Павел Мельников-Печерский - Начало неоконченной автобиографии

• Название: Начало неоконченной автобиографии
• Автор: Павел Мельников-Печерский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Мельников-Печерский П. И. Собрание сочинений в 6 т.

М., Правда, 1963. (Библиотека "Огонек").

Том 1, с. 307–317.

---

Я родился в Нижнем Новгороде 22 октября 1819 года, как сказывали мне, в самый благовест к обедне, в деревянном доме деда моего Павла Петровича Сергеева. Он еще цел, находится на углу Мартыновской и Тихоновской улиц возле удельной конторы. Отец мой, капитан Иван Иванович, служил тогда начальником жандармской команды, не имевшей впрочем тогда того значения, которое получила восемь лет спустя; тогда это была конная полицейская стража. Мать моя, Анна Павловна, была второю дочерью Сергеева. Я родился первенцем.

Род наш довольно старый, хотя его и нет не только в Бархатной книге, но и в разрядах. По преданию, предки наши вышли с Дону, где и до сих пор существует фамилия Мельниковых. У меня был старинный образ Спасителя, пропавший в Петербурге во время пожара 28 мая 1862 года (когда Апраксин двор сгорел, министерство внутренних дел и часть Троицкого переулка, в котором я жил). На нем была надпись, что он пожалован царем Иваном Васильевичем Василию Мельникову, но кто таков был этот Мельников, не знаю. В XVIII ст. Мельниковы небогатые и незнатные дворяне служили в рейтарских полках иноземного строя.

В 1700 году, как видно из "Обозрения поместных прав и обязанностей", составленного Ивановым (Москва, 1836), шестеро Мельниковых имели недвижимые имения с крестьянскими дворами. Но мой прадед Федор Васильевич Мельников, живший в первой половине XVIII ст. и служивший тоже в рейтарах, не имел офицерского чина и прожил наследственные имения. Сын его, мой дед Иван Федорович, был секунд-майором, служил в морских батальонах, а в конце царствования Екатерины — советником Пермского наместнического правления.[1]

Был он еще молодым человеком, когда приехал в Казанское наместничество, влюбился в одну сельскую поповну, звали ее Лизаветой Ивановной, фамилию отца ее не знаю, но брат ее Александр Иванович носил фамилию Псаломщикова и долго служил в Казанском университете почти с самого его открытия в канцелярии совета или университетском правлении.

Поэтому, казалось бы, и бабушка моя должна быть Псаломщикова, но ведь тогда в духовенстве так велось, что отец носил одну фамилию, а сын другую, родные братья имели разные фамилии. Фамилии даваемы были в семинариях их ректорами или самими архиереями, иногда без всякой нужды, а так, ради монашеской потехи.

У дедушки было три сына: Василий, отец мой Иван, родившийся 25 сентября 1788 года в Казани (дедушка тогда служил поручиком в Казанском адмиралтействе), Дмитрий и дочь Надежда, родившаяся в Перми. Вскоре после рождения этой дочери он, из советников наместнического правления перешедший на должность советника же пермской гражданской палаты, бывши в Екатеринбурге, влюбился в девятнадцатилетнюю девушку Марью Степановну Федорову, дочь какого-то чиновника. Вследствие того произошел раздор в семействе советника и кончился тем, что бабушка Лизавета Ивановна уехала с детьми в Казань, а дедушка в Екатеринбурге в Успенской церкви обвенчался с молоденькой красавицей. Это было в 1796 году. За это он поплатился службою, которая пошла было хорошо, ибо тридцатидвухлетних советников в секунд-майорском чине тогда было очень немного. Его же родные в Казани — Веригины вступились за его детей. Дошло до сведения императрицы (перед самою ее кончиной) о браке его от живой жены, дедушку отставили от службы, старшего его сына Василия Ивановича 12 лет определили в гвардию, откуда он попал в гатчинские войска и при Павле Петровиче получил 200 душ в Ардатовском уезде Нижегородской губернии (сельцо Миякуши, и теперь находящееся во владении моих двоюродных братьев). Бабушка Лизавета Ивановна сошла с ума и бедствовала с детьми в Казани. Ей помогали дальние родственники ее мужа Веригины и некоторые богатые казанские помещики: Родионовы, Бойховские и др. и, сколько мог, брат ее Александр Иванович Псаломщиков.

Дедушка с молодой женой уехал в Петербург. Он жил там в приходе Владимирской церкви в Троицком переулке, где лет через 60 после того я долго жил. Жил весело с приятелями коллежскими асессорами Пименовым и Маркеловым Никифором Семеновичем. Дедушка имел состояние порядочное и жил открыто в Петербурге, когда семья его бедствовала в Казани. Со старшим сыном, бывшим в Гатчине, он почти не видался. Еще в Пермской губернии в июле 1796 года, когда он был советником гражданской палаты, подвернулся ему лейб-гвардии Преображенского полка сержант Онуфрий Андреевич Гедеонов, молодой и богатый человек, очень полюбившийся дедушке. В июле 1796 года он дал Гедеонову 12 000 руб. ассигнациями — деньги по тому времени значительные — под залог деревни Сосновки.

Были у дедушки в долгах немалые деньги и на других лицах.

