Джудит Росснер - Стремглав к обрыву

• Название: Стремглав к обрыву
• Автор: Джудит Росснер
• Издательство: Терра
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00818-4

Американок Эммелину и Руфь, героинь романов «Эммелина» и «Стремглав к обрыву», разделяет почти столетие, однако судьбы их во многом схожи. Бедность, несчастная любовь, стремление встать на ноги… Эммелина, пережив все самое страшное, что может выпасть на долю женщины, умирает в полном одиночестве.

Руфь получает возможность вернуть свою первую и единственную любовь, однако жизненные обстоятельства оказываются сильнее.

Читателя ожидает встреча с нешуточными страстями, и это значит, что книга никого не оставит равнодушным.

---

Она сняла квартиру в доме на Вашингтон-сквер. Одна комната предназначалась для Лотты, которая приезжала на каникулы и изредка на уик-энд. Кроме этой комнаты, квартира была обставлена в ультрасовременном стиле, и я чувствовала себя неуютно среди обтянутых черной кожей стульев на металлических ножках, столов из стекла и хрома, штор с бело-черно-коричневым геометрическим рисунком. Квартира больше походила на приемную врача или какую-то футуристическую классную комнату, что вполне соответствовало нашим отношениям: я приходила к Хелен не как подруга, а скорее как ученица или пациентка. Нас обеих это устраивало.

Я никогда не отличалась разговорчивостью, а в тот первый год взаимных «притирок» и разочарований мне меньше чем когда-либо хотелось высказывать свою точку зрения. Хелен же была наставница от Бога. Обмен мнениями, как таковой, интересовал ее так же мало, как и меня, но она не могла существовать, не отдавая своих проверенных жизнью знаний менее опытным. Ей необходимо было общество молодых людей, готовых прощать насмешки и слушать ее, открыв рот, пока она наголову разбивала очередную заумную теорию или нападала на какого-нибудь зазнайку. При этом внешнюю сторону она предпочитала существу спора. В тех редких случаях, например, когда одному из ее молодых друзей удалось убедительно доказать, что пособия по безработице невозможно отменить, она не стала отвечать ему по существу и прибегала к излюбленному обобщению, компенсировав недостаток глубины блеском остроумия: «Не требует доказательств, что главная особенность человека стремление укусить руку дающего. Лишь софист, или сумасшедший, или выставляющий свою кандидатуру на выборах – что равносильно первым двум – решится утверждать, что можно заслужить благодарность малоимущих слоев населения, предоставив им дармовое пособие».

Меня успокаивала ее уверенность, убаюкивали ее обобщения. В ту пору жизнь казалась мне намного сложнее, чем до замужества, но мне не хотелось постигать эту сложность. Я предпочитала ограничиться простым решением насущных проблем.

У меня появилась привычка гулять после ужина, возможно потому, что надоело часами молча сидеть в гостиной с Уолтером. Если я чем-нибудь отрывала его от чтения, обязательно начинался спор, неизбежно заканчивавшийся пошлой сварой. Поэтому я сначала бесцельно бродила по комнатам, потом надевала пальто и объявляла, что иду гулять. Вскоре и эти прогулки сделались яблоком раздора.

– Ты никогда не надеваешь халат по вечерам, словно в любой момент готова выскочить из дома, – сказал он однажды.

– Не могу найти себе места.

– Это заметно.

– Я всегда была такой. Ты же знаешь, я люблю ходить.

Он не ответил.

– Если хочешь, пойдем вместе. Я буду рада. Иногда вечером мне просто необходимо немного погулять.

– Я устаю – я, видишь ли, весь день работаю.

Намек на то, что, женившись на мне, он взял на себя определенные обязательства и теперь вынужден работать вдвое больше.

– Понимаю. Поэтому я и не звала тебя с собой.

Потом, словно меня гнала какая-то сила, я выходила из дома и по Пятой шла к центру. Представляла себе, что рядом со мной Дэвид. Уолтер куда-то исчез, может, погиб в авиакатастрофе, а может, его и вовсе никогда не было. Мы с Дэвидом иногда молчим, иногда беззлобно спорим о пустяках. Между нами нет ожесточения. Мы наконец научились понимать друг друга. Но как только мы доходим до 57-й улицы, все кончается. Дэвид исчезает в толпе. Но домой возвращаться все равно не хотелось. Я останавливала такси и называла шоферу адрес Хелен.

– Руфь, – взволнованно произнесла она, когда я пришла в один из вторников в марте, – входи и слушай. Да, конечно, сними пальто. Я непременно должна тебе это прочесть, – помахав книгой, которую держала в руке. – Билли доводит меня до бешенства – не желает оценить, упрямец.

