Андрей Чертков - Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар

• Название: Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар
• Автор: Андрей Чертков
• Издательство: Издательская Группа «Азбука-классика»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009
• ISBN: ISBN 978-5-9985-0017-6

Второй том нашумевшего литературного проекта Андрея Черткова «Миры Стругацких: Время учеников, XXI век» посвящен доселе неизвестным событиям из жизни некоторых героев братьев Стругацких.

Что делал на Земле Антон-Румата, вернувшись в спокойный, солнечный Мир Полудня из пылающего, залитого кровью Арканара? И какие веские причины вынудили его отправиться вновь в этот неспокойный средневековый город на отдаленной планете?

Как сложилась дальнейшая судьба археолога Бориса Лозовского после того, как он совершил космический рейс на борту автоматического корабля Пришельцев в повести «Извне»?

Чем на самом деле занимались несчастные мокрецы под предводительством философа Зурзмансора и под присмотром доктора Юла Голема в дождливом мирке «Гадких лебедей»?

Зачем прославленный звездолетчик Леонид Горбовский по пути на Далекую Радугу с грузом ульмотронов для тамошних нуль-физиков завернул на курортную планету Пандора? О чем думал он, сидя на краю обрыва над таинственным и непредсказуемым Лесом, в дебрях которого бесследно исчез его ученик Атос-Сидоров? И каким образом Горбовский сумел-таки выжить в чудовищной катастрофе на Радуге?

Наконец, главная загадка этой книги — кто такой на самом деле Рудольф Сикорски, он же Странник, он же Экселенц? Чем он занимался до того, как прибыл инкогнито на Саракш и стал героем романа «Обитаемый остров»? Думаем, ответ на этот вопрос удивит даже таких дотошных исследователей Вселенной братьев Стругацких, как группа «Людены», не говоря уж о простых любителях фантастики!

---

Горбовский ничего не возразил. Наверное, ему действительно было стыдно. Стыдно, но в то же время и гораздо легче. Он посмотрел в окно на все еще видимую под покровом крыльев «берсерка» полоску леса. Где-то там, далеко за горизонтом, горели деревья, рассыпались в пепел ракопауки и тахорги. А заодно русалки и лесовики. Теперь и никакое Выпадение им не поможет — счетчик зашкаливает от радиации, а эпицентр взрыва — оплавленное поле. Леонид Андреевич закрыл глаза, и откуда-то из-под самой поверхности памяти всплыла ухваченная краем глаза картина — лес, разгорающийся так, словно спичку бросили в лужу бензина. Огненная волна, поднимающаяся выше самых высоких деревьев. И горящие птицы, пучеглазые, когтистые пылающие комки. «Огня! Еще огня!» Что толку в пустых обвинениях? Тем более нельзя исключать, что иначе все они должны были погибнуть.

Хосико держала Атоса за руку, пока он не уснул. Транквилизаторы действовали плохо — организм после прививок, которые чуть ли не ежедневно делали ему аборигены, отторгал все постороннее. Она боялась, что в придачу ко всему необратимо изменился метаболизм. Лесной рацион не прошел даром. Проблемы. Проблемы тела решаемы. Отдых, ионный душ по утрам, птицы за окном, покой, процедуры, и все придет в норму. Обязано прийти в норму. Порукой тому расторможенный гипоталамус и УНБЛАФ. Жаль только, что не помогают они при душевных травмах. Врач здесь бесполезен. Конечно, можно создать на какое-то время ощущение покоя и радости — медикаментозными средствами. Только это будет обманом, недолговечным, как любой обман. А после этого навалится еще более тяжелая депрессия, из которой не многие выбираются даже с посторонней помощью.

Атос застонал, выгнулся, выставляя свой ужасный шрам, заговорил на каком-то незнакомом языке, похожем на шелест листвы, часто повторяя: «нава… нава… нава…» Имя? Хосико не была уверена. Нава — это, кажется, что-то вроде русалки в чьей-то мифологии. Она положила ладонь ему на лоб и сосредоточилась. Тепло и покой. Покой и тепло. И еще птицы в лесу. Не в этом, страшном, пугающем лесу, который и лесом неудобно называть, а надо именовать джунглями или сельвой, а в обычном, где-нибудь в Сибири, на Урале. И еще солнце. Не красное, а обычное — желтое. И луна. И Большая Медведица… Вечное возвращение из-под чужих небес, солнц и лун. «Что же такое мы ищем под ними, чего не можем найти на Земле? Не понимаю и не пойму». Токийская процедура подарила людям Периферию. Немного высокопарно и самонадеянно, но, в общем-то, верно. Вот только она не подарила людям их самих. И всегда будут такие мальчики, которым нет места на Земле, а вернее — нет места в самих себе. И они будут тосковать под этими чужими небесами, во враждебных джунглях, которые хоть тысячу раз назови лесом, но приветливее от этого они не станут. Они будут гулять без скафандров по жутким болотам и пребывать в иллюзорной уверенности, что это тоже их дом, громадный, космический дом. Но дом не может быть таким громадным и таким холодным, таким чужим и безразличным.

Но Хосико ошибалась. Атосу не снились сибирская тайга и уральские леса, и не пели на деревьях птицы. Ему снился лес, единственный лес, который только и может быть обитаемой вселенной.

