Сборник - Важнейшее из искусств

• Название: Важнейшее из искусств
• Автор: Сборник
• Издательство: Издательский Дом «Азбука-классика»
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2009
• ISBN: ISBN 978-5-395-00445-1

«Миры Стругацких: Время учеников, XXI век» – уникальный проект, позволяющий вновь окунуться в неповторимую атмосферу произведений братьев Стругацких. Первый сборник проекта, «Важнейшее из искусств», является своеобразным ответом современных писателей-фантастов неугомонным кинематографистам и посвящен выходу на экран фильма «Обитаемый остров».

По книгам братьев Стругацких снят уже добрый десяток фильмов. К их творчеству обращались такие известные кинорежиссеры, как Андрей Тарковский, Александр Сокуров, Федор Бондарчук, Алексей Герман и многие другие. Однако вне зависимости от того, хорошими или плохими получаются эти фильмы, – это не Стругацкие! Хотя литературная основа как нельзя лучше подходит для того, чтобы ставить фильмы умные, современные и кассовые одновременно!

Авторы вошедших в сборник повестей и рассказов тоже почувствовали это, потому что произведения их так или иначе связаны с творчеством Стругацких и искусством кино. По их воле в средневековом Арканаре родился создатель кинопроектора; странные и драматические события произошли на съемках новой версии фильма «Пикник на обочине»; актер, готовившийся сыграть Кандида, попадает в тот самый Лес, который так поразил читателей «Улитки на склоне». Или все же не совсем тот?…

Эти и другие истории, связывающие миры Стругацких с «важнейшим из искусств», читайте в первом сборнике серии. Его авторы – известные отечественные фантасты: Вячеслав Рыбаков, Николай Романецкий, Сергей Волков, Игорь Минаков и другие.

---

– Стой! – заорал я, задыхаясь от ужаса и страха за нее. – С ума сошла! Стой!

Нава тотчас же остановилась и, ухватившись за свисающую лиану, повернулась ко мне. А из-за поворота мне навстречу вышли еще трое воров и тоже остановились, глядя то на меня, то на Наву.

– Молчун! – пронзительно закричала Нава. – Ты их бей и сюда беги! Ты здесь не утонешь, не бойся! Бей их, бей! Палкой бей! Гу-гу-гу! О-го-го их!

– Ты вот что, – сказал один из воров заботливо. – Ты там держись, ты там не кричи, а держись покрепче, а то свалишься, тащи тебя потом…

Сзади тоже подоспели, тяжело затопали и тоже закричали: «Гу-гу-гу!» Трое впереди ждали.

Ну что ж, бой в грязи – любимое зрелище чистоплюев… Будет исполнено в лучшем виде…

Я, ухватив дубину за концы и выставив ее перед собой поперек груди, с разбегу налетел на них, повалил всех троих и упал сам. Сильно ушибся об кого-то, но сейчас же вскочил. Герой должен держать удар и держаться на ногах… Хоть перед глазами у меня все плыло.

Кто-то снова испуганно вопил: «Тону!» Поделом: хотели в князи – получайте грязи… Кто-то сунулся бородатым лицом ко мне и схлопотал дубиной, наотмашь, не глядя. Дубина переломилась. Я бросил обломок, прыгнул в болото и принялся резво, хоть и грузно, скакать с коряги на корягу, с кочки на кочку, разбрасывая вонючую черную грязь. Нава победно верещала и свистела мне навстречу.

Позади гудели сердитые голоса, а мне еще приходилось успевать им суфлировать: «Что же вы, руки дырявые, корявые?» «А сам…» «Упустили мы девчонку, пропадет девчонка теперь…» «Да обезумел же человек, дерется!» «Одежду на мне порвал, надо же, какая одежда была, цены ей не было, одежде моей, а он порвал, и даже это не он мне порвал, а ты мне ее порвал…» «Хватит вам разговоры разговаривать, в самом деле; догонять нужно, а не разговоры разговаривать»…

Я остановился возле Навы, продолжая, не вникая в суть, суфлировать преследователям, тоже ухватился за лианы и, тяжело дыша, следил за ними: двое воров, ощупывая трясину дубинками, уже шли к нам по колено в черной жиже. Коряги они обходили.

