Тулепберген Каипбергенов - Неприкаянные

• Название: Неприкаянные
• Автор: Тулепберген Каипбергенов
• Издательство: Советский писатель.
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Действие романа Т.Каипбергенова "Дастан о каракалпаках" разворачивается в середине второй половины XVIII века, когда каракалпаки, разделенные между собой на враждующие роды и племена, подверглись опустошительным набегам войск джуигарского, казахского и хивинского ханов. Свое спасение каракалпаки видели в добровольном присоединении к России. Осуществить эту народную мечту взялся Маман-бий, горячо любящий свою многострадальную родину.

В том вошли вторая книга.

---

— Я бы сел, дорогой бий, но кунградцы требуют вас. Мыржыку хочется обнять своего брата.

Уже слышал эту страшную шутку Айдос. Говорил уже бек о желании Бегиса видеть брата своего. Умел сотник глумиться над чувствами человеческими. Ему это доставляло радость.

— С каких пор, бек, вы стали считаться с желаниями врага? Или у вас нет силы ответить ему?

Смутился сотник. Этот дикий бык, оказывается, умел не только реветь, но и говорить. Думать умел.

— Не принимайте шутку близко к сердцу, бий. Мы же с вами друзья. Но кунградцев действительно ведет Мыржык, и он на сером коне. Вряд ли брат ваш захочет скрестить оружие со мной, чужим для него человеком…

Издевательская улыбка, только что покинувшая холеное лицо сотника, снова вернулась.

— Знаете, что кричат кунградцы? — спросил бек. Он посмотрел пытливо на Айдоса, размышляя, добивать его или не добивать. Решил, что лучше добить. Раненых быков добивают. — Они кричат: «Смерть Айдосу! Смерть братоубийце!»

Добил бек несчастного Айдоса. Оперся он рукой о каркас юрты, чтоб не упасть, не оказаться у ног сотника, не коснуться лицом его пыльных сапог.

— Братоубийце?.. — простонал Айдос.

Бек промолчал. Он ждал, пока бий совладает с собой, поборов слабость, или же, наоборот, рухнет на землю. Ему хотелось, чтобы бий поборол себя, иначе кто другой заменит бия в этом бою? Кунградцев-то ведет Мыржык. Против Айдоса ведет. И нужен беку Айдос.

Поборол слабость старший бий. Как уж ему это удалось, один бог знает. Поборол и спросил усталым, но твердым голосом:

— Что делать?

Бек торопливо, словно боялся, как бы не расслабился вновь бий, ответил:

— Сесть на коня.

— Это ли только нужно вам? Бек пожал плечами:

— Вы слуга хана, Айдос-бий.

Слуга хана раб хана, и воля хана для него закон. Вот кто Айдос. Знал он это и раньше, но сейчас лишь понял, какова цена этому. Высокая, видно, цена.

— Что же нужно от слуги великому хану? — спросил Айдос.

Не следовало задавать такого вопроса беку. Не всегда посвящен был в тайные намерения правителя Хивы сотник. А если б и посвящен был, разве открыл бы их? Пусть сам Айдос скажет.

И Айдос сказал:

— Смерть братьев моих нужна хану.

Тень бросал на правителя Хивы этот дикий бык. Позорную тень. Смахнуть ее сейчас же — вот что должен был сделать бек. Помыслы хана чисты, как чисто само небо Хорезма.

— Она нужна вам, бий! Братья воюют против Айдос-калы, а не против Хивы. Не хотят видеть старшего бия ханом каракалпаков.

Легко смахнул тень с правителя Хорезма сотник. Ловко смахнул, попала она теперь на глупого Айдоса. Осталось лишь посмеяться над ним. И посмеялся бы бек, не будь в руках бия меча, снятого со стоны. Готовился к сражению бий.

— Не хотят? — переспросил Айдос.

— Не хотят.

Очень глупым оказался этот дикий бык. Поворачивал рога туда, откуда дразнили его палкой.

— А великий хан хочет?

На этот раз можно бы было и раскрыть тайные замыслы Мухаммед Рахим-хана. Сказать, что хочет видеть Айдоса ханом каракалпаков правитель Хорезма. Ложь ли это, правда ли, не унизит она хана, а возвеличит лишь. Добрым и мудрым предстанет перед своими соотечественниками повелитель. Но все же опасно давать обещания от имени хана. Сошлется на них Айдос в трудную минуту. И бек ответил:

— Для этого мы здесь, бий…

— Для этого…

Нужно было во что-то верить, нужно было кому-то верить, когда идешь убивать брата.

Айдос вдел меч в ножны, откинул полог, чтобы выйти из юрты и сесть на коня.

У городской стены гремели барабаны, звали на бой.

Айдос ударил буланого каблуками сапог, и тот помчался в степь.

Он убил Мыржыка. На поляне, возле того самого джангиля, где пал и Бегис. Случилось это в самый разгар боя, когда кунградцы еще стояли крепко и отражали удары хивинцев. Кровь Мыржыка напугала их. Дрогнули джигиты суфи и начали отступать, а отступая, сами облились кровью.

