Александр Солженицын - Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 1

• Название: Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 1
• Автор: Александр Солженицын
• Жанр: Историческая проза

---

И как-то само взникает, ни вожаков же не было, ни сговора, только переглянулись чуть и заорали:

– Ура-а-а-а!

А сами ни с места. Сильней, и сзаду тоже:

– Ура-а-а-а-а!

Да вдруг – как толканули поршнем по мосту, это ж могута, толпа, с ног сбивает. И все:

– Ура-а-а-а-а-а!

Полицию ту прорвали и не заметили, а на драгун: ну-ка?…

Не бьют! не бьют! шашек не шелохнут, а кони пятятся.

– Ура-а-а-а-а! – пронесли через конницу! И – по мосту! И – по мосту бегом!

И – четь моста! И – полмоста!

А там – всего ничего, дюжина городовых – а шашки вон!

И у полковника – лицо зверячье. И у других не мягше: будут рубить! Будут рубить, сколь поспеют, а сами лечь готовы, да!

И остановилась тысяча перед дюжиной. Всё ж таки первым без головы остаться…

Но кто позадей, значит догадался, поднял и кинул – сколотого острого льда кусок – в городового! Тот схватился, кровью залитый, шибко залитый, и шашку выронил.

А как кровь пролилась – побежали через них. И кто-то по пути из снежной кучи выдернул – лопата! Она ещё страшней, если размахнуться!

Не рубят! Пробежали.

– Ура-а-а-а!

На Невский теперь! (А зачем – сами не знаем).

А задних там оттеснили, они вопят:

– Кровопийцы, хлеба!

– Опричники!

– Фараоновы рожи!

А нам дорога пока свободная, ноги лёгкие:

– На Невский!

* * *

Не так понимать, что жизнь города прекратилась. Всё себе шло.

В редакции газеты «Речь» готовились к годовщинному банкету, будет сам Милюков и все вожди ка-дэ.

Из Луги приехал ротмистр Воронович (скоро мы о нём узнаем), сидел в Гвардейском экономическом обществе – никаких беспорядков не заметил, и никто ему не обмолвился.

Да и многие в городе ничего не заметили. Генерал Верцинский на извозчике по городу ездил, ничего не видел, только слышал с Невского шумы. Вечером поехал в театр, как многие.

Да сам премьер-министр князь Голицын испытал сюрприз, что не мог проехать обычной прямой дорогой от себя с Моховой – и в Мариинский дворец, на заседание правительства. Пришлось крюку дать.

На совете министров в этот день были разные рутинные дела, городских волнений не обсуждали: и Протопопов на заседание не явился, а беспорядки эти сегодня от полиции переданы властям военным, с них и спрос.

11

Брякнула звонком, ворвалась Вероника с Фанечкой Шейнис:

– Ой, тётеньки, на минутку! Литературу зря брали, сейчас не до неё, положить, с ней и влипнуть можно, как Костя!

У Вероники – быстрота движений и решений, с прошлой осени, новая.

– Какой Костя?

– Мотин приятель, Левантовский, из Неврологического. Речь кричал к рабочим, полиция схватила, а в кармане сложенный лозунг на бязи: «Да здравствует социалистическая респу…»

– Ты что, тоже будешь речь к рабочим говорить? – тётя Агнесса с одобрением.

– Не знаю, как придётся! – смеялась Вероника.

И толстенькая добродушная Фанечка:

– Как придётся. А почему б и нет?

– Вероня, Фанечка, подождите, поешьте немного! – хлопотала тётя Адалия.

– Ой некогда!

– Ну вот паштета. И холодца. – Уже тарелки ставила.

Девушки присели как были, в шубёнках и в шапочках, на края стульев.

А тётя Агнесса, сильно волнуясь, третью спичку ломая перед ними, в досаде:

– Вот, задержала ты меня! Разве можно в такие часы дома сидеть! Мы всё пропустим! Что видели, девочки? Где, расскажите?

Паштет пошёл, однако. И с непробитыми ртами:

– Сперва у Сименса-Гальске, на 6-й линии. Кричали им, свистели. Сперва не шли, а потом хлынули – ну, тысяч пять…

– …Да больше! Семь тысяч! – выкатили из ворот…

– …И – к Среднему! А конные городовые – ну, куда, их мало! А тут же близко – казаков человек десять, и полиция позвала их на помощь…

– А они!!! При всей толпе, ни слова не отвечая! – молча простояли! толпу пропустили! – и за толпой поехали, опять молча!!

– Сзади! За толпой! Как будто ни в чём не бывало! Сияли девочки.

– Да скоро и в переулок свернули.

Самим стыдно!

– Это поразительно! Казакам – и то стыдно!!

– А один казак пику обронил – так ему из толпы подали, по-дружески!

– Да-а-а! – дрожащую папиросу тянула, тянула тётя Агнесса и расхаживала по столовой.

А тётя Адалия на стул опустилась и сидела с зачарованной улыбкой.

