Энтон Майрер - Однажды орел…

• Название: Однажды орел…
• Автор: Энтон Майрер
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1978

События, описываемые в романе, охватывают полувековой период от начала первой мировой войны до агрессии во Вьетнаме. В книге описываются жизнь, быт и нравы американской армии, вскрываются пороки воинского воспитания в вооруженных силах США, противоречия между офицерами и рядовыми солдатами и империалистический характер устремлений американской военщины.

---

— Что он сказал, Джи? — спросил Дэмон у Вилларетти.

— Говорит, что он крестьянин, выращивает рис и ничего не знает о Хай Мине.

— Он лжец и свинья! — вмешался ведущий допрос сержант, невысокий, крепкого сложения человек с жирным подбородком, и узким, как щель, ртом. Он спросил что-то по-хотиенски, вытащил из ножен штык и повторил вопрос, а затем ловким, поразительно небрежным движением полоснул пленника поперек груди. Кровь медленными кривыми струйками поползла по телу. Юноша содрогнулся и снова застыл.

— Ради бога… — гневно начал Форбс.

Сержант ухмыльнулся, опустил острие штыка к самому низу живота пленника и, слегка нажимая пальцами на рукоятку, повторил вопрос. Юноша молчал. Сержант нажал на рукоятку чуть сильнее, и клинок вошел в тело. По измученному, изуродованному лицу пленника потоками струился пот. Кровь стекала теперь ему на штаны, окрашивая темную ткань. Зубы пленника были обнажены в страшном оскале.

Крайслер отвел глаза. Стрельба уже почти совсем смолкла, и в наступившей тишине было слышно медленное, затрудненное дыхание пленника. «Боже всемогущий!» — ужасался Крайслер. За семнадцать лет службы в армии ему довелось повидать кое-какие мерзости, даже самые отвратительные. Приходилось и самому участвовать в них. В Вербомоне, на северном фасе Арденнского выступа, он помог остаткам вдребезги разбитой инженерной роты взорвать мост через реку Амблев под самым носом у немецких танков, а потом, скорчившись за грудой булыжника, в бессильной ярости смотрел, как на том берегу эсэсовцы выволокли из домов десятка два женщин и детей и, гогоча и ругаясь, расстреляли их. Он видел этот Schrecklichkeit[92] и еще многое другое. А на следующий день, когда в тумане глухо ревели двигатели танков, он, дрожа от холода в заснеженном окопе в районе Стумона, отплатил немцам. До того дня с ним никогда не случалось ничего подобного: добродушный, веселый, беззаботный — он был маменькиным сынком, — Джои Крайслер ни разу не терял самообладания. Но тогда, охваченный холодной яростью и каким-то радостным презрением к опасности, он скашивал появлявшиеся из тумана фигуры в черных мундирах. Перед ним были враги, эти монстры из СС, с нашивками-черепами, монстры, проповедующие террор и жестокость. Он не пожелал отступать дальше. Он остановился сам и заставил других остановиться рядом с собой. Их был сорок один человек, с четырьмя базуками, полдюжиной подрывных зарядов и двумя пулеметами. И ни в тот день, ни в последующие немцам не удалось продвинуться дальше по дороге на Льеж. Это была расплата за Schrecklichkeit.

В Корее Крайслер также видел кое-что, от чего его тошнило: изуродованные тела, пленные, расстрелянные в неубранном жнивье, дети, разорванные в кровавые клочья артиллерийским огнем. Крайслер видел еще, как угрозами и побоями вымогали сведения у взятых в плен немцев. То были удары, наносимые в отчаянии и неистовстве. Но ничего, подобного такому преднамеренному, огульному, бессмысленному и жестокому убийству беспомощного, беззащитного гражданского населения и таким извращенно жестоким пыткам пленных, как истязание, свидетелем которого он был сейчас, Крайслер еще никогда не видел. Это не война. Это не было уничтожением сил противника на поле боя. Это не было внезапным нападением из засады. Это нельзя даже назвать репрессалиями. То, что творилось сейчас у него на глазах, поразительнейшим образом напоминало Schrecklichkeit.

Цепенея от своего открытия, Крайслер посмотрел на Сэма Дэмона. На лице генерала застыло выражение безучастности. Затем генерал обратился к подошедшему Дезотелзу:

— А где же партизаны, капитан?

— Мы взяли троих. Двое убиты, а вот этот пленный…

— Который, очевидно, скоро тоже станет трупом. Задыхающийся, напрягающий свои последние силы, чтобы не закричать, пленник, опустившись грудью к бедрам, сложился почти пополам.

— Это единственный способ обращения с ними, генерал. — Дезотелз — высокий блондин с густыми бровями — казался очень серьезным и решительным. — Поначалу я… я был смущен некоторыми применяемыми здесь контрразведкой методами борьбы с повстанческим движением. Но иногда это единственный способ получить сведения.

— Он сообщил вам не слишком-то много, не так ли? — спросил Дэмон, указывая на пленного.

— Некоторые из них весьма непреклонны. Фанатики.

— Он был вооружен, когда его схватили? Дезотелз покачал головой.

— Они выбрасывают оружие, когда чуют, что их вот-вот схватят. У них постоянно действующая инструкция на этот счет. Чтобы не быть пойманными с поличным. Затем они надевают соломенную шляпу, берут мотыгу и сразу же превращаются в крестьян. Такова война, которую мы здесь ведем. — Он криво усмехнулся, но тотчас же быстро добавил: — Впрочем, мы захватили винтовку.

— Какого образца?

— Карабин М-1.

Верхняя губа Дэмона поползла вверх.

— Понятно. Вы хотите сказать, что удается возвращать кое-что из своего же собственного оружия.

— Да вроде того, генерал. В этом районе их чертовски трудно обнаружить. Там, в районе Нан Кена, в настоящей рисовой стране, можно, используя авиацию, обнаружить их. А здесь они удирают в джунгли, и выследить их невозможно. О, джунгли они используют весьма успешно!

— А как проходит блокирующая операция по ту сторону хребта?

— Там, видимо, возникли некоторые осложнения, сэр. Нам только что сообщили, что высаженную там группу здорово потрепали.

— Ясно.

С минуту Дезотелз молча ковырял землю обутой в тропический башмак ногой, затем сказал:

— Генерал, я сожалею, что эта операция не была более успешной. Частенько нам везет больше. Хотя, сказать по правде, иногда мы и вовсе никого не захватываем. — Он сделал отрывистый примирительный жест большим пальцем и мизинцем. — Может быть, этот маленький сукин сын сообщит нам что-нибудь полезное.

Взгляд Крайслера помимо воли снова обратился к пленнику. Четверо или пятеро солдат обступили пленного тесным кольцом, и Крайслер не мог понять, что они делают. Наконец он разглядел: солдаты окунали голову юноши в наполненную водой бадью. Он отвел глаза в сторону.

— Этот «маленький сукин сын» не скажет вам ни единого слова, — заметил Дэмон уверенно и твердо. — Спорю на пятьсот долларов… Когда по плану нас должны подобрать вертолеты?

Дезотелз с услужливой поспешностью посмотрел на часы.

— Ровно через восемь минут, генерал. Они будут точно в назначенное время, вот увидите.

— Весьма рад слышать это, — сказал Дэмон и рассеянно взглянул на свои полевые башмаки.

Вокруг, превращая фигуры мечущихся людей в тени, низко стлался дым от сожженных хижин. Плач женщин и детей не ослабевал.

* * *

«16 мая 1962 года. Кажется, здесь все очень запутано. Хай Минь контролирует большую часть страны ночью, солдаты By Хоя — днем. Правительственные войска располагают всеми видами американского снаряжения и припасов, однако их медленно теснят к Кау Луонгу. Повстанцы вооружены преимущественно старым французским или самодельным оружием (если они вообще чем-нибудь вооружены), но побеждают. Медленно, мучительно, едва заметно и часто отступая, но все-таки побеждают. Нынешний кризис создан, по-видимому, Хоань Чаком, недовольным генералом, оставшимся от прежнего режима Нго Хьена. Удалившись, подобно оскорбленному Ахиллесу, в свои штаты, в Плей Хоа, пребывая в дурном расположении духа, Хоань Чак недавно распустил слух о том, что намеревается отказаться от статуса некоей третьей силы и перейти на сторону Хай Миня. Это, как поведал мне в посольстве готовый разрыдаться Старлинг, безусловно, склонит чашу весов в пользу повстанцев.

Но повстанцы конечно же не являются повстанцами в прямом смысле этого слова. Они называют себя народно-освободительной армией (или как-то вроде этого), и многие из них были ведущими фигурами в борьбе за изгнание французов (большинство же этих крикливых типов в Кау Луонге явно таковыми не были). Во вторник вместе со своей свитой вернулся самолетом в Кау Луонг… Над вершинами гор фантастическим прибоем клубились свинцовые тучи. Вспомнил, как тогда летел с Беном в Моапору.

Кау Луонг — это примерно то, каким представляет себе таинственный Восток оформитель витрин на Пятой авеню. Велорикши — прямо как в творениях Чарли Чэна, торговцы — как из книг мистера Мото. По улицам парами фланируют американские солдаты с таким видом, будто они уже пресытились всей этой экзотикой: в руках у них полно покупок. Пожаловал (другое слово вряд ли подойдет) в резиденцию высших чинов. Вход охраняется двумя до блеска начищенными хотиенскими рядовыми первого класса. Синдром величия, как сказала бы Томми. Вестибюль напоминает „Статлер-бар“, направо — столовая с белоснежными скатертями и улыбающимися хотиенскими официантами, налево — бар. Все выдержано в изысканном стиле, залито мягким рассеянным светом. Множество проституток и любовниц штабных офицеров и генералов — в облегающих платьях, с фальшивыми бюстами, густо положенным гримом, который должен, по замыслу, придать им западный облик. Кондиционированный воздух, обтекаемые формы, все герметически изолировано от насекомых, пыли, паразитов, а заодно и от действительности. Родина вдали от родины, в старом маленьком Хотиене».