Радий Погодин - Приближение к радости

• Название: Приближение к радости
• Автор: Радий Погодин
• Жанр: Классическая проза

---

Я думал о словах Андрея Федоровича, о том, что язык самосовершенствующаяся, самоочищающаяся сущность, причем, сущность, воздействующая на нас более всего. И то, что язык вдруг украсился сверкающими каменьями солнечных слов, такими открытиями, такими обильными, ясными, я понял как указание мне на то, что язык не кладбище богов, но в нем живут боги. Язык дом Божий, лес Божий и Божья вода. И древняя Мара, это я тоже осознал вдруг, — Мать Ра — космос. Черная Мара, таинственная, не адекватная и никому не подвластная — всех пугающая, и язычников, и христиан.

Мы были начитанными ребятами. При всем нашем уличном воспитании, восприимчивости к лозунгам, насморку и сквернословию мы были романтичны в душе и в глубине души, в сокровенном ее одиночестве, тосковали по Богу и по девочке Любе в белом матросском костюме.

Тут в окно влетел камушек.

На улице стоял Степа.

— Вылезай, — сказал он буднично. — Все равно не спишь. Все пошло к черту — весь сон и все мысли. Только этот проклятый Ра...

Дня через три мы встретили Люстру на улице. Учился он в другой школе, причем, во вторую смену. Он шел и напевал и, как мне кажется, выл. Он был солнечен и бессмыслен, как новенький пятачок: то ли денежка, то ли медаль, то ли пуговица для пожарного

— Привет! — сказал Люстра. — Андрей Федорович вас увидел. Это важно — увидеть человека. Мы же везде и во всем видим только себя.

— Правильно, — сказал Степа. — Ты и видишь только себя. А между прочим, он, — Степа кивнул на меня, — про колесо все понял... — Степа рассказал все про колесо. И от себя еще добавил, что в прочих индоевропейских языках колесо образуется от корня "ро" — ролл.

— Зато "вращение", Люстра, "вращение" от Ра. Коловращение -вокруг оси.

Люстра чмокал губами, как клювиком, раскалывал наши откровения, как зернышки, и выплевывал шелуху. Иногда он растягивался весь, даже его оттопыренные уши в этакую снисходительную улыбочку.

— Интересно, но бездоказательно. Мы не находим в языке подтверждения того, что колесо сначала было ритуальным. — Люстра погладил меня по голове, как хозяин моих мозгов. — Я все думаю, к чему бы еще мой метод приложить, — сказал он Степе.

Степа, это проглотил. Был у нас договор — Люстру не бить, не сняв с него предварительно его редкостные очки. Но и сняв очки, мы его, хорька, никогда не лупили как следует — он же ничего не видел. Лишь иногда драли за уши.

— Люстра, почему мы русские? — спросил Степа.

Люстра ответил сразу:

— От воды. Русские селились на реках и на озерах. Вода — Ра, отсюда "роса", "русла", "русалки", "ручьи", "раки"...

— Пшено все это — плешь. В древнерусском языке "а" никогда не переходит в "о" или "у" и наоборот. И никогда народы не образовывали самоназвания от местности. Горцы обязательно будут или чеченцы, или черкесы.

— Но ведь русские от Ру, — сказал я.

— От него, золотого. Если вспомнить, что Сварожич — отчество и папа его Сварог, то нетрудно предположить, что и русичи, а именно так называли себя поильменские славяне, тоже отчество. Но кто их папа?

— И кто же? — спросил я.

— Рус.

Слово "Рус" на нас с Люстрой не произвело впечатления.. Мы, конечно, вспомнили картину "Похороны Руса" в толстенной книге по истории Руси (издание то ли Маркса, то ли Вольфа), где был изображен седобородый старец, лежащий в ладье, груженой всяческим добром. Сама ладья стояла на костре. Но кто такой этот Рус, говорилось неопределенно: то ли вождь славянского племени, то ли варяжского.

Степа смотрел на нас, как дворовый пес на котят.

— Так вот, Рус не только вождь племени, но и жрец солнца. Так что "русичи" — дети Руса. А "русские" — просто солнцепоклонники. И огласовки тут ни при чем. Есть три бога — троица.

Ро — утренний бог, от него происходят слова родительского свойства: рожь, Род, роженицы, Родина. Это молодой бог, может быть, самый красивый, необходимый — Рожон!

Ра — зрелый бог — радий. От него происходят высокие смыслы: разум, радость, радуга, раб. "Раб" — слово вовсе не низкое. Скорее всего — угодный богу, плодовитый, мощный. И работа — слово красивое. И рабенки. Но что угодно богу солнечному, не угодно богам завистливым — Зевсам и прочим тунеядцам. И "раб многомощный" превратился в "смерда". Когда общество людей перешло к рабовладению, тогда и переосмыслилось слово "раб" — из высокой категории свободного почитаемого труда в категорию подневольной и неумытой рабсилы.

Ру — старый бог — умирающий. От него происходят слова: рухнуть, руина, рухлядь и, наконец, — труп, труба... Спрашивается, почему русичи молились именно этому богу? Очень просто — они умоляли его подняться утром в образе прекрасного Ро. — Степа с треском почесал голову. Он никогда еще не говорил так горячо и так долго. — Собственно, и самоназвания многих древнейших народов и племенных союзов Средиземноморья: росены, рутены, расы — происходят от обряда, от того, какому богу молились жрецы их племен. А "сен", как и сейчас, — сын. Дети солнечного жреца: Роса, Раса или Руса...

Я думаю, у славян солнечная троица имела такие имена:

Ро — Род и Роженицы.

Ра — Радость.

Ру — Руян. Остров Руяна его дом. Сейчас остров Рюген в Балтийском море. Туда он уходил. Там под землей в пещере творилось волшебное действо его возрождения. Солнечная кузница. Там варилось золото и самоцветные камни. Там рождались русалки... Кстати, "круг" — движение к Ру — солнцеход.

Я слушал Степу, но смотрел на Люстру. У Люстры из-под очков текли слезы.

И может, ничего не случилось бы, не коснись Степа драматургии смыслов, в чем Люстра, безусловно, усмотрел издевку.

— Кстати, о твоей этой драматургии, — сказал Степа. — Одна из восьми форм Шивы, соответствующая Солнцу, именуется Рудра. Слышишь, как Ру перебарывает Ра: удушает его и сбрасывает в...

И тут Люстра ударил Степу в нос. Сам заревел, забормотал и бросился бегать от нас. На бегу он попытался вытереть глаза и сорвал с головы свой "хрусталь". Очки упали на булыжник. Но Люстра не остановился.

Сердца наши сжались в точку — мы бросились к очкам. Они были целы. Я протер их платком. У Степы из носа текла кровь.

— Ну, Люстра, — бормотал, он. — Ну, ражий гад. Мы не обсуждали Люстрину истерику. Мы понимали его — для нас он был прав. Мы любили его.

Отдавая очки его матери, мы сказали, что немножечко побили ейного Ваню, а для этого мы всегда, мол, очки с него убираем.

— Не очень побили-то? — спросила она.

— Очень его не побьешь, — Степа продемонстрировал ей свои расквашенный нос.

— Дураки вы, — сказала сна. — Ребята в вашем возрасте за девочками ухаживают...

Здесь бы и поставить точку в рассказе о блистательном первобоге Ра, тем более, что в довесочке, который мне хочется к нему прилепить, героем оказываюсь я сам, а это, по нашей, якобы, морали, ставит скромность повествующего под сомнение.

Так же дня через три, может и через пять, встретил нас во дворе Андрей Федорович.

— Ваня рассказал мне о вашей гипотезе с солнечной Троицей, — сказал он Степе. — Думаю, вы в свое время станете безусловно годным для бронзы. А вы... — Он повернулся ко мне: — Колесо — это интересно, но вы, по-моему, все же отстаете от друзей.

— Это по-вашему, — сдерзил я. — А по-моему, так я на высоте. — Я хотел было направить этого дядю Андрюшу подальше, но, заметив булыжники в Степиных глазах, сказал нагловато: — Оставаясь фаллическим центром мироздания, столпом плодородия и общественной жизни, бог Ра все более вторгался в осмысляемый геометрией физический космос, религию и искусство, порождая гнезда слов и терминов от всех своих мыслимых транскрипций. "Пророк" — безусловно от Ра. "Грех" — тоже от Ра. Сам Ра безгрешен, потому что "грех" — это уже культура — сотворение кумира, и первым кумиром, безусловно, был сам Ра. И вот, чтобы не замутить светоносимость Ра, для обозначения процессов и принципов наслаждения русский язык нашел новый корень — "уд". Следовательно, удовольствие, удовлетворение, "удача"...

Андреи Федорович засмеялся.

— Удалец, — просипел он.

— Бог Ра хоть и стал невольным адептом чистого разума и красоты, он все же оставил для себя бремя блаженства: удивление — радость разума! — Я помолчал и добавил мечтательно: — Хотелось бы знать, какие удивительные слова сформирует наш могучий язык, опираясь на современную матершину.

Я запомнил что сказал в ответ на эту мою пламенную и, как мне показалось, ироническую речь Андрей Федорович. Не дословно, конечно, но все же...

Когда народ беден и не может позволить каждому по телескопу и микроскопу, тогда пускай обратит он разум своих детей к языку, как величайшему и бесплатному инструменту познания. Язык всегда с нами в том объеме, в каком каждый из нас может его осмыслить. Он как сказочное сокровище, которое герой получает по норме — сколько сможешь поднять, столько и уноси. В нем есть все: и порох, и незабудки, и дом, и дым. Из него очень скоро можно понять, что слово "сердце" и слово "центр" синонимы, но с той разницей в смыслах, что в сердце мы имеем Бога и Любовь, а в центре — начальника и принуждение. Что размышляя над словом и делая для себя даже маленькие открытия, мы станем получать наслаждение, и наслаждение это станет подвигать нас к разуму.