Михаил Воронецкий - Мгновенье - целая жизнь

• Название: Мгновенье - целая жизнь
• Автор: Михаил Воронецкий
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5 - 250 - 00587 - X

Феликс Кон… Сегодня читатель о нем знает мало. А когда-то имя этого человека было символом необычайной стойкости, большевистской выдержки и беспредельной верности революционному долгу. Оно служило примером для тысяч и тысяч революционных борцов.

Через долгие годы нерчинской каторги и ссылки, черев баррикады 1905 года Феликс Кон прошел сложный путь от увлечения идеями народовольцев до марксизма, приведший его в ряды большевистской партии. Повесть написана Михаилом Воронецким, автором более двадцати книг стихов и прозы, выходивших в различных издательствах страны. В книге повествуется о том, как Феликс Яковлевич Кон, революционер интернационалист, начавший свой путь в польском революциопном движении, остался верным до конца главному делу своей жизни — укреплению революционного союза польского и русского пролетариата. Г. М. Кржижановский писал: «Мы строим новый мир, и в этом новом мире не умрет память о Феликсе Коне». Книга «Мгновенье — целая жизнь» — дань этой памяти.

---

Феликс поднялся из-за стола, на котором беспрерывно звонил телефон, взял шляпу:

— Необходимо немедленно соединиться. Нельзя действовать разобщенно.

Познер оторвался от окна, в которое рассматривал паливающийся шумом движения человеческих масс город, и замахал руками:

— Они небось, к нам не присоединились. Почему же мы должны к ним присоединяться?! — от возмущения юлос его срывался на визг.

— Я, — спокойно ответил Кон, — приглашаю тебя не на праздничный обед, а в революцию. Не будем церемониться. Пошли, Адам! — обернулся к Буйно и спросил: — Где основные силы казаков и драгун?

— В Краковском предместье, у памятника Мицкевичу.

— Значит, удалось дезинформировать власти. Хорошо. Колонны направим по Уяздовским Аллеям в сторону Иерусалимских Аллей, там и соединимся с демонстрацией эсдеков.

— А как использовать боевую дружину? — спросил Буйпо.

— В Уяздовские Аллеи. Как только двинется демонстрация, казаков непременно кинут туда. Им преградит путь именно боевая дружина…

— От Фелека есть какие-нибудь вести? — спросил Буйно о своем друге Юзофе Цишевском, которого ЦРК назначил ответственным за работу в деревне.

— Фелек действует молодцом. Крестьяне всех окрестных уездов присоединились к забастовке рабочих. — Эти слова Феликс произносил, уже спускаясь по лестнице.

События на улицах развивались с невероятной быстротой. Уже к полудню произошло первое столкновение с казаками, попытавшимися преградить движение демонстрантов с Уяздовских Аллей на Иерусалимские. Драгуны врезались в колонну, хлестали наотмашь нагайками, топтали людей лошадьми, сверкали обнаженными саблями.

Перед строем гарцевал на высокой белой лошади граф Пшездецкий.

— Целься как следует, — кричал он. — Кто пульнет в воздух, застрелю собственноручно. Пли! — Грохнул залп.

В этот момент подоспели Кон и Буйно с боевой дружиной. Одна из брошенных второпях бомб взорвалась прямо в середине казачьей лавы, вырвавшейся с улицы Желязной и ринувшейся на выручку окруженных демонстрантами драгун. Несколько казаков было убито наповал. Все смешалось, началась беспорядочная стрельба: казаки и драгуны стреляли из карабинов, дружинники — из револьверов, грохали взрывы самодельных бомб…

И вдруг среди улицы появились цепи солдат. Стрельба усилилась. Полицейские хватали демонстрантов и впихивали в арестантские фургоны. Солдаты штыками приканчивали раненых рабочих…

Буйно потянул Феликса к пролому в заборе, ограждающем какое-то недостроенное здание. Но Феликс отмахнулся, и Буйно скрылся один. Феликс помогал рабочим уносить раненых с улицы в подъезды, за заборы, где их подхватывали чьи-то руки и уносили куда-то, чтобы спрятать.

Так продолжалось несколько минут, а может и часов — Феликс не замечал времени. И вот кто-то схватил его за плечо цепкой и сильной рукой:

— Помогите мне унести этого человека…

Голос знакомый. Феликс поднял глаза: перед ним стоял Белопольский:

— Александр…

Подхватив за плечи и за ноги окровавленного молодого рабочего, они кинулись к лазу. Белопольский шел впереди быстро и уверенно, видно было, что знал место. На небольшом заросшем кустарником пустыре темнел дверной проем какого-то сарая — туда они и внесли стонавшего раненого, бережно положили его рядом с другими.

Шум на улице стихал, толпы рассеивались, только цокали еще по булыжной мостовой подковы — это проносились казаки и драгуны. Высовываться на улицу было бессмысленно, и оба они распрямились, тяжело дыша… лица у обоих были в поту и в пыли.

— Как же с ранеными?! — произнес Кон.