В 1799 году дедушка Иван Федорович умер на сороковом году от рождения. Перед смертью 28 августа 1798 года он написал духовное завещание, засвидетельствованное его приятелями Пименовым и Маркеловым, подписались и духовники: дедушкин — священник Владимирской церкви, священник Иван Федоров и его жены — Петропавловского крепостного собора протоиерей Василий Алексеев. Зачем последний — неизвестно. В завещании было сказано: "даю сие завещание законной (?) жене моей второго брака Марье Степановне, дочери Мельниковой, урожденной Федоровой, в том, что по усердию моему к ней и на случай кончины жизни моей завещаю ей во владение имение наше как то: дворовых людей, разные вещи и наличные деньги, сколько оных за уплатою нажитых нами долгов оставаться будет, равным образом оставляю ей и взыскание по искам моим и производящимся в судебных местах делам долговые на разных людях деньги и купленные и заложенные мне лейб-гвардии сержантом Гедеоновым и, наконец, сманенных им дворовых людей, поелику все сие приобретено мною из полученного за нею в приданое имения и за прожитием вместе с ней оставшееся, которое все без остатка ей собственно и принадлежит, а не детям моим от первой моей жены рожденным, которым ни до чего вышеписанного не касаться и никакого ей, Марье Степановой дочери, чрез то беспокойство не делать".

Таким образом все имение досталось второй, незаконной жене. Что оно приобретено на приданные деньги Марьи Степановны — не справедливо, тут дедушка, влюбленный до безумия в нее, маленько покривил душой. Когда он умер, вдове Марье Степановне 1 сентября 1799 года из комиссариатской экспедиции адмиралтейства выдан паспорт, как законной жене его. Он за подписом обер-штер кригс-комиссара Берха, с которым дедушка был дружен. Из копии ее паспорта видно, что Марья Степановна в 1806 году 4 июля получила из кабинета Ею Величества 75 рублей, а 15 февраля 1807 года в Андреевском соборе на Васильевском острове священником Андреем Никитиным обвенчана петербургского посада с мещанином Иваном Кузминым. Ей в то время было 32 года. Что сталось после того с Марьей Степановной, не знаю.

У бабушки Лизаветы Ивановны с детьми из родового имущества осталось лишь несколько образов, в том числе пропавший у меня во время петербургского пожара 1862 года, обручальное кольцо и серебряный сервиз. Когда умер Иван Федорович Мельников, казанские родные его стали хлопотать о наследстве в пользу его законных детей и об определении на службу моего отца. Он по просьбе восемнадцатилетнего своего брата Василия Ивановича, которого любил император Павел Петрович, не в пример другим определен был одиннадцати лет от роду лейб-гвардии в Семеновский полк унтер-офицером (9 марта 1800 г.) и оставался при матери, а затем также по ходатайству брата 1 января 1801 года был отставлен из военной службы для определения к статским делам коллежским регистратором, имея от роду только 12 лет. При Павле Петровиче это бывало не часто для незнатных людей.

Брак дедушки с Марьей Степановной признан был незаконным. Стали взыскивать долги с Гедеонова, но в одном присутственном месте крысы, по просьбе должника, выели из векселя со слова: "надцать тысяч" до означения, в какой губернии и уезде находилась заложенная деревня Сосновка, так что в векселе сохранились слова: "занял я (Гедеонов) Пермского наместничества гражданской палаты у советника секунд-майора Ивана Мельникова деньги государственными ассигнациями две… округ в деревне Сосновке принадлежащую на мою часть" и т. д. Безграмотные крысы выели хорошо, подьячие знали, где помаслить бумагу. Гедеонов доказывал, что он занимал только двести рублей и что по неозначению, где именно находится Сосновка, требовать эту деревню наследникам Мельникова нельзя. Гедеоновы были богаты, Мельниковы бедны и не получили с богатого ни копейки. Так водилось и водится.

У Марьи Степановны остались все родовые бумаги дедушки, кроме его патента на чин капитана. От того при записке в родословную книгу род наш попал не в шестую, а во вторую часть.

Двенадцатилетний коллежский регистратор, отец мой, рос и учился в Казани; при открытии там университета (1805 г.) он хотел было поступить в студенты, но хотя и принимали тогда чуть не всякого, с самыми ограниченными сведениями, отец мой не попал туда, потому что латинского языка вовсе не знал, а по математике знал только четыре арифметические правила. В это время шла война с Наполеоном, собиралось в России земское войско или милиция. На выборах Казанского дворянства отец мой, будучи 18 лет, был выбран сотенным начальником милиции. Начальником его был избранный дворянством в губернские начальники Л. Н. Энгельгардт бывший сродни по жене дяди Василия Ивановича. Энгельгардт любил отца моего и держал его при себе. Это автор известных записок о временах Екатерины, умерший в 1836 году. Выйдя впоследствии из военной службы с мундиром, отец мой всегда носил милиционный мундир с малиновым воротником и маленькими золотыми пуговицами, с зеленым пером на трехугольной шляпе и золотую медаль на владимирской ленте с надписью: "за веру и отечество земскому войску". В этом мундире он завещал и похоронить себя. При роспуске ополчения он, по совету Энгельгардта, в 1808 году перешел в действительную военную службу в Уфимский пехотный полк, которым некогда командовал Энгельгардт и в котором оставалось еще много его сослуживцев. Там служба пошла было хорошо, но влюбившись в одну польку, отец в 1811 году, чтобы не разлучаться с нею, перешел в Каменец-Подольский гарнизон, в котором и находился в войну 1812 года. Роман с полькой кончился, однако, тем, что она вышла за какого-то пана; тогда в 1813 г. отец поступил в действующую армию в Великолуцкий пехотный полк штабс-капитаном; сделал поход за границу в 1813 и 1814 годах, а по окончании войны в 1816 году, за болезнью, переведен в Нижегородский гарнизонный батальон и в 1817 году назначен начальником жандармской команды, при том батальоне находившейся.