Александр Авдеенко - Дунайские ночи

• Название: Дунайские ночи
• Автор: Александр Авдеенко
• Издательство: ООО «Издательство "Вече 2000"
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2005
• ISBN: ISBN 5-9533-0552-4

Роман Александра Авдеенко «Дунайские ночи» завершает его знаменитую трилогию о пограничниках. Главным героям - следопыту Смолярчуку, генералу Громаде, чекисту Гойде - предстоит предотвратить самые хитроумные попытки американской агентуры нарушить государственную границу. Читатель вновь побывает в «Отделе тайных операций» и ЦРУ, там, где планируются заговоры против мира и безопасности народов.

---

Серый совершенно справедливо утверждает, что трава и деревья нежны и гибки до тех пор, пока живут. Умирая, они делаются черствы, сухи, жестки. Жестокость, жесткость - спутники смерти. Мягкое и нежное - спутники жизни. Когда дерево стало сухим, жестким, оно обречено на смерть. Так и человек. Если твое сердце уже не отзывается на вечернюю зорю, на девичью песню, если не подкатывает к горлу что-то горячее, нежное, когда ты видишь своего ученика и друга, способного пройти твой трудный длинный путь вдвое быстрее, немедленно просись в отставку, заказывай себе про запас некролог: «Пенсионер всесоюзного значения отдал Богу душу».

Минует меня чаша сия. Живу! Живу - и не старею. И так будет до тех пор, пока выполняю давний, старый, как мир, и вечно свежий, как восход солнца, наказ Серого. «Да будет каждая утренняя заря для вас как бы началом жизни, а каждый закат солнца как бы концом ее, и пусть каждая из этих коротких жизней оставляет по себе след любовного дела, совершенного для других, доброго усилия над собой и какого-нибудь приобретенного знания». Не так уж плохо понимали люди свои обязанности и тысячу лет назад!…»

Шатров захлопнул записную книжку, перехватил ее резинкой и отправил в заветный карман, где она постоянно, никому не доступная, пребывала.

- Вася, ты чего крутишься вокруг да около? Чего - так пялишься на меня? Какую тайну хочешь разгадать? - И добрая веселая улыбка осветила лицо Шатрова. - Ладно, спрашивай!

Гойда поближе придвинулся к полковнику, очень серьезно взглянул на него, вполголоса спросил:

- Вы его давно знаете… человека, скрытого под личиной Кашубы?

- А ты как полагаешь?

- Думаю, что очень давно.

- Так. Но я не сразу узнал его. Боялся ошибиться. Присматривался, угадывал, восстанавливал его потерянное лицо.

- Восстановили?

Шатров достал из внутреннего кармана пиджака твердую, размером с почтовую открытку фотографию.

Гойда взглянул на поблекшее изображение почтенного закарпатца: пухлые щеки, лохматые брови, висячие усы, трубка, верховинская шляпа с пером, расшитая цветным узором полотняная сорочка и нарядная меховая безрукавка-кептарик.

- Видал когда-нибудь этого джентльмена?

- Кажется, не видел.

- Кажется?… Посмотри еще, внимательно!

Гойда снова склонился над фотографией. В тени верховинской шляпы бугрится лоб. Под нависшими бровями холодно мерцают глубоко запавшие глаза. Ноздри крупного носа широко раздуты, будто к чему-то принюхиваются.

- Таким «Говерло» был лет двадцать пять назад. Бывший управляющий одного мадьярского графа. Андрей Кашпар. Сбежал на Запад после войны. Там в американской зоне прошел переподготовку в шпионской академии, долго был инструктором-экспертом. Перелицован с помощью пластической операции и заброшен в Явор через Дунай.

Гойда не любил без острой на то нужды задавать вопросы. Предпочитал докапываться до истины собственными силами. Он молчал, размышляя над тем, что раскрыл ему Шатров.

- Все тебе ясно, Василек? - спросил Шатров. Он понял, о чем думает Гойда, и хотел проверить его ход мыслей, подсказать кое-что, если это будет необходимо.

- Не уверен, что все. Когда вы узнали, что «Говерло» заброшен сюда?

- Сразу же, как он только исчез. Но мы точно не знали, куда именно он переброшен и кто его приютил.

- Вот теперь, кажется, все ясно.

Шатров покачал головой.

- Боюсь, что далеко не все.

- Но мне этого пока вполне достаточно, чтобы действовать сознательно, в полную силу.

- Верно! Разведчик, как и солдат, должен понимать свой маневр. Для полной твоей ориентировки кое-что добавлю: «Говерло» голыми руками не возьмешь. Очень осторожно, очень аккуратно мы должны подбираться к нему, чтобы не вспугнуть. Тебе, конечно, понятно, что он явился сюда не на пустое место, имеет опору не только в лице Качалая и своей бывшей жены Евы Портиш.

- Жена?… А я думал… так, случайная сообщница.

- Законная супруга! Еще перед войной, в Америке, в Бостоне поженились. Оба теперь затаились, пережидают. Переждем и мы. Ужгородским товарищам я дал указание не жаловать супругов своим вниманием. Пусть пока порезвятся на обманчивом приволье. А мы тем временем постараемся подобрать ключи к подлинному Кашубе.

- Кашубы нет дома, он куда-то уехал, пропал. И никто нам добровольно не скажет, как и когда он пропал, где скрывается… живой или убитый.

- Верно, и все-таки… тот, у кого припасен хлеб, не должен думать, что он будет есть завтра, иначе его назовут маловерующим. Вот, пожалуй, и все наши планы на ближайшее будущее. Вопросы имеешь?

Гойда посмотрел на небо, все еще полное чаек, послушал песни рыбачек, прижмурясь, погрел лицо в лучах солнца и сказал:

- Имею, но уже чисто личного порядка.

- Вовремя переключился, Васек. Спасибо. Хорошо работаешь. Лучший твой друг тот, кто и улыбается и слезу проливает хотя бы на секунду раньше тебя… Я, брат, с утра настроен и философски и поэтически. Ну, какие нас вопросы мучают? Жизнь и смерть? Гений и злодейство? Любовь и ненависть? Мужчины и женщины? Капитализм и коммунизм? И то и другое, и пятое, и десятое, да?

- Я давно хочу обсудить с вами, Никита Самойлович, одну проблему…

- Плохо хотел, раз столько времени не обсуждал, откладывал. Давай, начинай! Я слушаю.

- Как вы знаете, в этом году я не болел, взысканий не имею, в четырех крупных операциях принимал участие, ни разу вас не подвел, в звании повышен, а чувствую себя препогано. Тяжелый год! Тысяча девятьсот пятьдесят шестой.

- Далекий заход. Приближайся, хватай быка за рога!

- Культ личности Сталина… Правильно, надо было рано или поздно вскрывать, лучше теперь, чем завтра. Но уж очень беспощадно вскрывается.

- Не нравится решительность и мужество хирурга? Хочешь, чтоб опасную болячку заговаривали бабки, знахари? Хочешь, чтобы втихомолку совершались промахи, ошибки, втихомолку исправлялись? Не тем аршином меряешь и эпоху, и партию, и государство… Тебе не приходилось видеть солнечное затмение?

- Что?…

- Солнечное затмение видел?… На виду у миллионов людей затмилось и на виду всего мира прояснилось. Вот так, Вася.

За то и любил Гойда своего седоголового друга, что рядом с ним не заплесневеешь, не поржавеешь, не постареешь. Он и поступком, и словом, и взглядом, и даже молчанием.вдохновляет, воспитывает, наделяет силой.

Чувство сыновьей благодарности переполнило сердце Гойды. Он крепко сжал руку Шатрова.

- Мне здорово повезло в жизни, что встретился с вами. Когда я слышу слова: «друг, хороший человек, прекрасный работник, настоящий коммунист», я всегда думаю о вас, Никита Самойлович.

- Вася, если хочешь быть достойным человеком, не занимайся славословием. Кто льстит, тот подкапывается и под друга, и под отца, и под правду, и под собственный корень.

На капитанском мостике ударили в колокол. «Аркадия» хрипло, простуженным голосом загудела.

Вдали, на границе светло-синих морских вод и мутно-желтых пресных речных, показался голый, плоский островок Змеиный - страж Дуная.

Пароход веселее, протяжнее загудел, приближаясь к суше, к зазубренному, в камышовых зарослях, в протоках и в песчаных косах берегу.

А на корме, где расположились девчата, все еще не умолкала песня:

На дубу меж ветвей,
За рекой Дунаем,
Молодой соловей
Пел, забот не зная.

- Бедные соловьи, калины, вишни!… - Шатров усмехнулся. - Из песни в песню кочуют. Может, присоединимся, Вася? Отдадим свои голоса блоку дунайских красавиц, замужних с незамужними?

Гудела, звенела под каблуками девчат мытая-перемытая, добела выскобленная палуба.

«Аркадия» вошла в килийское гирло Дуная. Но не добрались друзья до поющих и танцующих девчат, не отдали им свои голоса. Стояли у борта и любовались Дунаем, его берегами, островами, придунайской землей, ровной, как море, заросшей камышом, пригнутым в одну сторону свежим ветром.

- Смотри, Василек, чудо какое!

- Действительно! Не просто камыши, не камышовые плавни, не камышовый лес, а камышовые джунгли.

- Да не про камыши я, капитан!

- Небо?… Действительно! Не просто небо, а голубая пустыня без конца и без края.

- И небо оставь в покое. Дунай!… Тихий, мутный, почти кофейного цвета, ниже камышей, ниже травы, а властвует и над полетом птиц, и над деревьями, и над долинами. Отчего это, Вася?

- Без Серого не ответишь на такой масштабный вопрос.

- Ладно, зови его на помощь!

Гойда подумал, оглянулся вокруг и сказал:

- Если хочешь подняться выше всех людей трудом, будь ниже всех в своих речах и обещаниях. Но если ты поднялся высоко, если тебя сделали звездой первой величины, посылай на землю людям то, что ты взял у них когда-то - свет.

Шатров уже не слушал Гойду. По стрежню дунайского рукава, оставляя позади себя глубокий и широкий водяной ров, мчался белый катер с пограничным флажком на мачте. Шатров покачал головой, засмеялся.