– А потом толпа разделилась. Мы пошли с той, которая к Гавани. Тут стали ломать заводские ворота снаружи, чтоб и этих снять, подковный завод.

– Нет, ещё раньше вот тут, на 18-й линии, лавку громили – и на улицу хлеб выбрасывали, прямо на мостовую!

– Дожили мы, Даля, дожили! – Агнесса ходила и всеми суставами выхрустывала. – Казаки переменились!!! Ну, тогда им конец!

– Трамвайщики из депо с утра не хотели выезжать: обеспечьте сперва хлебом!

– Да им езда! Один вагон толпа уже стала толкать, опрокинуть. А солдаты за плечи оттаскивают, вагон спасти, потеха!!

– Гимназисты – марсельезу поют, народ учат!

– Вообще – настроение у всех, тётеньки! Идите и вы скорей, ещё что-нибудь увидите! А мы – побежали. Если Мотя позвонит, скажите не учимся! Да он и сам, конечно!… А Саша не звонил?

– Надо вызвать стрельбу! Добиться стрельбы! – напутствовала тётя Агнесса. – А так – всё пропадёт даром, поволнуются и кончится.

Фанечка уже утаскивала Вероню. Захлопнулась за ними дверь.

– А Сашу – не могут заставить давить? – сильно тревожилась тётя Адалия. – Учреждение не должны бы?

– Ну, Сашу ты не знаешь? Уж он никогда!

– А если заставят всех военных?

Агнесса закурила новую, но тут же стала гасить:

– Нет, пошли! А то я одна пойду. Ты подумай: может быть именно этого дня и ждали, именно его мечтали на календаре увидеть – все, отдавшие…

Прислушались у форточки. Как будто издали – рабочая марсельеза, голосами молодыми.

– Эх, – махнула рукой Агнесса и пошла одеваться, – и марсельезу не так поют, разучились с Девятьсот Пятого.

12

24-го, в пятницу, вызвали один взвод учебной команды Волынского запасного батальона в караул на Знаменскую площадь. Командовать послали штабс-капитана Цурикова, весёлого лихого офицера, после ранения доздоравливающего в запасном, не знающего тут ни солдат, ни даже всех унтеров. А в помощь ему назначили фельдфебеля 2-й роты той же учебной команды старшего унтер-офицера Тимофея Кирпичникова – поджарого, с хмуроватым неразвитым лицом, короткой шеей, уши плоские прижаты. Давний волынец, ещё с мирных лет, унтер того типа, который службу знает отлично, – может, ничего другого, но уж её-то знает.

Из своих казарм пошли во всю длину Лиговки и в последнем доме её перед площадью спустились в просторную дворницкую, в подвал, где китайская прачечная. Там – скамьи были, можно было и сидеть, винтовки составив пирамидками. И курить, не все сразу. А снаружи – двух часовых.

Штабс-капитан не остался тут, ушёл в Большую Северную гостиницу, посидеть за столиком.

Жизнь солдатская, что-нибудь всё равно заставят: не ученье, так вот сидеть тут, в шинелях перепоясанных, друг ко дружке изтесна. Хочешь – молчи, хочешь – старое переговаривай, уже все про тебя знают, и ты про всех. Не солдатам, но дружкам-унтерам рассказывал не раз и Тимофей про свою сиротскую жизнь, разорённую семью, отца-шорника, мачеху, – и как только в армии нашёл он свой дом, да повезло ему попасть в гвардию, в Варшаву.

Это значит, для того их посадили, чтобы снаружи не видно было солдат, будто никого нету. Стесняются перед народом. А часовые у подворотни – мало ли что.

Но не так долго посидели, с часок. Прибежал Цуриков, ещё с лестницы кричит:

– Кирпичников!

– Туг, ваше высокбродь!

– Командуй «в ружьё»!

– А что такое? – Тимофей себе цену знает, не так уж сразу перед всяким офицером, не на каждую команду выстилается. Он и сам в школу прапорщиков метил, добивался. Не послали.

– Идут!

– Кто идёт?

– Да чёрт их знает, выводи!

Ну, скомандовал «в ружьё», разобрали винтовки, потопали по лестнице.

А снаружи – солнце, мороз лёгкий.

На убитом, уезженном снегу развернулись фронтом против Невского, поперёк него.

Видели: по Невскому, по мостовой, надвигается толпа. И – два флага над ней красных.

А обстановка нисколько ж не боевая: теснится публика прямо на солдатские ряды, сзади и сбоку, и подговаривает, да не отчаянно, а весело так, подбивисто: «Солдатики, не стреляйте! Смотрите, не стреляйте!»

Кирпичников, оглядясь, офицер не вблизи, тихо:

– Да не бойтесь, не будем.

И что в самом деле за задача такая: среди города, среди народа стоять – и в народ же стрелять? Солдатское ли это дело?

А попробуй – команды не выполнить?

А толпа с флагами – валит, ближе. И почерней одета и почище, и из простых и из образованных. И кричат: