Анхела Валвей - Охота на последнего дикого мужчину

• Название: Охота на последнего дикого мужчину
• Автор: Анхела Валвей
• Издательство: ТИД Амфора
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-00033-1

Роман испанской писательницы Анхелы Валвей, чрезвычайно увлекательный, горький и саркастичный, рисует гротескный образ современной женщины, жертвы жестоких разочарований, одиночества и цинизма, за которым очень часто скрываются искренние усилия добиться счастья в суровых условиях современной жизни.

---

Спонтанное зарождение жизни – безусловно нелепость, ошибка нашего любимого Аристотеля, живучести которой в течение многих веков способствовал контроль со стороны церкви над наукой и философией.

Существование Бога никогда не было экспериментально подтверждено церковью, ни одной из церквей. Впрочем, речь идет о нетленной и неосязаемой субстанции, чье отсутствие тоже никак не доказано.

Таким образом, еще остается вероятность, что где-то в тихой гавани сокрыто нечто поразительное и безгранично благостное. Как и Аристотель, я испытываю понятный ужас перед пустотой.

Если в конце концов Антонио Амайо все точно подсчитает и покончит со мной, еще остается вероятность, что часть меня поднимется или спустится в другое физическое, химическое или божественное измерение и окажется далеко отсюда. Впрочем, это единственное, что я пока знаю. Пока.

Мне нужно написать, чтобы в случае моей смерти меня кремировали. Не хочу, чтобы мое тело стало базовым материалом для якобы спонтанного зарождения разных червей. Я знаю, что бальзамирование замедляет разложение, которое так любил старик Аристотель. Но все же…

Если закрою глаза, я представляю себя мертвой, похороненной в холодной могиле, ужасно одинокой, как бывают одиноки только мертвые, а потом вспоминаю червей, которые как сумасшедшие сновали по колбасе, пролежавшей пару лет, забытой в глубине одного из кухонных шкафов и полностью сгнившей.

Мы ничего не замечали, пока не пошел запах.

– Ты уже не пользуешься чистящим средством, Эла? – все время спрашивала тетя Мари.

Запах гниения – это давнее, отвратительное и противное воспоминание, которое меня мучает, не знаю почему. Наверное, это как-то связано с моей работой в похоронном бюро, впрочем, я не уверена. Я обнаружила источник мерзкого запаха, пошарив рукой по одной из высоких полок на кухне. Я не могла разглядеть, что там. Я поочередно ощупывала все: заржавевшую взбивалку, алюминиевые формы для тортов и пустые полиэтиленовые пакеты, валявшиеся повсюду. Уже решив передвинуться и продолжить поиски на других полках, я коснулась кончиком пальца чего-то влажного и ощупала – сердце заколотилось. Я попыталась разглядеть, что это, поднявшись на цыпочки на табурете, на котором стояла, но потом схватила это руками – гладкое и подозрительно мягкое. Я с любопытством потянула на себя. Поднеся найденное к глазам, я почувствовала волну тошноты, которая поднималась все выше, пока не ослепила меня. Мой желудок был как переполненный стакан. В моих руках бурлила жизнь, хотя я осознавала, что это не продукт спонтанной регенерации (я уже изучила Пастера[4]). Маленькие червяки, бледные и темные, возмущенно извивались. Крошечные светлые черви, похожие на мех горностая, погружали свои дрожащие тела в испорченное мясо. Глядя на них вблизи, можно было разглядеть кровь, текущую под прозрачной и тонкой кожей, неутомимо движущуюся вверх и вниз по их маленьким, возбужденным телам. Я раздавила одного из червей, и этот неожиданно звонкий звук показался мне невыносимо гадким. Зов того, что не существует и что тем не менее нас призывает; что-то древнее, коварное и неопределенное, чего нельзя не замечать. Подержав в руке гниющую колбасу несколько секунд, я бросила ее на пол, издав, кажется, победный крик, на который сбежались мои сестры и мать. Я снова посмотрела на колбасу, лежащую посреди кухни на белом линолеуме, какую-то зловеще мрачную, и все закружилось вокруг меня. Мне показалось, что я вижу поднимающийся над ней отвратительный пар, слышу шум, треск, шепот, голоса, и меня вырвало. Мама держалась стойко и уверяла, что страшного ничего не произошло.

Ладно, возможно, в этом и нет ничего страшного. Но никогда неодушевленное, дохлое мясо – воплощение смерти – не казалось мне таким ужасно живым.

И эта мысль мучила меня. Через месяц после этого случая я бросила университет. Мне уже не хотелось стать биологом. В результате я начала работать здесь, в похоронном бюро «Долгое прощание», владелец которого дон Хуан Мануэль Ориоль, сказал мне:

– Я в восторге, что почти дипломированный специалист в вопросах жизни оказала мне честь и теперь трудится вместе со мной в моем маленьком храме смерти.

Похоже, я принадлежу к категории людей, постоянно раздираемых противоречиями. Сеньор Ориоль – наш сосед, поэтому он взял меня на работу, а также потому что его младший брат, который почти на двадцать лет моложе его, всегда выражал желание жениться на мне.