«Вот же лесовики хреновые, опять все наврали, – помянул я недобрым словом деревенских. – И почему от них ни слова правды добиться невозможно? Или я просто не умею вылавливать эту правду из потоков словесного мусора. Ведь болото вброд можно перейти, а говорили, будто другого пути, кроме дороги, нет. Ворами пугали, тоже мне, нашли кем пугать…»

Нава потянула меня за руку.

– Пошли, Молчун, – сказала она. – Что ты стоишь? Пошли скорей… Или, может, ты еще хочешь подраться? Тогда погоди, я тебе палку подходящую найду, ты тогда вот этих двоих побей, а другие, наверное, испугаются. Хотя если они не испугаются, то они тебя, я думаю, одолеют, потому что ты ведь один, а их… раз… два, три… четыре…

– А куда идти? – спросил я. Драться мне не хотелось. Хотя в этом самом кино обожают драки, особенно в грязи: чистенький зритель сидит в чистеньком кресле и воображает, что это он раскидывает злых бандитов, защищая девочку. А вот хрен им с ботвой! – На Выселки мы попадем?

– Попадем, наверное, – сказала Нава. – Я не знаю, почему нам на Выселки не попасть…

– Тогда иди вперед, показывай, куда идти.

Нава легко запрыгала в лес, в чащу, в зеленое марево зарослей.

– Я вообще-то не знаю, куда нам идти и как, – говорила она на бегу. – Но я тут уже один раз была, а может быть, даже не один, а больше. Мы тут с Колченогом ходили, когда тебя еще не было… Или нет, был уже, только ты тогда еще без памяти ходил, ничего не соображал, говорить не мог, смотрел на всех как рыба, потом тебя мне отдали, я тебя и выходила, да только ты не помнишь, наверное, ничего…

Воры не отставали.

Лианы липли к рукам, хлестали по лицу, омертвевшие клубки их цеплялись за одежду и путались в ногах. Сверху сыпались мусор, насекомые и еще какая-то разнообразная гадость. То справа, то слева сквозь завесу лиан просвечивали клейкие лиловые гроздья – не то грибы, не то плоды, не то гнезда какой-то мерзости.

– Колченог говорил, что тут где-то одна деревня есть… – Нава говорила на бегу легко, как будто и не бежала вовсе, а валялась на своей лежанке – сразу было видно, что она нездешняя, здешние бегать не умели. – Не наша деревня и не Выселки, какая-то другая, название мне Колченог говорил, да я забыла, все-таки это давно было… А ты, когда бежишь, ты ртом дыши, ты зря носом дышишь, и разговаривать еще хорошо при этом, а то ты так скоро запыхаешься, тут еще долго бежать, мы еще мимо ос не пробегали, вот где нам быстро бежать придется, хотя, может быть, с тех пор осы оттуда ушли… Это той самой деревни осы были, а в той деревне, Колченог говорит, вроде бы людей уже давно нет, там уже Одержание, говорит, произошло, так что людей совсем не осталось… Нет, Молчун, это я вру, это он про другую деревню говорил…

«И что же это за Одержание такое, после которого людей не остается?» – с трудом пытался я думать на бегу.

Открылось второе дыхание, бежать стало легче. Потом оно закрылось.

Становилось все темнее. Неба уже не было видно совсем, духота усиливалась. Зато становилось все меньше открытой воды, появились могучие заросли красного и белого мха. Мох был мягкий, прохладный и сильно пружинил, ступать по нему было приятно.

– Давай… отдохнем… – просипел я.

– Нет, что ты, Молчун, – прикрикнула Нава. – Здесь нам отдыхать нельзя. От этого мха надо поскорее подальше, это мох опасный. Колченог говорил, что это и не мох вовсе, это животное такое лежит, вроде паука, ты на нем заснешь и больше уже никогда не проснешься, вот какой это мох, пусть на нем воры отдыхают, только они, наверное, знают, что нельзя, а то было бы хорошо…

Она покосилась на меня и все-таки перешла на шаг. Я доковылял до ближайшего дерева, привалился к нему спиной, затылком, всей тяжестью и закрыл глаза. Очень хотелось сесть, упасть, но страшно! Ведь наверняка же врут, и про мох врут… Но все-таки страшно. Сердце билось как бешеное, ног словно бы и не было вовсе, а легкие лопались и болезненно растекались в груди при каждом вдохе, и весь мир был скользкий и соленый от пота.