— Их отсюда увозят в больницу Младенца Иисуса. Там у нас свои люди, они помогут. А потом постараемся их выкрасть и спрятать…

На город опускались золотые, как всегда в эту пору весны, варшавские сумерки. В бледно-синем небе уже засверкали звезды. Со стороны предместья Желибож всходил ранний, в серебряной чеканке, месяц — такой молодой и яркий, как будто только что с Монетного двора.

Операция по освобождению приговоренных к смертной казни была осуществлена быстро, почти молниеносно. Стало известно, что новый генерал-губернатор утвердил смертные приговоры десяти подсудимым, и Кон явился в канцелярию тюрьмы Павиак с документами на имя родственника Максимилиана Хорвица (Вита). Вит был арестован по пустяковому делу, и потому на свидания с ним не было запрета.

Странные чувства испытал Феликс, сам разыскиваемый полицией, переступая порог тюрьмы, куда он попал два десятка лет назад.

В холодном, грязном помещении, склонившись над бумагами, что-то строчили чиновники с непроницаемыми физиономиями. Сновали взад-вперед надзиратели, приводя и уводя заключенных.

Предъявил документы, разрешающие свидание, и смотритель приказал привести заключенного.

Разговаривали, как и положено, через перегородку. Надзиратель, получивший от Юлии, сестры Вита, солидные чаевые, придумал какую-то надобность и на время удалился. Вит сообщил:

— К смерти приговорены десять человек. Вот список. На казнь их повезут в Цитадель. Этим обстоятельством и надо воспользоваться. Только ни дня промедления, Указание о приведении приговора в исполнение может появиться в любой момент. Придумай что-нибудь, Болеслав…

План возник мгновенно: опередить жандармов! Задача состояла в том, чтобы добыть бумагу за подписью обер-полицмейстера Майера, приказывающую тюремной администрации сдать осужденных явившейся полицейской команде для препровождения в Цитадель.

— Во всем этом, — заключил свой доклад на заседании ЦРК Кон, — нот ничего фантастического, за исключением одного момента — сроков. Сроки должны быть фантастически предельными.

Председательствовал на заседании только что приехавший из Кракова Закс, носящий партийную кличку Ян. Феликс с ним был хорошо знаком еще с апреля. Товарищ Ян вызывал у него большое уважение глубоким знанием марксистского учения.

— Что за люди эти смертники? — спросил Закс. — Вит их хорошо знает?

— Я их тоже знаю, — сказал Кон.

— За что они приговорены к казни?

— За участие в восстании. Были захвачены с оружием в руках. Обвинения самые различные. Убивали шпионов, полицейских инспекторов, дрались на баррикадах…

— Имейте в виду, Болеслав, — озабоченно сказал Лапиньский. — Варшава на военном положении. В случае неудачи… вся ваша группа освобождения прямым ходом угодит на виселицу. И вы в первую очередь.

— Виселица передо мной маячила еще двадцать лет назад, — буркнул Феликс и обернулся к Адаму Буйно.

Казалось бы, случай для боевика как нельзя более подходящий. Но Буйно сидел безучастно и смотрел в затягиваемое сумерками окно. На стекло косо падали крупные капли дождя и стекали вниз медленными слезами. Поддержку Кон получил от человека, от которого меньше всего ее ожидал. Слова попросила Зофья Познер:

— Я согласна с Болеславом, — сказала она, ни на кого не глядя, — все это не так фантастично, как может показаться на первый взгляд.

— Во всяком случае надо попытаться, — откликнулся Закс.

— Вот пусть и попытаются, — сказал Лапиньский. — Предлагаю возложить ответственность за операцию на товарища Болеслава и товарища Анну, — он назвал Зофью Познер ее партийной кличкой, — и отпустить на это необходимые средства.

— Я согласна, — сказала Зофья.

— И пусть они нам время от времени докладывают о ходе операции, — добавил Лапиньский…

— В случае неудачи, — сказал Феликс Зофье, когда они вышли на погруженную в сырые потемки улицу, — мы дадим Скалону возможность поставить вместо десяти двадцать виселиц. Так что решайте, товарищ Анна. Мне кажется, что вам бы следовало уклониться от этой операции.

Зофья повернула лицо к нему, по выражения ее глаз в темноте Феликс не разглядел.

— А уж это предоставьте мне — распорядиться своей жизнью.

— Разумеется. Я просто хотел напомнить вам, что двери тюрьмы могут захлопнуться за участниками операции навсегда.

Несколько минут шли молча. Обоих тревожил один и тот же вопрос: где взять исходящий номер бумаги за подписью обер-полицмейстера Майера? Пока ничего разумного в голову не приходило. Решили оставить это дело на потом.

— Смотрителя тюрьмы, — как бы продолжая раздумья вслух, сказала Зофья, — надо предупредить по телефону за час, не раньше.

— А успеют они подготовить заключенных к отправке?

— Раньше нельзя, чтобы не пришло в голову справиться у Майера по телефону.

— Да, это существенно. А на роль жандармского ротмистра нужен бывший офицер. Это несомненно.

— У меня есть такой на примете, — сказала не очень уверенно Зофья. — Можно заохать к нему прямо сейчас.

Взяли извозчика, поехали. Бывший офицер, когда ему рассказали, что от него нужно, ответил не раздумывая: