Лев Куклин - С минарета сердца

• Название: С минарета сердца
• Автор: Лев Куклин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006

Лев Валерианович Куклин (1931—2004 гг.) родился в августе 1931 г. в маленьком городке Новозыбков на Брянщине. После окончания Горного института в 1954 г. около десяти лет работал геологом. В литературном смысле Куклин - типичный шестидесятник, его первая книга стихов «Соседям по жизни» вышла в 1958 году, а вскоре вся наша страна запела его песни. Многие из поколения его ровесников вспомнят знаменитые «Голубые города», «Песню о первой любви», «Качает, качает...» или «Что у вас, ребята, в рюкзаках?», а песню «Уан, тру, фри!» в конце 70-х пели дети от Англии до Японии. Всего на слова Льва Куклина написано более 200 песен.

Последнее десятилетие ХХ века автор работал как критик и литературовед. Данная работа представляет собой эссе о поэте Александре Кусикове (1896—1977). Кусиков, вместе с С. Есениным, В. Шершеневичем  и А. Мариенгофом весной 1919 года вошел в «Орден имажинистов», став одним из наиболее деятельных его участников. За два с небольшим года (1920 - нач. 1922-го) выпустил пять своих книг. Вместе с Шершеневичем он открыл книжный магазин «Лавку поэтов». Был избран заместителем председателя Всероссийского союза поэтов (председателем в то время был Брюсов).

---

Лев Куклин C МИНАРЕТА СЕРДЦА

Я бродил по апостолам,

ночевал я в Коране,

Все, что будет, я выучил там,

дилетант.

Вадим Шершеневич

ЧЕЛОВЕК В ФЕСКЕ

Художник-имажинист Борис Эрдман, постоянно иллюстрировавший книги своих друзей, поэтов-имажинистов, среди очередного нагромождения своих изломанных линий и геометрических фигур оставил нам портрет молодого мужчины с лицом типично «кавказской национальности»: острыми сухими скулами, впалыми щеками, с небольшими усиками и … в феске!

Достаточно экзотическая фигура среди московской разношерстной публики, литературной и театральной, даже для тех лет — 20-х годов XX века… Звали этого молодого человека с портрета Б. Эрдмана Александр Борисович Кусикян, по происхождению был он черкесом, родившимся на Кубани, и писал стихи по-русски под именем Александр Кусиков. Названия его книг были своеобычны и своей, так сказать, специфичностью сразу же бросались в глаза: «Аль-Баррак», «Зеркало Аллаха», «Жемчужный коврик», «Джульфикар», «Искандер Наме», «То, чего нет в Коране»…

Так что название моей статьи пришло как-то само собой — это строка из одного его стихотворения.

Александр Кусиков входил в крепко спаянную группу имажинистов, и на афишах поэтических вечеров тех лет, в сборниках и альманахах часто стояли рядом почти неразлучные фамилии: Вадим Шершеневич, Сергей Есенин, Александр Кусиков и Анатолий Мариенгоф.

То, что сотоварищи по литературному цеху посвящали стихи друг другу, в этом, разумеется, не было ничего удивительного. Так, основатель и идейный вдохновитель «течения» имажинистов Вадим Шершеневич посвятил А. Кусикову, можно сказать, программное стихотворение из своей самой известной книги «Лошадь как лошадь»:

Закат задыхался.
Загнанная лиса.
Луна выплывала воблою вяленой.
А у подъезда стоял рысак:
Лошадь как лошадь.
Две белых подпалины…

Мало того — той же весной 1919 года Шершеневич написал веселое, озорное и образное стихотворение, которое называется «Рассказ про глаз Люси Кусиковой», которое нельзя читать без улыбки. Там есть такие строки:

Аквариум глаза.
Зрачок рыбешкой золотою…
Паркеты щек подместь бы
                                        щеткою ресниц!
Зрачки блестят, начищенные ваксой,
вокзал в веселое «вперед»…

Трудно, согласитесь, в наши прагматичные дни продираться сквозь такую щедрую и разнообразную образность, но необыкновенно интересно, и я бы даже сказал, поучительно погружаться в поэтическую атмосферу тех лет. У меня нет конкретных сведений о подробностях дружбы Шершеневича и Кусикова, но в одну из своих книг Александр Кусиков включает стихотворение-акростих «ЕВГЕНИЯ», который в свою очередь посвящает Евгении Шершеневич…

Книги стихов «Звездный бык» и «Двурядица» Александр Кусиков издает совместно с Сергеем Есениным. Последний посвящает своему другу стихотворение «Песнь о хлебе» со знаменитой концовкой:

И свистят по всей стране, как осень,
Шарлатан, убийца и злодей,
Оттого, что режет серп колосья,
Как под горло режут лебедей…

А сам А. Кусиков пишет стихотворение, которое так и называется — «Есенину Сергею», в котором признается:

Я люблю твои лапти сплетенных стихов,
Деревенскую грусть ресниц,
Мне в оковах асфальта с тобою легко
Среди бледных, раздавленных лиц.

