Александр Бушков - Колдунья

• Название: Колдунья
• Автор: Александр Бушков
• Издательство: Олма Медиа Групп
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-373-01645-2

Приемная дочь знатного вельможи, выросшая в роскошном имении, затерянном в диких российских лесах, девушка, чье происхождение окутано тайной, неожиданно становится самой настоящей колдуньей, получив этот дар от местного волшебника, всю жизнь прожившего под маской обычного крестьянина.

Перед ней открывается другой мир, существующий бок о бок с обычным, — огромный мир, населенный множеством удивительных созданий, забавных и страшных, добрых и злых. Девушке поневоле приходится стать частью этого «тайного» мира, который пытается подчинить себе черная магия, обитающая на земле с незапамятных времен.

---

Ольга остановилась, недоуменно подняв бровь излюбленным княжеским жестом. Ворчание крепло, усиливалось, и наконец от тех, кто стоял ближе всех к ней, Ольга услышала что-то вполне членораздельное:

— Барышня, не надо бы туда…

— Неча там делать… Известно, Сильвестр…

— Мы уж и матицу разбирали, и кол втыкали в потолок, а он все не кончается — известно…

И сразу несколько голосов забубнили:

— Известно… Известное дело…

— Барышня, по-доброму — не след… Не стоит…

С непонятно откуда взявшейся злостью Ольга шагнула вперед, подняла плетку к чьей-то глупо скособоченной бородатой физиономии и произнесла с холодной господской уверенностью, за которой стояли долгие столетия:

— Дайте дорогу…

Подействовало: «добрые поселяне» (как эту разновидность человечества именуют в пьесах на театре), оттаптывая друг другу ноги и неуклюже пихаясь локтями, довольно прытко раздвинулись, образовав узкий проход, по которому она решительно направилась к избе.

Нагибаться не пришлось, притолока была высокая, сработанная под немаленький мельников рост. В горнице было полутемно (оба окна занавешены чистыми тряпицами), пахло сушеными травами и свежим бельем. Мимолетно глянув вверх, Ольга, к своему удивлению, обнаружила, что там зияет узкая продолговатая дыра: матицу, толстое бревно, на котором держался потолок, выворотили напрочь, а рядом с дырой виднелся толстый кол, забитый меж разошедшимися досками. Пожав плечами, она шагнула внутрь, огляделась, глаза привыкали к полумраку.

Рядом с порогом стояла крынка с водой. У противоположной стены, на постели, звучно пошевелился человек, оттуда послышался слабый голос:

— Спасибо, барышня…

За спиной Ольги раздался голос проводившего ее сюда юного посланца — азартный, дрожащий от непонятного возбуждения, исполненный, казалось, жгучей надежды:

— Дяинька Сильвестр, позволь, я те напиться подам… Жажда мучит, поди… А, дяинька…

— Цыц! — прозвучал неожиданно сильный и резкий окрик. — Миколка, цыц! Не по себе дерево рубишь, мелкота… Пошел вон сей же момент, а то… Кому говорю? Я еще живой пока, смотри, хлебало завидущее… Ну?

Мальчишка проворно юркнул в дверь и громко захлопнул ее за собой. Мельник пошевелился:

— Водички бы…

Подхватив крынку, Ольга без колебаний подошла к постели. Насколько ей удалось рассмотреть, мельник, много лет державший всю округу в почтительном страхе, выглядел хуже некуда: лицо невероятным образом иссохло, так что кожа обтянула скулы, челюсти, подбородок, ястребиный нос стал узким и заострился, рот провалился. Почти ничего не осталось от кряжистого, сильного, уверенного в себе человека, с которым она виделась не далее как позавчера, словно его подменили самым чародейским образом. Но голос был прежний, знакомый, звучный и властный, почти не подъеденный хворью.

Из-под одеяла в цветочек вынырнула худая голая рука с обтянутыми кожей крючковатыми пальцами, больше похожими на гвозди, — бог ты мой, и это та самая широкая ладонь, что позавчера так уверенно покоилась на крученом поясе?!

Мельник глотал воду жадно и громко, добрую половину проливая на одеяло. Ольга кинулась было помочь, но Сильвестр так зыркнул в полумраке, что она остановилась.

— Чего уж теперь… — сказал он, словно бы в оправдание. — Эти — там?

— Вся деревня, наверное, — сказала Ольга.

Мельник уронил руку с пустой крынкой, разжал пальцы, и крынка, жалобно погромыхивая, укатилась под кровать.

— Дуралеи, — обронил он с нескрываемым презрением. — Не было разговоров, что самое время клад искать?

— А вы знаете, что-то такое я слышала, — вспомнила Ольга, подумав. — За спиной явственно прозвучало: теперь, мол, не грех и клад поискать, то-то, поди, запасено…

— Я ж говорю — дуралеи, — процедил Сильвестр. — Бывает, конечно… вот только у меня никакого клада нет… по крайней мере такого, каким эти мизерабли могли бы воспользоваться.

— Мизерабли? — подняла брови Ольга. — Откуда вы знаете такие слова?