Билли был ее новым питомцем. Она подобрала его в канун Нового года на распродаже в одном из больших универмагов. Он пытался решить свои финансовые проблемы и стащил шарф, но тут же был уличен в краже Хелен, которая выбирала пижамы у соседнего прилавка, и продавцом, собиравшимся привлечь к Билли внимание детектива. Во избежание скандала Хелен предложила заплатить за шарф (вместе с шестью парами пижам, выбранными ею для себя) и покончить с этим. Продавец охотно согласился, и через несколько минут она и Билли вышли на улицу, где она отдала ему шарф, угостила кофе и выяснила, что он в Нью-Йорке уже неделю, что за пять дней истратил деньги, которых должно было хватить на месяц, и что последние две ночи провел в парадных. Он устроился в кинотеатр билетером, но только со следующей недели, и не знает, что ему теперь делать. Хелен привела его домой и поселила в комнате Лотты, предупредив: ему придется выкатываться, когда приедет дочь, а так может жить сколько хочет. О порядке в комнате она не беспокоилась – он оказался аккуратным, как старая дева, и целыми днями подбирал за Хелен вещи, которые она везде раскидывала.

Ему было девятнадцать лет. Невысокого роста, тоненький, смуглый, с черными волосами и большими, как у олененка, глазами. Впечатление несколько портили огромные темные подглазья. Его вполне можно было представить где-нибудь в итальянском порту, зазывающим иностранцев к своей красотке сестре; на самом деле шесть поколений его предков были фермерами в штате Мэн.

Хелен бросила мое пальто на стул в прихожей и провела меня в гостиную. У Билли был выходной, он сидел на диване и вязал свитер. Он его вязал уже несколько недель и говорил, что для Хелен, но ей свитер был явно велик.

– Привет, – сказал Билли. – У тебя красивая блузка.

– Спасибо.

– Ну, ладно, – вмешалась Хелен, – слушай. – И она зачитала отрывок из книги какого-то русского писателя, где он рассказывал о благотворительной школе для крестьян, которую организовал один помещик. Местные мужики жаловались автору на своих сыновей – мол, никто теперь не хочет работать на земле, каждый метит в управляющие.

Она захлопнула книгу и торжествующе посмотрела на нас:

– Это написано в России в первой половине прошлого века. Думаете, мир с тех пор поумнел? Нисколько. Поверь мне, Руфь…

Я внимательно слушала и время от времени в знак согласия кивала головой. У меня были кое-какие сомнения, но не хотелось их высказывать, не хотелось задавать вопросов, впрочем, она и не побуждала меня к этому. Немного погодя я подошла к буфету и смешала себе коктейль. Билли попросил ему тоже налить. Хелен отказалась от выпивки, объяснив, что это мешает ей думать. Я улыбнулась: на меня подобное действие оказывала она сама.

– Скажи честно, Билли, тебе все это тоже кажется забавным? – спросила она, неверно истолковав мою улыбку.

– Знаешь, Хелен, – мечтательно ответил он, – ты похожа на моего деда.

Она повернулась ко мне с недовольной гримасой:

– Что с вами говорить! Вы оба столько же смыслите в политике…

Я лукаво улыбнулась ей:

– Зато Уолтер в последнее время страшно интересуется политикой. Ходит на собрания демократов. Заставил своего секретаря размножать листовки в поддержку Стивенсона.[11]

– Как трогательно.

– Да уж. – Слегка поддразнивая ее: – Знаешь, они с этим Стивенсоном как с ума посходили. Он и правда редкий тип, не похож на политика. Ходят слухи…

– Как говаривал один мой знакомый судья, «либералы распустили слюни», – зевнув, перебила она.

Когда я вернулась домой, Уолтер читал, лежа в постели. Я заранее решила: если спросит, скажу, что была у Теи. Ему нравилась Тея, и он не возражал против наших встреч. Но я не слишком часто этим пользовалась. Тея все еще много значила для меня, хотя наши отношения словно застыли, и я все больше замыкалась в себе. Впрочем, Уолтер ни о чем меня не спросил, я не стала ничего объяснять. Разделась, приняла душ и легла. Засыпая, отметила про себя, что у него над изголовьем по-прежнему горит свет.

В следующий раз после свадьбы я встретилась с Лоттой и июне. Она приехала в Нью-Йорк на каникулы после первого года в Вассаре.[12] В начале года она поставила условие: если Уолтер хочет с ней встречаться, это должно происходить не у него дома. Конечно, он хотел ее видеть, и они вместе ужинали где-нибудь в городе. Говоря по совести, Уолтер теперь уделял Лотте гораздо больше внимания, чем раньше, когда его отеческая забота была направлена на одного Бориса, а о Лотте заботилась мать. Обычно она звонила и холодно просила меня позвать Уолтера. Но на этот раз вдруг спросила, можно ли к нам зайти. И пришла к ужину – хорошенькая, дорого и со вкусом одетая. Сшитое на заказ летнее платье голубого цвета, туфли из натуральной кожи на шпильках. Постриглась, и ее прическа походила бы на мою, если бы не прямые волосы. Ей исполнилось восемнадцать.

Уолтер еще не вернулся. (Я позвонила ему, предупредила, что Лотта придет к пяти; он ужасно огорчился, что именно сегодня не может уйти из конторы пораньше. Через пять минут перезвонил, попросил передать Эстер, чтобы она приготовила на ужин телятину по-пармски – любимое блюдо Лотты.) Борис играл в парке с приятелями. Я провела Лотту в гостиную.