Том Вулф - Нужная вещь

• Название: Нужная вещь
• Автор: Том Вулф
• Издательство: Торнтон и Сагден
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-93923-008-3, 5-93923-006-3

Книга о суровых буднях и отважности военных летчиков-испытателей и первых космонавтов США, о соперничестве СССР и Америки за господство в космосе в романтическую эпоху 1960-х годов, о жестоком поединке пилота с темной стихией фатума в борьбе за «нужную вещь», обладание которой открывает путь к триумфу человеческого духа, покоряющего вселенную. Документальность повествования, основанного на материалах космической программы «Меркурий», а также воспоминаниях участников и очевидцев, сочетается с описаниями экстремальных ситуаций, которые придают произведению драматическую напряженность.

Толчок к созданию книги — любопытство автора, жаждущего разобраться: что же представляет собой на самом деле «обширная и загадочная область, которая в буквальном смысле оставалась темной, как обратная сторона Луны, более чем полвека: военная авиация и нынешний американский офицерский корпус».

---

Даже Гленн заметил, что достаточно просто быть астронавтом — неважно, симпатичный ты, как чертяка Скотт Карпентер, или нескладный коротышка вроде Гаса Гриссома. Когда Гас приехал на Мыс, он стал носить одежду, которая была дешевой даже по меркам Какао-Бич. Так же одевался и Дик. Они расхаживали в синтетических рубашках навыпуск и в мешковатых штанах. В Какао-Бич царила атмосфера небрежности, но Гасу и Дику удавалось довести эту небрежность до крайности. Они напоминали парней, которые встречались сплошь и рядом: в спортивных туберкулезно-синих и ярко-желтых рубахах в полоску, надетых поверх штанов цвета пятнадцатицентовой сигары. Штаны с пузырящимися складками сантиметров на десять не доходили до земли, чтобы было лучше видно зеленые армейские носки и тупоносые ботинки на шнуровке. В таком виде астронавты шли покупать комплект амортизаторов для своих «хадсонов-хорнетов» 1953 года выпуска и всю субботу и воскресенье проводили за их установкой. Гас и Дик были отличной парочкой, даже по сочетанию имен. Но затрапезный вид астронавтов не отпугивал девушек. Девушки громко кричали: «Четыре внизу, три сверху» — или что-нибудь в этом роде (цифры были разные) — и смеялись как безумные. Каждый понимал, что они имели в виду, но не очень верил в это. Искушение для летучего жокея вдали от дома было огромное. Летняя ночь, все так легко, так небрежно. До того как на Мысе появились ракеты, Какао-Бич являлся оплотом одной из самых суровых протестантских сект, и баптистских церквей здесь было больше, чем заправочных станций. Но новый Какао-Бич, город проекта «Меркурий», был типичным для начала шестидесятых маленьким городком, жизнь которого полностью зависела от автомобиля. Естественно, отелей в Какао-Бич никто не строил, только мотели. Даже многоквартирные дома строились по образцу мотелей — вы могли подъехать прямо к своей двери. И в мотелях, и в домах вам не требовалось проходить через общий холл, чтобы попасть в свою комнату. Незначительная архитектурная деталь, но в Какао-Бич, как и во многих других городах новой эры, один этот факт сделал для того, что позже назовут «сексуальной революцией», больше, чем противозачаточная таблетка.

По неписаному договору офицерских жен офицеру тактично предоставлялась небольшая свобода в этом отношении. Естественно, военному, посланному далеко от дома, особенно на продолжительный срок, порою бывало необходимо удовлетворить свои здоровые мужские потребности в этих забытых богом местах. Подразумевалось, что такие потребности — хороший признак воинской доблести. Так что офицер и его жена закрывали глаза на некоторые вещи и хранили молчание — если только офицер не попадал в какую-нибудь скандальную историю и не делал ничего такого, что поколебало бы прочность его брака и семейного уклада. Эта традиция появилась задолго до того, как офицеры смогли прилетать на выходные домой, преодолевая огромное расстояние за два-три часа. Армейские традиции очень часто возникали совсем внезапно, но умирали отнюдь не скоро, и уж этой-то традиции в Какао-Бич не суждено было умереть.

Так считал и Джон Гленн… и именно поэтому состоялось собрание в «Конакаи».

Семеро астронавтов часто запирались в своем офисе в Лэнгли, и даже секретарша не могла войти. Если кто-нибудь спрашивал, что там происходит, то ему говорили, что у астронавтов собрание. Собрание? Да, именно так они называли свои встречи, на которых пытались прийти к согласию по некоторым вопросам. Предполагалось, что обсуждаться будут главным образом технические проблемы. Уолли Ширра предложил устроить собрание, перед тем как пойти к инженерам и настоять на изменениях в устройстве панели приборов капсулы «Меркурия». Идея состояла в том, чтобы придать корпусу астронавтов хотя бы долю сплоченности летной эскадрильи. У парней, конечно, имелись разногласия, различия в происхождении, характере, в подходах к работе, но во многом они должны были прийти к единому мнению как группа, независимо от степени ожесточенности споров, а затем сплотить ряды — один за всех и все за одного. Была ли встреча в отеле собранием в обычном смысле, трудно сказать. Но действительно обсуждались текущие проблемы и велись ожесточенные споры.

Однажды все семеро парней приехали в Сан-Диего, на завод «Конвэйр», чтобы понаблюдать за изготовлением ракеты «Атлас». «Конвэйр» выделил им всем по комнате в выстроенном на острове Шелтер довольно помпезном, в полинезийском стиле, отеле «Конакаи». Скотту Карпентеру досталась комната с двуспальной кроватью. В тот вечер один из парней подошел к нему и доверительно сообщил, что в его номере есть две парные кровати: иначе говоря, ему на вечер нужна была двуспальная кровать. Не мог бы Скотт поменяться комнатами? Скотту было все равно, и они поменялись комнатами. Скотт с улыбкой рассказал об этом забавном случае своему приятелю Джону Гленну и тут же забыл о случившемся.

На следующий день, когда они всемером собрались в гостиной номера «люкс», Гленн прочел лекцию примерно следующего содержания: интрижки с девочками, с поварихами не идут на пользу делу. Он знал, да и все они знали, что это когда-нибудь приведет к большому несчастью. Они все на виду у публики. Им выпал шанс всей их жизни, и, хотя ему очень жаль, он не даст скомпрометировать все дело только из-за того, что кто-то не может держать ширинку застегнутой.

Не было никакого сомнения: Гленн говорит именно то, что думает. В гневе он был страшен. В его глазах горели четыре века протестантского сектантства, помноженные на два миллиона кругов, которые он пробежал по беговой дорожке.

Но не тут-то было. С таким же гневом на Гленна смотрел сейчас Эл Шепард. Остальным казалось, что существует два совершенно разных Эла Шепарда, и никогда нельзя было точно сказать, с каким из них имеешь дело. Дома в Лэнгли вы видели одного Эла Шепарда: кадрового офицера с ледяными вежливыми манерами. Отец Шепарда, полковник Алан Шепард-старший, был впечатляющей фигурой, и немногие осмеливались бросить ему вызов. Шепард всегда был хорошим сыном. Полковник посылал его учиться в частные школы; как и отец, он окончил морскую академию и стал летчиком. И, хотя Алан никогда не был в бою, он считался одним из лучших летчиков-испытателей во флоте. Он отличился при испытаниях истребителей F3H, F8U, F4D («Скайрэй»), F11F («Тайгеркэт»), F2H3 («Банши») и F5D («Скайлансер»). Он проделывал весьма рискованные трюки, включая первую посадку этих монстров на бывшие тогда в новинку угловые палубы авианосцев. Это был первоклассный морской авиатор — жесткий, сообразительный, с качествами лидера. Он был женат на Луизе Брюэр, симпатичной, обаятельной и холеной женщине, настоящей леди. Она принадлежала к Церкви Саентологии. Шепард был родом из Нью-Гемпшира, а в Новой Англии саентологи пользовались большим влиянием: это была одна из богатейших церквей Соединенных Штатов со своей культурной традицией, в чем-то сходной с унитарианской. Принадлежность к Церкви Саентологии была не лишней для карьеры флотского офицера, потому что начальство традиционно относилось с уважением к религиозным взглядам. Важнее всего было окончить академию, а вторым по значимости — принадлежать к социально правильному протестантскому вероисповеданию. Выше всех в армии неофициально котировалась Епископальная Церковь (к ней принадлежали Ширра и Карпентер). Ну а Церковь Саентологии, хотя и была несравненно малочисленнее, считалась еще более изысканной. Такова в общих чертах была жизнь капитана третьего ранга Алана Шепарда, безукоризненного кадрового офицера. Но внутри этой оболочки скрывался… Улыбающийся Эл с Мыса! На самом-то деле Шепард не принадлежал к Церкви Саентологии и даже не был близок к ней. В глубине души он, вероятно, был убежденным атеистом. На первой пресс-конференции он искусно обошел эту тему, сказав, что не принадлежит ни к одной церкви, но регулярно посещает церковь саентологов. И каким-то образом сложилось мнение, что Шепард — убежденный саентолог. (Пресса, этот всегда корректный Джентльмен, была рада видеть данный факт в таком свете.) Да и дома Шепарду удавалось сойти за образец добропорядочного мужа, каковым его считали. Он регулярно ходил с Луизой в церковь. Он не пил, не курил, не сквернословил, не позволял своим губам — а губы и глаза были его самыми примечательными чертами — расплыться в широкой теплой улыбке при виде проходящей мимо хорошенькой девушки.

Он ничуть не напоминал знаменитого Улыбающегося Эла Шепарда, пока не выходил из своего самолета вдали от дома, особенно на Мысе. Тогда Эл выглядел совершенно иначе, словно бы сбрасывал ледяную маску. Когда он выходил из самолета, в его глазах плясали огоньки. Широчайшая улыбка расплывалась по лицу. И вы уже знали, что он вот-вот начнет щелкать пальцами в нетерпении, потому что весь его вид словно говорил: чем бы таким заняться? А когда он садился в свой «корвет», то являл собою картину настоящего летучего жокея вдали от дома.