Сергей Романовский - Великие геологические открытия

• Название: Великие геологические открытия
• Автор: Сергей Романовский
• Издательство: Издательство ВСЕГЕИ
• Жанр: Публицистика
• Год: 1995

Автором в популярной форме описываются крупнейшие завоевания геологической мысли: попытки естествоиспытателей познать геологическую историю нашей планеты, сопоставить между собой события, происходившие многие миллионы лет тому назад в разных районах земного шара; доказать, что океаническое дно и континентальная суша в геологическом отношении – «две большие разницы». Рассказано также, куда и почему перемещается океаническое дно, каким на основе данных геологии представляется будущее развитие Земли.

Книга будет полезна и любознательным школьникам, и серьезным студентам естественнонаучных факультетов университетов, и преподавателям, не утратившим вкус к чтению специальной литературы, да и дипломированным геологам, которым также не вредно познакомиться с историей своей науки.

---

Не правда ли, это выдержка из речи высококлассного адвоката? А Вернадский именно в те годы крайне нуждался в обосновании своей правоты. Ему было трудно творить на необитаемом острове, каковым с некоторых пор стала Советская Россия, ибо идеи, кои большевики вколачивали в жизнь, были органично несовместимы со свободной научной мыслью, а потому были глубоко чужды Вернадскому.

Перенесенный сыпняк «связал» Вернадского, он был еще слаб, чтобы куда-то двигаться, но уже достаточно здоров, чтобы начать работу. И он принимает предложение руководства Таврического университета в Симферополе и с 18 марта 1920 г. становится его сверхштатным профессором.

Однако в то время было уже прозрачно ясно, что и этот последний клочок земли скоро падет под напором красных. 20 апреля 1920 г. Вернадский заносит в дневник отчаянные слова: «Россию пропили и ее интеллигенция, и ее народ. Сейчас на поверхности вся эта сволочь – правая и левая, и безразличная… Хочется уехать скорее в Англию или Америку и отдаться всецело научной работе». На семейном совете решили: уезжать. Вернадский написал в Англию президенту Королевского общества (Академии наук), он был его иностранным членом. Ответили: ждите, вызовем…

В Ялту прибыл английский корабль «Стоунхедж», Вернадскому выделили каюту, и они уже начали паковаться, как вдруг в судьбу ученого вновь вмешался случай.!9 сентября 1920 г. умер ректор Таврического университета Гельвиг. К Вернадскому явилась депутация профессоров и, конечно, уговорила его остаться и возглавить университет. С 28 сентября он – ректор. Но ненадолго.

Как только стало ясно, что большевики со дня на день займут Крым, сын Вернадского Георгий отплыл с остатками армии Врангеля в Константинополь. После долгих колебаний Вернадский все же решил остаться: во-первых, отход с Добровольческой армией – это эмиграция, значит Россию он более не увидит, во-вторых, он – ректор и не мог поэтому бежать даже в виду очевидной опасности. И Вернадский остался в Крыму.

Уже в ноябре 1920 г. большевики приступили к «зачистке» Крыма: сняли с ректорского поста Вернадского, а на его место назначили своего сторонника физика-теоретика Я.И. Френкеля. В начале 1921 г. его сменил на ректорском посту другой активный большевик металловед А.А. Байков.

В феврале 1921 г. по ходатайству Академии наук Вернадский уезжает из Крыма в Москву. И вновь – вовремя. Через месяц в Крым прибыл наместник большевистского ЦК Г.Л. Пятаков. Его бригада зарегистрировала тех, кто либо служил Врангелю, либо сотрудничал с ним, затем вывезли всех в чисто поле и за одну ночь расстреляли. Варфоломеевская ночь – это детская шалость в сравнении с классовой ненавистью верных ленинцев.

В апреле 1921 г. Вернадский вернулся в Петроград. Знал уже твердо – эмигрировать не будет. Хоть и уехало много дельных ученых, но еще больше осталось. Здесь его ученики, здесь его книги, здесь та академическая аура, с которой он сроднился и без которой не мыслил ни жизни, ни работы, даже в «коммунистическом рабстве», как он записал в дневнике в сентябре 1921 г.

Большевизм Вернадский чувствовал как никто и, как немногие, прекрасно видел рыхлость его идейного цемента. «Большевизм держится расстройством жизни. – Записывает Вернадский. – При налаженной культурной жизни в мировом масштабе он не может существовать и так или иначе должен измениться. Это форма низшего порядка даже по сравнению с капиталистическим строем, так как она основана на порабощении человеческой личности».

С весны 1922 г. начинается Парижская одиссея Вернадского: его пригласили в Сорбонну прочесть курс лекций по геохимии в весенний семестр 1922 г. Вернадский согласился. Академия наук дала ему командировку на пять месяцев. Затем продлила ее аж до мая 1924 г.