Но это еще что! Константин Дмитриевич Бальмонт, знаменитый поэт-символист, которому в 1920 году было 54 года, посвящает свое стихотворение двадцатичетырехлетнему Кусикову!

…Ты с детства знал орлов паренье
И долгий говор журавлей.
Ты не меняй предназначенья,
Будь верен Родине своей.

Но сам мэтр, кумир читающей публики начала века, автор знаменитых книг «Горящие здания» и «Будем как солнце», не последовал совету, который дал своему молодому коллеге, и в конце двадцатого года эмигрировал…

Наконец, упоминал об Александре Кусикове и Владимир Маяковский. Как известно, он остроумно и безжалостно расправлялся как прилюдно, так и печатно со своими литературными противниками и недругами, разными там «мудреватыми кудрейками» и «кудреватыми митрейками». Но несмотря на то, что Кусиков примыкал к группе В. Шершеневича, с которым певец революции совсем недавно разошелся во взглядах и поссорился, он выдал о нем две довольно добродушные строки, словно бы публично пожал плечами:

На свете множество вкусов и вкусиков:
Одним нравлюсь я, другим, Кусиков.

Вполне симпатичные строки!

Маяковский, Есенин, Шершеневич и Кусиков были почти ровесниками: Александр Борисович всего на год моложе Есенина и на три года моложе и Маяковского, и Шершеневича, которые оба родились в 1893 году.

Но у относительно старших товарищей-поэтов были свои особые отношения с Богом, одновременно и глобальные по масштабу, и кощунственные по сути:

Я думал — ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик.
Видишь, я нагибаюсь,
из-за голенища
достаю сапожный ножик.
……………………………………………………………
Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою
отсюда до Аляски!

                                        В. Маяковский

Ну, чего раскорячил ты руки, как чучело,
Ты, покрывший собою весь мир,
                                        словно мох?
Это на тебя ведь вселенная навьючила
Тюк своих вер, мой ленивенький Бог!

                                        Вадим Шершеневич

Разумеется, следует иметь в виду, что на этих строках лежит и печать того революционного богоборческого времени, и стремление поэтов непременно эпатировать читателя, да мало ли еще что!

В другом обращении Вадима Шершеневича звучит не только своеобразное, но и, прямо скажем, панибратское отношение к Творцу:

Ты, проживший без женской любви и
                                        без страсти!
Ты, не никший на бедрах женщин нагих!
Ты бы отдал все неба, все чуда, все власти
За объятья любой из любовниц моих!
Но смирись, одинокий, в холодном
                                        жилище,
И не плачь по ночам, убеленный тоской,
Не завидуй, Господь, мне,
                                        грустящий и нищий,
Но во царстве любовниц себя упокой!

У Александра Кусикова совсем другое богоощущение. Так, в своем, в сущности, программном стихотворении «Аль-Баррак» он пишет:

О, время, грива поределая,
Я заплету тебя стихом,
Подолгу ничего не делая,
Я мчался на коне лихом.
……………………………………..
Я этот мир в страну другую
Несу в сознательном бреду.
Я радуги дугу тугую
Концами жилисто сведу!
О, вдали белая дорога,
О, сладостных томлений рок…
Нет в небе Бога, кроме Бога,
И Третий Я Его Пророк!

Да, да именно так: сплошь с заглавных букв! Как видите, напористое, гиперболизированное, не слишком скромное стихотворение…

Возникает вопрос: почему и Владимир Маяковский, громогласный и принципиальный борец с религией и попами, и Вадим Шершеневич, не отстававший от Маяковского в своих антибожественных выпадах, так дружелюбно относились к своему молодому коллеге? Верили в его искренность?

Позволю себе реплику «в сторону», или «а парт», как говорят на театре; к развитию сюжета она почти никакого отношения не имеет, зато прекрасно характеризует «рыночные» отношения в поэзии двадцатых годов, которые мне удалось раскопать в процессе работы в связи с героем моего повествования. А подробности эти, на мой взгляд, довольно забавны.

В 1918 (или 1919) году у молодого двадцатидвухлетнего автора, по-видимому, неизбежно влюбленного, вышла книжка под названием «Поэма поэм». Название ее — откровенная калька с Соломоновой «Песни песней» и одновременно с названия поэмы В. Шершеневича, имеющей вызывающее «посвящение»:

Соломону — первому имажинисту,
Обмотавшему образами
                                        простое «люблю»…

Кусиковская поэма по-молодому напориста, наивна, и в ней прозрачно узнаваемы мотивы молодого Маяковского из «Облака в штанах»: