Персия Вулли - Гвиневера. Осенняя легенда

• Название: Гвиневера. Осенняя легенда
• Автор: Персия Вулли
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00076-4

Трилогия о Гвиневере рассказывает о полной чудес и приключений рыцарской эпохе короля Артура. Повествование ведется будущей королевой Гвиневерой, женой славного короля Артура. Вы унесетесь в волшебный мир древних королевств, отважных рыцарей, в мир придворных интриг, старинных обрядов.

В заключительном романе Гвиневера добивается признания своей любви к целомудренному рыцарю Ланселоту. Интриги и заговоры приводят к тому, что сын Артура Мордред выступает против собственного отца. Конец славной эпохи рыцарства неминуем, но сказочные чары не удается разрушить – так и не известно, погиб Артур или остался в живых, погребен ли под тяжелой каменной плитой или поныне бродит в северных лесах…

---

Гарет был доволен своими дочерьми – нежно забавлялся с тихой Лорой и переворачивал в доме все вверх дном с горячей Миган. Однако девочки не могли ходить с ним на тренировочное поле или нести его флаг на турнире или на войне. Подобно Лансу и Бедиверу, Гарет не стеснялся показывать любовь к детям, и я думала, как счастлив будет тот мальчик, который сможет назвать его своим отцом.

– На этот раз надеешься на сына? – спросила я.

Гарет кивнул, но тут же смягчил свое утверждение, не желая сердить богов:

– Мы будем благодарны за любого ребенка, были бы только они с Линеттой здоровы. Но если родится мальчик, мы договорились назвать его Ланселотом.

Идея была замечательной и делала честь обоим супругам, и я тепло улыбнулась Гарету.

К закату его жена-сорванец произвела на свет красивого мальчика, и в тот вечер в доме много веселились. Все оркнейцы поднимали кубки за новое поколение. И даже Мордред, приехавший с докладом о союзных племенах, принял участие в семейном торжестве.

Я радовалась, что мой приемный сын снова дома и в лучшем настроении, чем в начале испытания. Наблюдая за ним, я всегда поражалась, как он похож на отца – открытый, честный, не жалеющий своего времени, когда того требовали дела, готовый поверить в людей и по достоинству их оценить. Он оказался бы и хорошим королем, если бы его мойра была иной. Наследное право на королевский трон у кельтов отсутствовало, и поэтому, когда придется выбирать преемника Артуру, им может оказаться человек куда хуже Мордреда. Но шансы его на королевский титул едва ли увеличатся, даже если Артур и признает в нем сына.

Эта мысль часто приходила мне в голову, но я не высказывала ее вслух, ожидая, когда король сам почувствует свою кровную связь с юношей. Но, когда бы они ни виделись, каждый уходил после встречи в гробовом молчании. Мордред больше не настаивал на предоставлении саксам больших прав в самоуправлении или на включении их в Круглый Стол, но вопрос этот, как ворон, витал над сыном и отцом – насущный, неотвратимый, ждущий часа для своего разрешения. И это беспокоило обоих.

Братья Мордреда думали о нем, как и я, и теперь, когда юноша возмужал, полностью приняли его в свое общество. Гавейн часто хвалил его за умение обращаться с мечом, Гахерис и Агравейн искали компании брата, а Гарет то и дело вспоминал, что Ланс считал Мордреда лучшим учеником. Оркнейцы, по крайней мере, все вместе оставались при дворе.

Но, к сожалению, с другими дела обстояли не так удачно. После Карлиона не состоялось ни одного заседания Круглого Стола – рыцари разъехались на испытание, а после его завершения многие вернулись в свои земли, удрученные неудачными поисками грааля. И там обнаружили, в какое запустение пришли их владения за время отсутствия – урожай не собирался, подати не платились, беззаконие поднимало голову. А наступление суровой зимы только ухудшало положение.

Холодные вьюги властвовали над землей, убивая и животных, и людей, которым не посчастливилось найти укрытия. Даже когда поднимались облака и выглядывало солнце, его тепла хватало лишь на то, чтобы растопить самую верхнюю корку снега, который к восходу луны тут же превращался в предательский лед. Дичи стало мало, дрова расходовались в огромных количествах, и перед праздником Имболка в наши ворота, чего никогда раньше не случалось, стали стучаться крестьяне и фермеры и просить о помощи. Я уговорила Кэя выдать каждой семье немного дров, а повариха стала готовить больше тушеного и супов, чем жаркого, чтобы сэкономить мясо и поделиться им с нуждающимися.

Пришел март, но надежд на улучшение не было, и тут мы получили известие, что, все еще разыскивая грааль, умер Динадан. Кончина маленького выносливого друга Тристана опечалила меня больше, чем прежние утраты, потому что этого человека я знала с детства. Человек живого ума и с прекрасным чувством юмора, он был лишен самомнения и жалости к себе и никогда не шел к славе проторенной дорогой. Никто не знал, каким образом поиски завели его в болота Йоркшира, но и он, и его лошадь были найдены замерзшими там на холме, на котором не было даже дерева, чтобы под ним укрыться.

– Вот, девочка, этого я и боялся, когда начиналось испытание, – горевал Артур, а у меня весь вечер по щекам катились слезы. – Сколько мы потеряли людей, и сколькие от нас ушли… Кадор умер от старости, Пеллинор и Уриен предательски убиты… Тристан в Бретани со своей молодой женой… Ланс живет как монах в Джойс Гарде… – Он покачал головой, словно окидывал взглядом медленный хоровод людей. – Как будто и этого было недостаточно. И во время поисков грааля мы лишились Ламорака, Багдемагуса, а теперь Динадана.

Муж стоял за моей спиной, положив мне руку на плечо. Инстинкт подсказывал, что следует обернуться, тоже возмутиться жестокостями человеческого существования и в миг его слабости разделить на двоих эту муку.

Но Артур ободряюще похлопал меня по плечу и отвернулся, как всегда, в горькие минуты уклоняясь от общения со мной. А я вздохнула и улыбнулась в спину любимому мужу, напомнив себе, что и он меня по-своему любил, но так и не научился это выражать. Ласковые слова так часто оказывались невысказанными, будто он просто не умел их произносить.

– Все это жизнь, – заметил он. – Дай только время, мы познакомимся с новыми людьми – молодыми, такими же, как прежние.

Но Артур был прав лишь частично. У него был природный талант общения с молодежью, и юноши гуртом добивались его признания, а король признавал всех, кроме собственного сына. Мне же новички казались непростыми, и я с трудом их понимала. Они собирались собственными компаниями, смеялись своим шуткам и не выражали сильного желания общаться со своей королевой. В конце концов я их всех стала называть «эти молодые люди». Я противилась юным воинам так же, как Артур новым идеям Мордреда.

Но был один, кто привлек мое внимание, – Мелиас, оруженосец Багдемагуса. Он сам добился себе места среди рыцарей, и его радость от того, что его включили в члены Круглого Стола, была необычайно заразительной. Он обожал Ланселота, но, поскольку бретонца больше не было с нами, прибился к Гарету, увидев в нем достойную замену своему кумиру. Гарет не только взял юношу себе в оруженосцы, но остался ему другом, когда тот получил звание рыцаря. Глядя, как они возвращаются с тренировочного двора, я вспоминала Артура и Ланса в их молодые годы в Камелоте.

Оттепель наступила рано, и священник, подъехавший к нашим воротам в середине апреля, рассказал, что на дороге его открыто преследовали волки и свернули на обочину только тогда, когда он осенил их крестным знамением. Без сомнения, изголодавшиеся животные недурно бы пообедали низеньким упитанным святошей – он был из тех церковников, кто отличался любовью к еде и вину так же, как к религиозным догмам. Я заметила, какой сердитый взгляд он бросил на отца Болдуина, когда тот попросил Катбада первым благословить трапезу.

– Много всякого произошло на западе, – объявил священник, поедая глазами наполненные до краев мясом горшки, которыми обносили столы. А я гадала, что в нем возьмет верх: страсть к еде или желание показаться знатоком новостей из отдаленных земель.

Он выбрал золотую середину – руки сгребали и складывали на тарелку всякую снедь, а язык отдал должное новостям. Важнейшей была смерть Иллтуда, основателя монастыря в Ллантвите, того самого, кто помогал воспитывать и объезжать наших лошадей.

– Он был славный человек – набожный и благочестивый, – объявил священник, набирая с подноса, который проносил слуга, полную пригоршню сушеных груш. – Всем нам в церкви будет его недоставать. Конечно, говорят, он был слишком мягок с язычниками, даже имел дела с потомком волшебного короля Гвином Нитским.

При этих словах я поперхнулась. Ведь я сама интересовалась родословной нашего коневода, пока не умер его брат Идер. Шутка показалась мне отменной, ее оценили бы и Иллтуд и Гвин. Но тут как раз Артур послал мне один из своих взглядов, означавших «только не вздумай», я подавила смех и обычным тоном спросила, не сможет ли Гвин взять на себя заботу о наших лошадях в монастырских конюшнях, раз умер Иллтуд.

– Вряд ли, миледи, – ответил священник. – Церковь не станет поощрять связи с язычниками. Дошло до того, – его голос задрожал от возмущения, – что некоторые из них утверждают: в Карбонике хранится чаша, которая некогда содержала кровь Спасителя. Когда папа услышал об этом, он был просто возмущен… сказал, что наши верования вовсе прогнили… – Теперь священник и ел, и говорил одновременно, высасывая костный мозг и запихивая в рот новый кусок хлеба между фразами. – Раз церковь ее не признает, их «священная реликвия» – сплошное надувательство.

Многие из наших христиан при этом заявлении сразу ощетинились, а отец Болдуин чуть не назвал говорившего лжецом. Но все придержали языки, проявляя по отношению к гостю кельтское гостеприимство, хотя и очень обрадовались, когда он уехал на следующий день.