелителю — ведь там-то уж точно придется ей плохо, ой как плохо… А Голуба молчала.

А так вышло, что тем утром вернулся Вестейн Даин. Вернулся с добычей и новостями. И как всегда, встречала его мать, седая Раннвейг, и маленькая Гудрун. Но не было ни брата, ни — а ее Вестейн ожидал увидеть! — Мейтисслейви. Его странной привязанности к рабыне не понимал даже Гудмунд — хотел бы, думал херсир, была бы его, больно-то спрашивают рабынь! И девчонке было бы лучше, и брату… Пожалуй, понять его могла только старая Раннвейг. Вот и сейчас, едва обняв сына, она усмехнулась и сказала — иди, мол, к кузнице, нынче Свёль сковала меч для конунга.

— Что ты делаешь, Свёль?.. — прошептал Эгиль, но Голуба его не услышала.

Отец учил ее драться. Бьёрн показывал несколько ударов. Бьёрн — хоть бы он не узнал, где пригодилась его наука! Гудмунд херсир, побелев лицом, хотел что-то сказать, ступил вперед — его остановил конунг.

Только вытащил меч.

— Проверяй, конунг! — выкрикнула Свёль.

Видал до того конунг дев, бьющихся лучше иных мужей. Знал про походы Раннвейг, жены Гаутрека, матери Гудмунда… Но эта!..

Халльвард усмехнулся. Замахнулся — пробно, легко. Отбила. Еще раз. Еще. Конунг остановился.

— Хватит с тебя. Ты и вправду мастер. Это — отличный меч…

И вправду — уж мог ли кто подумать, что конунг станет всерьез драться с девчонкой?.. И тогда, — отчаянно, зло, сильно, — ударила Свёль.

Ответный удар сбил с ног… А когда подняла голову — увидела Голуба помертвевшее лицо Вестейна Гаутрекссона за плечом конунга.

— Мало пользы в том, чтоб убить раба! — сказал тогда Халльвард Эйнарссон. — К тому же — чужого…

И ушел прочь.

— Зачем? — выдохнул Вестейн. — Что за безумства, Мейтис-слей-ви?

Эгиля не было. Разозленный кузнец уже ушел, как и старший Гаутрекссон.

Голуба все так же сидела на земле. Хевдинг подошел, заставил подняться.

— Что ты хотела сделать? Ведь я видел твое лицо — ты хотела убить? Халльварда Эйнарссона?

— Зачем спрашиваешь, раз и так понял?

— И кто же из нас ищет смерти, Свёль?

— Оба…

И как объяснить, что именно в этом походе проснулось в Вестейне желание вернуться? Не только ради матери, брата, маленьких близнецов…

— И ты бы убила? Убила, если бы смогла… — прошептал Вестейн Даин. — Убила бы нашего конунга?.. Да знаешь ли ты, что он…

— Знаю.

— Тот нож… — припомнил Вестейн. — Тот нож из Гардарики, который тебе так дорог… подарок… Что бы ты сказала, убей я твоего конунга?..

Бесполезно говорить с той, кто ничего, кроме своей беды, не видит. Вестейн отвернулся, с большим трудом вспомнил, что собирался рассказать.

— А знаешь, я ведь встретил твоих сородичей… Там, в море…

Пошатнулась дочь кузнеца. Знала она, что делают викинги с теми, чьи корабли повстречаются им в море! Хотела крикнуть — зачем сказал?! — не смогла…

— Меч ищешь? И на меня так вот замахнешься?..

— А различия не вижу, — смогла только выговорить Голуба.

И хорошо, что смотрел Вестейн хевдинг в сторону — не вынесла бы такого взгляда девушка! И смолчал Мертвый, не сказал, что впервые не стали его воины биться, впервые разговором закончилась такая встреча…

— Брат! — позже, вечером сказал Вестейн херсиру. — Этой осенью жди гостей из Гардарики… Я договорился… Они обещали много богатого товара…

— Быть может, впору менять твой черный драккар на кнарр? — улыбнувшись, спросил Гудмунд. — С каких пор мой брат стал торговцем?

— С этого похода. И только на один раз, — пожал плечами хевдинг. — Больше не жди от меня такой глупости.

А потом все слышавшая Раннвейг, дождавшись пока Вестейн останется один, подошла к нему неслышно и спросила, нахмурив седые брови:

— Это из-за нашей Свёль? Из-за рабыни?

Долго молчал Вестейн Гаутрессон, а потом сказал:

— Этой зимой я назову ее своей женой.

А Раннвейг хотела промолвить, что любая рабыня обрадовалась бы на месте Мейтисслейви, но промолчала. Знала, что Вестейн долго ждал, чтобы хоть частичка этой радости отразилась на лице пленницы. Раннвейг задумалась. Другой бы на месте Вестейна и не подумал бы о женитьбе — и так его была бы девчонка… Поменялся сын, а мать и не заметила того. Или, быть может, она совсем плохо его знала.

Трудно сказать, что случилось с Голубой, едва увидела она гостей Нордрихейма, едва услышала родную речь!

— Мейтис-слей-ви, — тихо сказал Вестейн Даин, приплывший вместе с гостями и шагавший теперь рядом с высоким русоволосым мужчиной, — вот она, кузнец из Гардарики, о которой я вам говорил.

Голуба застыла камнем.

— Ужель не рада, девица? — лукаво сощурился купец. В волосах белели седые нити, но он был еще не стар. Он улыбался, скрывая свое волнение, а Голуба… Голуба только и смогла, что поклониться в пояс, как принято.

— Думалось, на шею кинусь, как своего увижу… — вырвалось у девушки. — А теперь с места не сдвинуться… Счастью не верю! Не чудится мне это?