Вернадский рассуждал трезво: он уже далеко не молод и далеко не все из задуманного выполнил. Поэтому отпущенный ему Свыше срок он обязан использовать с максимальной пользой для науки: он будет работать там, где будут лучшие условия для него. Поэтому он пишет в США, в институт Карнеги, думая создать там лабораторию живого вещества. Но ему отказали. Что делать? Эмигрировать он категорически не хочет. На жизнь русской эмиграции он понасмотрелся. Но и работать в Советской России вряд ли сможет. Поэтому Вернадский предпринимает отчаянные усилия, чтобы добиться продления командировки и успеть закончить главную книгу своей жизни еще здесь, во Франции.

Вернадский пишет непременному секретарю Академии наук С.Ф. Ольденбургу: «Я не хочу эмигрировать и рвать связь с Россией. От политики я стою совершенно в стороне… Я думаю, что решился бы проводить это дело (работу над проблемой живого вещества. – С.Р.) в России только в крайнем случае, так как условия русской современной жизни для меня после свободной жизни здесь были бы очень тяжелы».

Более Академия наук была уже не в праве продлевать командировку Вернадскому. На нее активно наседали в Наркомпросе: пусть Вернадский, наконец, определяется: кто он? – эмигрант или нет. 1 сентября 1924 г. ему направили ультиматум: или он возвращается или его будут вынуждены исключить из Академии наук, Академия не может выплачивать «содержание» эмигрантам.

Вернадский не принимает ультиматум. В ответном письме он объясняет свою позицию коллегам: он принял вызов природы, он уже почти постиг то, ради чего трудился все последние годы. У ученого всегда должен быть выбор. Если его нет, то он и в мыслях своих не сможет быть свободен, а значит и в науке ничего путного не сделает.

5 июня 1924 г. Вернадский получает «дотацию» Розенталя. Это 30000 франков, целый год спокойной работы.

Летом 1925 г. Вернадского в Париже навестили академики П.П. Лазарев и А.Ф. Иоффе. Вернадский познакомил их со своей работой. Вернувшись в Ленинград, они дали ей высочайшую оценку. Академия наук постановила: «Просить Наркомпрос сохранить за Академией право при возвращении В.И. Вернадского в Ленинград включить его вновь в число действительных членов Академии без новых выборов» [9]. В это время отмечали 200-летие Академии наук, и власти помягчали, пошли навстречу просьбе академической конференции.

Более на всех этих перипетиях задерживаться не будем. Скажем лишь, что в Ленинград Вернадский вернулся только в марте 1926 г.

Свою основную задачу он выполнил – «Биосфера» была написана!

Познакомимся теперь с размышлениями Вернадского о биосфере более обстоятельно. Начнем с главного – с методологии, т. е. попытаемся обозначить те исходные познавательные позиции, которых придерживался ученый. Отметим сразу, что позиции эти менее совершенны, чем результаты, полученные на их основе.

– Разве так бывает? – вправе спросить читатель.

– Скорее всего, нет, – придется ему ответить.

– Так в чем же дело?

– Трудно сказать. Вероятно, в том, что исходная методологическая установка ученого и сделанные им выводы были связаны весьма условно. Попробуем, однако, разобраться.

Вернадский любил повторять афоризм, приписываемый Ньютону: «гипо-тез не измышляю». Вот и в «Биосфере» почти с самого начала он предупреждает читателя, что «не делает никаких гипотез». Тот же подход и в «Проблемах биогеохимии». Вернадский пишет: «В основу биогеохимии кладутся немногие основные представления, не заключающие в себе никаких гипотез, а являющиеся точными и ясными научными понятиями». И далее: «Таким… обобщением… является… само понятие живого вещества биосферы. Живое вещество биосферы есть совокупность ее живых организмов» (курсив Вернадского – С. Р.).

Пока мы уяснили, что Вернадский опирается только на эмпирические обобщения. В чем же различие между эмпирическим обобщением и столь неуважаемой им научной гипотезой? Откроем «Биосферу». «Различие заключается в том, – сообщает ученый, – что эмпирическое обобщение опирается на факты, индуктивным путем собранные, не выходя за их пределы и не заботясь о согласии или несогласии полученного вывода с другими существующими представлениями о природе. В этом отношении эмпирическое обобщение не отличается от научно установленного факта: их совпадение с нашими научными представлениями о природе нас не интересует, их противоречие с ними составляет научное открытие” (курсив Вернадского. – С. Р.).

Спору нет, такой взгляд на методологию научного творчества сегодня кажется наивным. Неловко как-то ссылаться па классиков, поскольку мы и анализируем взгляды классика, но все же не грех вспомнить, что любой факт только тогда станет фактом науки, когда его осветит прожектор теории или уж во всяком случае лучик гипотезы. Иначе это и не факт даже, а просто констатация чего-то, ибо только в контексте уже известных концепций мы имеем возможность выделить это нечто и назвать фактом. Сегодня, повторяю, это азы методологии. Неужели же Вернадский, энциклопедически образованный ученый, не знал этого? Знал, разумеется. Так почему же тогда столь презрительно относился к «гипоте-зам и экстраполяциям»?