Бодхи - Твердые реки, мраморный ветер

• Название: Твердые реки, мраморный ветер
• Автор: Бодхи
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

В старых фантастических книгах Джейн попадались сюжеты, в которых автор пытается нарисовать идиллию подобного рода, но движущей силой всегда было что-то предельно чужеродное, отталкивающее – то классовая борьба с миром капитализма, то, наоборот, борьба с заразой коммунизма. То идея-фикс завоевания космоса просто ради завоевания, власть ради власти, расширение ради расширения. Когда же автор старался подняться до самых, так сказать, чистых, идеальных мотиваций, тогда ученые во всю стремились обогнать друг друга, поскорее совершить открытие, и получалась новая идея-фикс – открытия ради открытий. Удивительно, но людям крайне сложно вообразить, понять и принять идею жизни ради удовольствия от нее. Изучать науку ради получения наслаждения от ясности, предвкушения от узнавания нового. Словосочетание «изучать науку» неразрывно ассоциируется с «серьезным подходом», с «профессионализмом», между тем как здесь, на этом гималайском холме…

---

Андрей с сомнением посмотрел на девочку. Ему казалось несколько неестественным то, что он сейчас говорит ей такие фразы, которые редко какому взрослому будут понятны.

– Чтобы понять, что такое ОзВ-ясность, – после паузы сказала она, – тебе сначала необходимо получить опыт того, что им не является – то есть другие ОзВ и рассудочная ясность. Иначе ты находишься в позиции геолога, который, не утруждая себя в изучении простых элементов, грустит о том, что не понимает сложных минералов и не может отделить почву от воды и растений. Перестань быть тупым и испытывать НЭ, испытывай рассудочную ясность и ОзВ, и тогда само собой начнет отделяться то, что не является ни тем, ни другим, и ты сможешь изучать это. Точно то же относится, например, к осознанным сновидениям – разберись в бодрствовании, наведи в нем порядок, устрани тупость и НЭ, и достижение ОС перестанет быть проблемой.

– Как ты относишься к тем, кто ненавидит практику устранения НЭ? – Спросил мальчик в коротких трусиках-шортах из другого угла комнаты.

– Я считаю их безнадежными. – Быстро ответил Андрей.

– То есть ты не испытываешь к ним сострадания?

– Сострадание испытываю, а жалость – нет. Сострадание я понимаю так, как это описал Бодхи – как радостное желание, чтобы в этом человеке пробудилось влечение к ОзВ и неприятие НЭ и тупости.

– Ну вот смотри, – мальчик перевернулся на спину и задрал лапы вверх, – представь себе человека, который опустился особенно сильно, особенно безнадежного человека. Испытывать открытость и готовность содействовать такому человеку, если только в нем появится желание не испытывать больше ненависти, – это сильно резонирует с преданностью. И при мысли об этом человеке у тебя будет возникать преданность. Причем именно из-за того, что это особенно опустившийся человек, возникает особенно сильное желание преданности. Потому что именно к такому человеку все и всегда испытывают только отчуждение, омерзение, осуждение, и всегда будут его отвергать и осуждать. Привычно испытывать к такому человеку сильное негативное отношение (НО). О нем не изменят мнение, на нем поставили крест. И возникает желание не отторгать даже такого человека, и ни к кому, даже к самому опустившемуся, не испытывать НО. Резонирующая мысль – "не испытывать НО и не отторгать даже самого опустившегося". Эта преданность переживается как безобъектная, то есть не возникает образа, к которому возникало бы стремление или какие-то желания. Возникает только желание испытывать это восприятие и усиливать его. Можно провести аналогию с ревностью и симпатией, влечением. Особенно яркое влечение, восторг, нежность возникает к девочке не тогда, когда она тискается с обычным мальчиком, а ты при этом устраняешь ревность, а когда она ласкается с самым красивым и самым клевым пупсом, которым она может увлечься и забыть про тебя. То есть в ситуации, когда ревность проявилась бы особенно сильно. Ты согласен?

Андрей сначала запутался в том, что говорил пацан, но довольно быстро все распутал.

– У тебя все перемешано в кучу. Отторжение человека не означает отвращения и омерзения к нему. Ты отторгаешь его потому, что не испытываешь к нему интереса, потому что он опасен, и потому что он неприятен. Так же выплевываешь изо рта горький орех – распознал, сформировал отношение – выплюнул. Человек, испытывающий ненависть, неприемлем для меня в принципе. Ты говоришь – "если такой человек испытает желание прекратить ненавидеть", но что значит "если"? Когда и если этот человек действительно захочет перестать испытывать ненависть, то это будет уже другой человек, к которому у меня сложится какое-то другое отношение… но вообще говоря… какие есть основания предполагать, что этот вот ненавидящий человек захочет измениться? Нет, это может показаться жестким, но я не верю в такие сказочные превращения. Конечно, каждый может время от времени проявлять агрессию, но и агрессия бывает разной. Агрессия к кажущейся несправедливости – это одно, праведный гнев, так сказать. Агрессия как желание разрушить что-то, чтобы и другим было так же мерзко жить, как и тебе в твоих НЭ – совсем другое. Первый человек мне не кажется безнадежным, второй – кажется, и что бы мы тут ни говорили о том, что каждый человек вселенная и каждый может то или сё… у меня есть определенная позиция – когда я встречаю вот такого агрессивного человека, который полагает для себя не страданием, а удовольствием испытывать ненависть, то он для меня не существует больше до конца его жизни, и я не верю в то, что такие люди могут измениться, и я не хочу иметь с ними дело и не хочу наблюдать – меняются они или нет – в конце концов, я думаю, что каждого влечет к чему-то своему, и если кому-то хочется заниматься этим – общаться с ненавидящими и ждать, что они начнут меняться – ну пусть, но у меня другие интересы, я с такими людьми не хочу ничего.

Андрей запнулся и взглянул на Йолку, словно ожидая от нее подсказки, ответа на вопрос, который он вряд ли смог бы даже сформулировать сам для себя так же ясно, как сейчас – сам не ожидая того и впервые в своей жизни, он высказал свою позицию в этом вопросе. Это был скорее призрак, запах общей неуверенности в ситуации, непонимания – кто же его слушает, с кем он сейчас говорит? Дети или не совсем дети? Или совсем не дети? И в какой степени их очевидно гипертрофированное с точки зрения обыденного сознания личностное развитие перевалило за ту грань, после которой мы уже не делаем принципиального различия между детьми, подростками, взрослыми? До какой степени откровенно и жестко можно обнажать те явления взрослого мира, который мы все инстинктивно хотим пригладить или даже исказить каждый раз, когда мы общаемся с ребенком, или когда мы чувствуем ребенка в себе – то инфантильное создание, которое слишком уязвимо для правды? Но эти дети ни в коей мере не казались инфантильными.

Он еще раз посмотрел в глаза смотревшим на него детям, и по его спине пробежал холодок – так легко и ясно представилось, что у этих детей вообще никогда не было детства. Они, возможно, с самого первого момента, когда оказались способны понимать и узнавать, стали получать информацию неотфильтрованную, неискаженную, и это показалось ему ужасным, а потом ему пришло в голову, что "детство" – это не сюсюкание с дебильным лицом, это не оболванивание детей сказками, за которыми на самом деле кроется не доброта, а кретинизм, насилие и жестокость. Он вспомнил, как примерно год назад случайно наткнулся на файл со сказками и от нечего делать стал их пролистывать. Это было поразительное открытие! Трудно придумать, даже если постараться, такую квинтэссенцию агрессии, догматизма и серости! Какие же восприятия перенимают и культивируют дети под влиянием такой экстремистской литературы! "И стали они жить-поживать и добра наживать". Еб вашу мать!! "И жили они счастливо и умерли в один день" – и это описание счастливой жизни!! Говно. Герои сказок борются за какие-то материальные блага, то в невесты принцессу взять, то пол-царства откусить, и достигнув своей идеи-фикс они получают тотальное счастье, которое состоит в "житье-пожитье" с наживанием добра, то есть комодов, сервантов и прочего. Испытав тошноту от русских сказок, он полистал "старого доброго Гофмана", и обнаружил в нем мерзкого, тупого и агрессивного идиота. Грузинские сказки, японские, французские… за редким, ну просто редчайшим исключением – апофеоз кретинизма и злобы самой высшей пробы, преподносимой под соусом добродетели. Вот это что-ли "детство"? Ну чего, чего же такого ценного лишились эти дети, с самого первого дня своей сознательной жизни получавшие адекватную информацию об окружающем мире, учившиеся не "уважать старших", а думать последовательно и искренне разбираться в восприятиях? Ну а вот эта наивность, вот та самая беззаботность, которая светится в глазах обычных детей, которая проистекает из полного незнания реальности, из жизни в воображаемом мире добрых фей, дедов-морозов и добрых бабушек? Конечно, по всем этим фантомам рано или поздно, и чаще рано, наносится удар ужасающей силы, который ломает ребенка, но может оно стоит того – хотя бы два-три года чистой и наивной жизни? А разве у них сейчас – не чистая жизнь?

Андрей совсем перестал испытывать неловкость, он даже забыл, что отвечает на вопрос и что его ответа, видимо, ожидают. Он с интересом смотрел в ответ – в глаза этим детям, и не видел в них того, чего боялся увидеть – цинизма и серости, а видел совсем другое – ребяческость, игривость, внимательность, и ту особую подвижность выражения глаз, которую он иногда еще видел у старых тибетских монахов, нередко появляющихся в непальских поселках – ту самую, что так легко выливается в выражение симпатии и искреннего интереса, искренней радости жизни, и даже преклонения перед ней, перед ее силой к самообновлению и самораскрытию. И если эти дети с самого начала нашли в себе этот источник вечнообновляющейся свежести, то разве они потеряли детство? Разве не наоборот – разве они не приобрели его в свое вечное и безраздельное пользование?