— А почему б и не знать? — судя по тону, мельник ухмыльнулся.

— Значит, не зря про вас говорили…

— Что?

— Что человек вы непростой …

— Как посмотреть… — сказал Сильвестр.

— Послушайте, — сказала Ольга. — Что я могу для вас сделать? Откровенно говоря, молитвы я и не знаю наизусть, разве что «Отче наш» с грехом пополам… Может быть, послать за доктором? В имении хороший доктор, даром что немец…

— Да доктор здесь уже ни к чему. Что немец, что швейцарец. Все, Ольга Ивановна. Это — рубеж. А потому все усилия будут бессмысленны и напрасны…

Его речь звучала гладко и свободно, совершенно не по-мужицки, и Ольга окончательно уверилась, что имеет дело с человеком, в некотором смысле деревне абсолютно чужим. В голове у нее завертелись реальные истории и полусказочные россказни о блестящих гвардейцах, ставших деревенскими отшельниками, о титулованных дворянах, растворившихся в коловращении простой жизни, как тут было не вспомнить о легенде, согласно которой не кто иной, как сам государь император Александр Павлович не скончался своей смертью в Таганроге, а в облике лапотного мужика ушел бродить по Руси…

Что бы там ни было и как бы дело ни обстояло, в одном можно быть уверенным твердо: у Сильвестра не было ни малейшего сходства с государем императором Александром Павловичем.

— Подойдите поближе, — сказал Сильвестр, и Ольга послушно приблизилась. — Ну что же, Ольга Ивановна… Высмотрел я вас, уж простите…

— Господи, за что?

— За все, — загадочно произнес мельник. — Возможно, я поступаю плохо, но, цинично выражаясь, в моем положении с моим прошлым за спиной о совести рассуждать как-то и смешно… Грехом больше, грехом меньше — какая, в сущности, разница… Потому что ведь есть в вас что-то, угрызения совести заглушающее…

— Да о чем вы?

Везло ей сегодня на бредящих — только что Бригадирша, а теперь и этот…

Глаза Сильвестра странно поблескивали, как освещенные изнутри синие стекляшки.

— Не зря ж говорится — на кого Бог пошлет, — сказал он внятно и словно бы чуточку насмешливо. — Что уж теперь… Ольга Ивановна, запоминайте накрепко: Джафарке ни за что не давайте сесть на шею, он, сами убедитесь, баловник и ветрогон, лишь только покажете слабину — на шею сядет и ножки свесит. Покруче, главное, со всеми покруче, а то заездят они вас, а не наоборот…

— Какой еще Джафарка? — в совершеннейшем недоумении спросила Ольга. — О ком вы говорите?

— Узнаете, — хмыкнул мельник. — С Джафарки начинайте. Если что, кувшинчик на мельнице, там найдете. И при надобности — об пол с маху, да хорошо бы не единожды. Тут-то его и поставит по стойке «смирно», как бывалого солдата на смотру. Мельница, считайте, ваша, это с избой могут творить что угодно, сиволапые и бессмысленные, хоть сжечь, — а вот мельница никому не по зубам… И остальных, говорю вам, покруче держите — они доброе отношение почитают за слабость и отвечают, поганцы, соответственно… Ну, да вы, насколько я могу судить по редким нашим встречам, девушка самостоятельная, характера не слабого, да вдобавок, простите великодушно, расположены кое к чему, мне думается. Как выражаются в далеких иностранных землях, un doigt pris dans l'engrenage, toute la main у passe…[8]

Ольга уже ни капельки не удивилась, что загадочный мельник знает французский, на котором изъясняется, как можно сделать вывод, с непринужденностью человека, владеющего языком в совершенстве. Но вот все его мутные речи выглядели совершенно непонятными…

— Может, все-таки доктора? — робко поинтересовалась она.

— Тьфу ты! Я же говорю, поздно и бесполезно… Дайте руку, Ольга Ивановна, смелее, смелее… Ну, коли уж так вышло… Вы, главное, не переживайте особо. A forse de mal aller, tout ira bien.[9] Ну, давайте руку…

Он вновь выпростал из-под одеяла руку, похожую на худую птичью лапу, требовательно потянулся к ней, и Ольга, после долгих колебаний (холоднющая, наверное, как лед…) протянула ладонь — и ее тут же сжали пальцы мельника, по-прежнему сильные, нисколечко не холодные, наоборот, едва ли не пышущие жаром, будто распахнулась дверца на совесть натопленной печи, ало-золотой внутри…

Трудно описать все, что она почувствовала. От жарких пальцев, намертво ухвативших ее ладонь, вмиг распространилось нечто, не имевшее названия в человеческом языке, сотрясшее все тело в судорогах, звонко и туго изнутри ударившее по коже, словно сильная струя воды, заполнившая сосуд… Перед глазами полыхнули цветные пятна, на миг пустоватая горница озарилась, стала видима вся с нереальной четкостью, от мышиной норки в углу, за печью, до слегка осевшей доски подоконника и ореховой скорлупы в дальнем углу.