Кровь алой тропой тянулась за ними, пока они шли к камышам и дальше за камышами но берегу Кок-Узяка в сторону Кунграда. Уходили кунградцы, чтобы никогда больше не возвращаться к Айдос-кале.

46

Маман ждал Мыржыка в новолуние. Уже был собран караван, погружены мешки с едой и подарками для русских биев и их жен. Без подарка ни в какой аул не войдешь, никакой брод не перейдешь — это знали степняки. Осталось только поднять верблюдов и отправиться в путь.

Караван должен был повести Мыржык. Не потому, что хорошо знал дорогу на Русь. Дальше первых казахских аулов не заезжал он на своем коне, да и никто из каракалпаков не заезжал. Единственным гостем русских был великий Маман, а он давно покинул этот мир, как покинули этот мир и его спутники. Так что не в дороге было дело. Караван доверили Мыржыку жана-дарьинские старики, считая его самым сильным, самым смелым и самым добрым из биев каракалпакских. Маман тоже был добр и смел, но годы у «русского бия» уже не те и силы на исходе.

Решив так и получив согласие молодого бия, отпустили жанадарьинские старики Мыржыка схоронить тестя Есенгельды и проститься с семьей. Возвращение наметили на первые дни новолуния.

Луна, как известно, четырнадцать дней прячется где-то, и потому темно в мире, а на пятнадцатый выглядывает из- за края степи стыдливым козьим рожком. Таким стыдливым, что и не заметишь его сразу. Крикнешь громко — исчезнет, бросишь в него камнем — рассыплется. Вот под таким робким козьим рожком и должен был вернуться на Жанадарью Мыржык. А не вернулся.

Шестнадцатый день прошел, семнадцатый, на восемнадцатый перевалило. Уже не робким, козьим рожком выглядывал месяц, а бодливым бычьим рогом. Забеспокоился Маман: не передумал ли Мыржык, не свернул ли на тропу измены? А когда беспокоился бий, когда в сердце его вкрадывается сомнение, остальным не грешно покачать головой и сказать осуждающе: «Молодые-то как ветер весенний, с утра скачут на север, вечером на восток».

На девятнадцатый день, а может, и на восемнадцатый еще принес какой-то джигит новость:

Убит Мыржык! Убил его брат, старший бий каракалпаков Айдос.

Удивились и опечалились жанадарьинцы. Добрый был джигит, смелый, сильный. Кто теперь за каракалпаков на кураше выступит? Кто положит на землю главных палванов степи?

Иная была печаль у Мамана: кто поведет караван? Мыржыка жанадарьинцы определили посланником степи, бием каракалпаков назвали, бием Добрых Надежд.

Собрал стариков Маман, спросил их:

— Слезами завершим дело свое или напутственным словом? Загрузим караван или навьючим на верблюдов хурджуны новых надежд?

Старики почесали свои бороды, покрутили на головах кураши — под шапками черными всегда прячутся самые мудрые мысли — и ответили Маману:

— Слезы пролиты, но они не означают конец жизни. Пусть идет караван.

— Кто поведет его? Кому доверим дело отцов? Снова пришлось задуматься старикам. Снова почесать бороды, покрутить шапками. Однако ответить, как первый раз, не сумели. Трудный это был вопрос: кого послать к русским?

Старика не пошлешь — стар, немощен. Молодой — неопытен, неразумен, хоть и крепок и вынослив. Все это ранней весной определяли жанадарьинцы. Тогда-то и сказано было: «Простой степняк, старый ли, молодой ли, в послы не годится, если он не бий, не глава рода. С пастухом или рыбаком царь, поди, и разговаривать не станет. Здесь бий нужен».

Не было бия у жанадарьинцев, кроме старого Мамана. Потому-то и упросили степняки ехать Мыржыка. Теперь, после его гибели, надо искать в каком-то другом роду. Посмотрели на соседа, Орынбая. Не на самого разбойного Орынбая, а на сына его, Давлетназара. Сильный, умный, решительный. Плохо, конечно, что из непутевого рода мангыт. Ну да в роду разные люди бывают: одни — плохие, другие — хорошие. Давлетна- зар — хороший степняк.

— Давлетназара послать надо, — решили старики. Решили, а послом назвать не назвали. Давлетназару желание старейшин все равно что рев чужого стада: хочешь — слушай, хочешь — не слушай. Отец прикажет — другое дело. Отцу перечить нельзя.

Обратились старики к Орынбаю: так, мол, и так, брат Орынбай. Хотим послать сына твоего, Давлетназара, к русскому царю за советом и помощью. То ли не в тот час обратились старики к главе рода мангыт, то ли не с теми словами, но взбеленился разбойный бий, замахал руками:

— Один раз ударились каракалпаки головой о дерево — не поумнели, второй раз хотите удариться, чтоб совсем мозгов лишиться. Не дам сына своего на глупое дело. Уж если хочется разбить голову, так бейте здесь, а не скачите для этого за тридевять земель.

— А где у нас такое дерево? — спросил обиженный Мамаи. — Не в твоем ли, Орынбай, ауле?

Укололся на слове Мамана разбойный бий, отбросил его:

— Не в моем.

— В Бухаре, значит?

— И не в Бухаре. Священная Бухара степняков не обидит. Мусульмане мы.