Он проснулся от света и подумал, что это луна. В доме было темно, лиловатый свет падал в окно и в дверь. Ему стало интересно, как это свет луны может падать сразу и в окно, и в дверь напротив, но потом он догадался, что он в лесу и настоящей луны здесь быть не может, и тут же забыл об этом, потому что в полосе света, падающего из окна, появился силуэт человека. Человек стоял здесь, в доме, спиной к Атосу, и глядел в окно, и по силуэту видно было, что он стоит, заложив руки за спину и наклонив голову, как никогда не стоят лесные жители — им просто незачем так стоять — и как любил стоять у окна лаборатории во время дождей и туманов, когда нельзя было работать, Карл Этингоф, и он отчетливо понял, что это и есть Карл Этингоф, который тоже когда-то отлучился с Базы в лес, да так больше и не вернулся и был отдан в приказ как без вести пропавший. Он задохнулся от волнения и крикнул: «Карл!» Карл медленно повернулся, лиловый свет пошел по его лицу, и Атос увидел, что это не Карл, а какой-то незнакомый местный человек. Он неслышно подошел к Атосу и нагнулся над ним, не размыкая рук за спиной, и лицо его стало видно совершенно отчетливо, изможденное безбородое лицо, решительно ничем не напоминающее лицо Карла. Он не произнес ни слова и, кажется, даже не увидел Атоса, выпрямился и пошел к двери, по-прежнему сутулясь, и, когда он перешагивал через порог, Атос понял, что это все-таки Карл, вскочил и выбежал за ним следом. «Карл, — бормотал он, шатаясь, — Карл, вернись!» Он повторил эти слова несколько раз, а потом в отчаянии громко выкрикнул их, но никто его не услышал, потому что в то же мгновение раздался гораздо более громкий крик, жалкий и дикий, откровенный плач боли, так, что зазвенело в ушах, так, что слезы навернулись на глаза, и почему-то он сразу понял, что кричат именно в этом длинном строении, может быть, потому, что больше кричать было негде. «Где Нава? — закричал он. — Девочка моя, где ты?» Он понял, что сейчас потеряет ее, что настала эта минута, что сейчас потеряет все близкое ему, все, что привязывает его к жизни, и он останется один.

Но сон отступил, унося с собой остатки давно прошедшей ночи, тоску утрат и страха, обнажая зеленые стены лазарета и несчастного киберхирурга, дотягивающегося до него своими щупальцами и клешнями. Откуда-то ото лба растекалась волна покоя и умиротворения, но она была мелка, и в ней можно было только слегка поплескаться, ощущая совсем близкое дно все того же отчаяния и безнадежности.

— Мне плохо, — сказал Атос в потолок. — Мне не хочется жить.

Наверное, в этом и была отгадка. Ему уже давно не хотелось жить. Стремиться сквозь лес к далеким Белым Скалам — плохой стимул для жизни. Что толку в возвращении? Что нового оно даст ему? Но и лес каждый день, каждую минуту, каждую секунду методично выталкивал его из того растительного и неизменного мира, в который были погружены аборигены. Там не было даже великого природного цикла — от цветения до сна и умирания и обратно к вегетации. Там всегда все цвело. Резать скальпелем мертвяков? Бродить по болотам в поисках города? Слушать сводки Славных подруг? Обустроенная растительная жизнь. Стимул-реакция. Да, прогресс амазонок, жриц партеногенеза не был его прогрессом. Но в жизни лесовиков вообще не было никакого прогресса. Ему действительно не было там места. Ему вообще нигде не было места. Волна покоя схлынула, и стало легче.

— Вы что-нибудь хотите? — донесся голос с другого края света.

О да! Он хотел миллион разных вещей, но это были настолько мелкие желания, что ради них не стоило открывать рот. Атос скосил глаза и посмотрел на врача. Какие они все здесь красивые, аккуратные. Чистенькие.

— Чистота, — повторил Атос.

— Что? — не понял врач. — Михаил Альбертович, повторите, пожалуйста.

Михаил Альбертович? Кто такой Михаил Альбертович?

Атос поднес к лицу правую руку и с отстраненным интересом принялся разглядывать свою ладонь. Потом нечто холодное коснулось предплечья, и наступила непроглядная тьма. Уже без сновидений.

Когда Атос снова уснул, зазвонил телефон.

— Как Сидоров? — спросил Мбога.

— Уснул.

— Он сможет в ближайшее время нам что-нибудь рассказать?

— Нет, вряд ли. Я боюсь, что его вообще нельзя оставлять здесь. Нужна срочная эвакуация на Землю или, в крайнем случае, на Алмазный пляж.

— Ты можешь сейчас подняться к нам? Твое присутствие около него обязательно?

— Хорошо, я сейчас приду.

Хосико укрыла Сидорова одеялом, настроила монитор на свой браслет и несколько секунд постояла над этим изможденным человеком. Они вовремя его спасли. Он умирал там, в лесу. Умирал медленно, но неотвратимо. Хоть и во второй раз, но смерть его бы нашла.

Мбога оглядел присутствующих и наконец сказал:

— Думаю, что слово необходимо предоставить Хосико-сан.

Возражать никто не стал, и Хосико разложила перед собой подготовленные бумаги.

— Итак, для протокола позвольте мне коротко изложить предысторию событий. В декабре прошлого года здесь, на Пандоре, погиб в авиакатастрофе биолог Валентин Каморный. Его тело было найдено, факт смерти установлен, и тело, в соответствии с обычной процедурой, отправлено на Землю, где он и был похоронен. Через несколько месяцев живой Каморный обращается в БВИ с жалобой на неточность, допущенную в его персональных данных, где он фигурирует как умерший. Таким образом, если отбросить все второстепенные детали, можно предположить, что произошел случай оживления. Теперь о гипотезах. Если не принимать во внимание божественное вмешательство и прочую мистику… Все на это согласны? — спросила Хосико.

Никто не возразил.