Александр Маккол-Смит - Друзья, любовники, шоколад

• Название: Друзья, любовники, шоколад
• Автор: Александр Маккол-Смит
• Издательство: ТИД Амфора
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00782-4

У Изабеллы Дэлхаузи много друзей, но нет любовников, хотя ей случается уступать искушениям, будь то шоколад или путешествие с плейбоем-итальянцем. Она редактирует журнал «Прикладная этика», а между делом разгадывает загадки. Например, пытается понять природу видений, преследующих человека, которому пересадили чужое сердце.

---

– Ученые, проводившие исследование, – те, что написали статью, – встретились с человеком, который заявил, что после пересадки сердца иногда чувствует резкую боль в лице, видит сполохи света, а потом чьи-то черты. Так же как мой знакомый, он смог подробно описать это лицо.

Исследователи выяснили, что донорское сердце было взято у парня, убитого выстрелом в лицо. В полиции догадывались, кто совершил убийство, но ничего не могли доказать. Они показали врачам фотографию подозреваемого. Это был человек, в точности соответствующий описанию, данному пациентом с трансплантатом.

– Другими словами, – Грейс взяла свою чашку, – сердце запомнило то, что случилось.

– Да, – ответила Изабелла, – похоже на то. Авторы статьи ни на чем не настаивают. Но сообщают, что есть такая вещь, как клеточная память, и, возможно, мы сталкиваемся с ее проявлением. Или…

– Что – или?

– Или, – Изабелла развела руками, – все объясняется действием лекарств, которые принимал этот больной. Возможно, они вызывали галлюцинации. Медикаменты, включающие в себя наркотики, создают ощущение вспышек света и прочего.

– А чем объяснить сходство лиц?

– Вероятно, простым совпадением, – предположила Изабелла. Но ей самой было не по душе такое объяснение, и Грейс почувствовала это.

– Сами-то вы не верите, что это просто совпадение? – уточнила она.

Изабелла затруднилась с ответом.

– Не знаю, – созналась она. – Возможно, это тот случай, когда все мы должны сказать: «Не знаю, что и думать», – и на этом поставить точку.

Грейс поднялась из-за стола. Ей пора было приступать к работе. Но одно она все-таки не могла оставить при себе:

– Вы говорили мне когда-то, что про все на свете можно сказать либо: «Да, это так», либо: «Нет, это не так». Никаких серединок не бывает. Это вы говорили, не отопретесь.

– Да? Может, и говорила.

– А теперь вы, по-моему, утверждаете, что есть случаи, когда правильнее сказать: «Тут мы ни в чем не можем быть уверены», – настаивала Грейс.

– Возможно.

– Так. – Грейс кивнула. – И если вы заглянете когда-нибудь на наши сеансы, то еще лучше поймете, о чем я говорю.

Изабелла почувствовала неловкость. Ни на какие сеансы идти, разумеется, не хотелось, но отказ прозвучал бы грубо и мог быть истолкован как отрицание права на сомнение, в котором Грейс только что вынудила ее признаться. Но сумеет ли она сохранять серьезность, когда медиум начнет утверждать, что общается с потусторонним миром? Стучат ли у них там столы, стенают ли голоса из загробного мира? Ее всегда поражало, что такой четкий и прагматичный человек, как Грейс, мог страстно отдаваться спиритизму. Это было необъяснимо. Хотя, может, и нет, если предположить, что у всех нас – а нынешний разговор это только что доказал – есть свои пунктики, свои области интеллектуальной или эмоциональной уязвимости, противоречащие, на первый взгляд, всему складу характера. Людям свойственно удивлять окружающих. У Одена, вспомнилось ей, есть строчка о пенсионере-дантисте, рисующем только горы. В свое время ее поразил эффект, достигаемый этим сближением дантиста с горами. Почему все связанное с зубными врачами приобретает забавный оттенок? «Мой дантист коллекционирует игрушечные поезда». Она вполне могла бы сказать так, это правда. Но почему-то звучит смешнее, чем известие, что их коллекционирует банкир. Или и это смешно?

– Вы, конечно, считаете, что это несерьезно, – констатировала Грейс, направляясь к стенному шкафу, где хранилось все необходимое для уборки, – но ошибаетесь. Все очень серьезно. Очень. И вы увидите там много замечательных людей. – Стоя возле стенного шкафа и нашаривая метлу, она продолжала: – Я познакомилась в нашей группе с очень приятным мужчиной. Его жена перешла в царство душ с год назад. А он обаятельный.

Изабелла быстро подняла голову, пытаясь поймать взгляд Грейс, но та уже выходила из комнаты. С порога обернулась, но лишь на секунду, и по лицу было уже ничего не прочесть. Глядя в раскрытую дверь, через которую только что вышла Грейс, Изабелла попыталась осмыслить значение ее слов. Но затем мысли вернулись к Иану, к их странному, тревожащему разговору в Клубе искусств. Он опасался, что необъяснимые видения убьют его. Странное заявление, подумала она тогда и попросила пояснить, что именно он чувствует. Грусть, сказал он, тоску. «Когда это случается, на меня нападает чудовищная тоска. Описать ее невозможно, но в ней – дыхание смерти. Знаю, это звучит мелодраматично. Но так и есть – ничего не поделаешь. Извините».

Глава одиннадцатая

Изабеллу удручал вид заваленного бумагами письменного стола, но тем не менее ее стол никогда не бывал расчищен. На нем всегда громоздились горы – по большей части рукописи, ждущие отсылки на рецензирование. Термин «рецензирование» никогда не казался ей точно отражающим суть дела, но именно так принято было обозначать решающую для судьбы публикации фазу. Иногда слово и дело не расходились: один специалист беспристрастно знакомился с работой другого и выносил объективное заключение. Но Изабелла много раз убеждалась, что все происходит иначе: ведь статьи часто попадают на рецензирование к другу или врагу автора. Избежать этого почти невозможно: немыслимо разобраться в хитросплетениях вражды и зависти, нередких в научных кругах. Оставалось только надеяться, что чутье поможет ей распознать тайное недоброжелательство, которое скрыто за отрицательным отзывом, высказанным напрямую, а гораздо чаще – замаскированным. «Работа интересна и при определенных условиях может даже рассчитывать на некоторое внимание». Философы падки на злоречие, подумалось Изабелле, и в первую очередь те, что занимаются проблемами нравственности.

Сидя перед загроможденным столом, она пыталась разобрать хотя бы то, что лежало сверху. Работала усердно и, подняв наконец голову, увидела, что на часах уже двенадцать. На первую половину дня достаточно, а там посмотрим, решила она. Встав, расправила плечи и подошла к окну взглянуть на сад. Гвоздики на клумбе, тянувшейся вдоль ограды, горели, как всегда, яркими красками, высаженные несколько лет назад кусты лаванды тоже были в цвету. Взглянув на куртину под самым окном кабинета, она увидела, что кто-то недавно подкапывался под корни азалии и энергично выбрасывал землю кучками на край газона. Братец Лис, с улыбкой подумала Изабелла.

Видеть его доводилось нечасто. Братец Лис, как и каждый, кто обитает на чужой территории, соблюдал осторожность. Конечно, Изабелла не была врагом. Она была союзником, и он явно чуял это, находя вынесенные в сад куриные косточки. Однажды она увидела его совсем близко. Стремительно развернувшись, он кинулся прочь, но потом вдруг остановился, обернулся, и они посмотрели друг на друга. Взгляды скрестились на какие-то секунды, но этого Братцу Лису было достаточно, чтобы расслабиться и спокойно потрусить своей дорогой.

Она продолжала разглядывать вырытую зверьком землю, но тут зазвонил телефон.

– Ну и?.. – спросила Кэт, всегда начинавшая без предисловий. – Работаешь?

– Работала, – сказала Изабелла, разглядывая свой основательно расчищенный стол. – А что, у тебя какие-то предложения?

– Звучит так, словно ты ищешь предлога переключиться.

– Ищу. Я, правда, и сама решила передохнуть, но предлог будет кстати.

– Тогда слушай. Приехал мой итальянец. Томазо. Помнишь, я о нем говорила?

Осторожно! – скомандовала себе Изабелла. В свое время Кэт болезненно реагировала даже на тень вмешательства в ее дела, и слова приходилось подбирать так, чтобы их невозможно было истолковать превратно.

– Прекрасно, – воскликнула она. Трубка молчала.

– Прекрасно, – повторила Изабелла.

– Не хочешь ли прийти ко мне позавтракать? – спросила Кэт. – Он сейчас припаркует машину возле отеля и сразу вернется ко мне в магазин. Томазо поселился в «Престонфилд-хаус».

– А я не буду… лишней? – осторожно спросила Изабелла. – Думаю, вам приятнее позавтракать вдвоем. Зачем я вам?

– Не накручивай, – рассмеялась Кэт. – Мы вовсе не парочка. И ничего такого не ожидается. С ним весело, но не больше.

Изабелле очень хотелось спросить, совпадает ли эта оценка с ощущениями Томазо, но она прикусила язык. Решение не лезть с советами было серьезным, а этот вопрос уже мог быть истолкован как вмешательство в чужие дела. В любом случае, ей стало легче: у Кэт в мыслях нет заводить роман с этим гонщиком. Изабелла знала, что не годится судить о человеке по отрывочным сведениям – да и вообще судить с чужих слов, – но основания для беспокойства были весомы. Красавчик итальянец – как-то само собой разумелось, что он красив: все мужчины, с которыми Кэт встречалась, были красивы, – тяготеющий к старинным «бугатти», вряд ли окажется надежным, желающим вить гнездо человеком. Его цель – бить рекорды и разбивать женские сердца, подумала она и чуть не произнесла это вслух, но, к счастью, успела одернуть себя.