Тетя Мари не устает повторять, что это превосходная партия и что нельзя объяснить, почему я еще сомневаюсь. Впрочем, я вовсе не думаю на эту тему. По правде сказать, я ни одной минуты своей жизни не потратила на это.

Глава 6

Сеньор Ориоль вдовец, потомства у него нет. Он страдает метеоризмом, а это значит, что его внутренности производят столько шума, что можно предположить, будто они пытаются самостоятельно общаться с окружающим миром. Ему бы следовало научить Гадор своему противозачаточному методу, который, как я полагаю, он использовал, когда был женат. Он вместе с женой, которая теперь покоится с миром, вырастил своего младшего брата Эдгара как родного сына. Дон Хуан Мануэль любитель кино. Голос у него гортанный и хриплый, поэтому возникает впечатление, что он все время сдерживает отрыжку. По ночам, оставаясь один, он смотрит фильмы. Его интересует испанское кино на религиозные темы, особенно с садистским оттенком, а также картины с участием Дорис Дэй,[5] но того периода, когда она уже не была невинной девушкой. В своем шкафу он хранит фотографии испанских актеров, хотя это тоже не говорит мне о нем ничего утешительного.

Дон Хуан Мануэль ветеран прогрессивного движения и придает этому очень большое значение. Время от времени, пользуясь своим положением начальника, он рассказывает мне о себе и друзьях своей юности, о борьбе против франкизма и об их поражении – ведь их противник умер в своей постели. Когда он в первый раз, понизив голос, будто замышляя дворцовый заговор, сказал что-то о партии, я подумала: «О какой, черт возьми, партии он говорит? Ведь их несколько…»

Потом он мне объяснил, что имел в виду коммунистическую партию, я сказала «А-а…» и почувствовала, что, несмотря на разнообразие моих культурных интересов, многое остается для меня неясным, и я теряю нить разговора.

Я вижу, как он появляется в дверях и ощущаю узел в желудке, как будто его кто-то перекрутил. Сегодня не самый лучший день: у меня месячные недомогания, но главное – страх, который меня мучает.

– Добрый день, Кандела, – говорит он мне с улыбкой, которая обнажает его зубы с коронками из золота и менее благородных металлов, напоминая отбитый кафель в старом туалете на вокзале. – Как сегодня твои нервы?

– Отлично, с нервами все превосходно. Хочу сказать, что у меня их достаточно; даже слишком много для одного человека. Мне свойственна скупость, я их берегу как свой капитал, – отвечаю я небрежно, стараясь казаться остроумной, хотя у меня не слишком хорошо получается. – Но вы же знаете, в нашем мире существуют не только боль и страдание, есть, к примеру, еще и смерть.

– Ха-ха-ха… Тебе уже лучше, уже поправилась?

– О, почти совсем поправилась, как видите. К счастью, в конце концов все проходит. Я так считаю.

– У нас еще один клиент, Кандела, – сообщает он, глядя на меня так, словно я горячий гамбургер. Я отлично чувствую, как он на меня смотрит, хотя на самом деле никто не может точно знать, что другие думают, какие фантазии у них возникают. – Так называемый обращенный.

– Обращенный во что?

– В исламскую религию.

– А…

– Его не надо бальзамировать, так что тебе не придется мне помогать.

Тем лучше, сегодня мне только не хватало украшать мертвецов. У меня на это нет сил.

– Как требует мусульманская религия, погребение должно произойти как можно быстрее. Кажется, его похоронят в Гранаде, на маленьком мусульманском кладбище, которое пару лет назад основала городская община. Матиас, шофер, отвезет его туда. Я предупредил семью, что его сын должен его сопровождать, ведь путь очень долгий.

– А…

– Его звали Хесус Флокс, но он поменял имя на Мохамеда Али, и я не знаю, какое из двух имен нужно писать на венках… Я даже не уверен, будут ли венки. Кажется, в конце обряда мусульман покрывают специальной накидкой с большим количеством вышитых изречений из Корана, и все.

– Он поменял свое имя?

– Очевидно.

– Почему?

Сеньор Ориоль идет по вестибюлю, а я следую за ним, склонив голову.

– Об этом много рассуждают. Человек трансформируется во что-то другое, пожалуй, это сходно с процессом, характерным для некоторых насекомых. Конечно, в его случае речь идет о духовном превращении. В общем, он был Хесусом, а теперь Мохамед. Его предки были арабами.

Да, ясно. А мои были иудеями, но это не значит, что я буду биться башкой о стену и веселить всех окружающих.

– Мне сказали, что у них нет страховки, а значит, семья будет оплачивать все наличными. Получится приличная сумма, Кандела, так что ты займешься расчетами. Я подготовил все квитанции, они там… идем, посмотрим. – Он кокетливо улыбается и встряхивает своим драгоценным «котелком» – у него не больше ума, чем у мешка с гвоздями. – Я только что напечатал… они здесь… Вот!