– А если они нас догонят? – пробился до меня, словно сквозь вату, голос Навы. – Что мы будем делать, Молчун, когда они нас догонят? Что-то ты совсем никуда не годный стал, ты ведь, наверное, драться больше не сможешь, а?

Бывший рыцарь хотел сказать: смогу, но только пошевелил губами. Воров он больше не боялся. Он вообще больше ничего не боялся. Он боялся только пошевелиться и боялся лечь в мох. Все-таки это был лес, что бы там они ни врали, это был лес, это-то он помнил хорошо, этого он не забывал никогда, даже когда забывал все остальное.

«Какое, на хрен, кино? – подумалось вдруг. – Разве в кино такая хреномудия бывает? Когда легкие готов выблевать, съемки все же останавливают, актера надо беречь – дорого плачено. Значит, это не кино, зря я вспоминал, что такое кино. Хорошо, что Наве не успел голову заморочить».

– Вот у тебя даже и палки теперь нет, – заботилась Нава. – Поискать, что ли, тебе палку, Молчун? Поискать?

– Нет, – пробормотал я. – Не надо… Тяжелая…

Приехали… Разве рыцари в кино так отвечают? Доспехи бы снять, к земле пригибают…

Открыл глаза. Нава обеспокоенно заглядывала мне в лицо. Попытался улыбнуться – не получилось. Прислушался – воры были недалеко: слышно, как они пыхтят и топают в зарослях, – ворам тоже было тяжко.

– Пошли дальше, – просипел я и, шатаясь, сделал шаг.

Нава подставила плечо – вот же десятижильная девчонка!

Миновали полосу белого опасного мха, потом полосу красного опасного мха, снова началось мокрое болото с неподвижной густой водой, по которой пластались исполинские бледные цветы с неприятным, мясным запахом, а из каждого цветка выглядывало серое крапчатое животное и провожало нас глазами на стебельках.

– Ты, Молчун, шлепай посильнее, – деловито поучала Нава. – А то присосется кто-нибудь, потом ни за что не оторвешь… Никакие прививки не спасут…

Болото вдруг кончилось, и местность стала круто повышаться. Появилась высокая полосатая трава с острыми режущими краями. Я оглянулся. Воры почему-то остановились. Почему-то они стояли по колено в болоте, опираясь на дубины, и смотрели нам вслед. Выдохлись, что ли, тоже выдохлись?

Один из воров призывающе махнул рукой и крикнул:

– Давайте спускайтесь, чего же вы?

«А вот хрен вам с хвощом и черемшой!» – хмыкнул я, отвернулся и пошел за Навой. После трясины идти по твердой земле казалось совсем легко, даже в гору. Воры что-то кричали – в два, а потом в три голоса. Я оглянулся: они по-прежнему стояли в болоте, в грязи, полной пиявок, даже не вышли на сухое место. Увидев, что я оглянулся, отчаянно замахали руками и наперебой закричали снова. Понять их было бы трудно, если бы я сам не подсказывал им, что кричать.

– Назад! – кричали они. – Наза-ад!… Не тро-онем!… Пропадете, дураки-и-и!…

«Сами вы дураки, – со злорадством подумал я, хрипло подхихикивая, – так я вам и поверил. Хватит с меня – верить… Если б это было кино, я, возможно, и поверил бы… Это кто-то хотел меня убедить, что это кино, дабы я поверил и сдался, но не на того нарвались. Какого хвоща я должен вам верить, когда вы сперли Колченогову дочку? И где теперь Колченогова дочка? Что-то я ее не вижу… Наву мою захотели, ишь, раззявили жевалки!… Пиявки вам болотные в задницу, а не мою Наву!…»