Сергей Романовский - "Притащенная" наука

• Название: "Притащенная" наука
• Автор: Сергей Романовский
• Издательство: Издательство Санкт-Петербургского Университета
• Жанр: Культурология
• Год: 2004
• ISBN: 5-288-03345-5

Наука в России не стала следствием эволюции культурологической компоненты национальной истории. Её Петр Великий завез в страну из Европы, т.е., говоря иными словами, "притащил", пообещав европейским ученым "довольное содержание" труд. Наша наука, как это ни дико сегодня звучит, состоялась вследствии "утечки мозгов" из Европы. Парадокс, однако, в том, что в России европейская наука так и не прижилась. При абсолютизме она была не востребована, т.е. не нужна государству. Советская же власть нуждалась лишь в ток науке, которая ее укрепляла - либо физически, либо идеологически. К остальной науке в те годы относились с полным безразличием. Ничем (в этом смысле) не выделяется и настоящее время, идо традиционная для России "притащенная наука" ужд финишировала, а новая еще не приняла достойный России статус.

Вся эта необычная для традиционного развития науки проблематика подробно обцуждается в книге. Автор надеется, что она будет полезной историкам, историкам науки, культурологам, политологам, а также студентам гуманитарных и естественнонаучных факультетов университетов.

---

1. Был дан старт к созданию будущего «Краткого курса».

2. Историческая наука перестала существовать, ибо все дискуссии в ней были закрыты.

3. Прозвучала команда «фас» и все, ранее питавшиеся объедками со стола историков, стали остервенело рвать ученых.

4. Исторических ошибок или промахов теперь не стало, их заменили политические преступления.

Еще один немаловажный факт, породивший это «смертонос-ное письмо». Сталину попросту надоела дискуссия между Ярославским и Покровским. Ведь именно Ярославский редактировал тот злополучный том по истории Октября, где «мало Сталина». Они рвут волосенки друг у друга по второстепенным вопросам, а главное – проморгали. Одного (Рязанова) за этот «промах» уже арестовали, пора поставить на место и Ярославского, а Покровского можно не трогать (врачи докладывают: сам скоро «отойдет от дел»).

В конце декабря 1931 г. (мы уже писали об этом) отмечалось 10-летие ИКП. На этом заседании Л.М. Каганович сделал доклад «За большевистское изучение истории партии». Он остервенело набросился на «гнилой либерализм в отношении уклонов от большевизма и извращений истории нашей партии» [597].

Покровского на это заседание привезли прямо из больницы. Он, с усилием держась за трибуну, произнес свою последнюю в жизни публичную речь. В ней он теоретиками научного социализма назвал Маркса, Энгельса и Ленина. Сталин для него – лишь пропагандист марксизма [598]. Сказал и… сознание потерял. Свою «посмер-тную жизнь» Покровский, как видим, выстроил сам.

В апреле 1932 г. урну с прахом Покровского замуровали в Кремлевской стене.

Но «профессору с пикой» не давали покоя и там. Только «пики» теперь вонзали в него, а он и защититься не мог…

В ЦК было решено, чтобы и в школах СССР изучали «правильную» историю, а не «абстрактные социологические схемы». 16 мая 1934 г. приняли специальное постановление на этот счет. Имя Покровского в нем не упоминалось, но все оно было пропитано духом школы Покровского.

Поручили к июню 1935 г. написать новые учебники для школ по «истории СССР». Взялись за это дело Б.Д. Греков, А.М. Панкратова и С.А. Пионтковский. Написали быстро. Отрапортовали. Уже 8 августа 1934 г. авторы получили «замечания» от Сталина, Кирова и Жданова (Заметим в скобках, что учебники составляли ученики Покровского). От всех этих «замечаний» людей, никакого отношения к науке не имеющих, повеяло зловонием лубянских подвалов.

Историков стали «брать». Активно. Группами. Особенно интенсивно в 1935 г. Новоиспеченный академик Н.М. Лукин, назначенный на пост директора Института истории Академии наук СССР, заявил с нескрываемой гордостью, что по числу выявленных вредителей его институт занял первое место в Академии наук (Как говорили древние: если человек глуп, то – надолго). Только в Ленинградском отделении этого института из 20 сотрудников арестовали 14. В 1938 г. «красное колесо» накатилось и на Лукина.

Обстановка страха и ничем конкретно не мотивированного психоза среди историков была создана. Можно было браться за слишком уж разросшуюся за эти годы «так называемую школу Покровского».

26 января 1936 г. Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР была образована правительственная комиссия для просмотра и коренного улучшения написанных учебников по истории. Именно в тексте этого Постановления появился злополучный ярлык «школа Покровского», причем в сочетании с уничижительным определением «так называемая».

Доходило до абсурда. Если некий историк – «враг народа», то он непременно принадлежал к «школе Покровского». На историков ЦК натравил К.Б. Радека (писал в «Правду») [599] и Н.И. Бухарина («Известия»). Их статьи оказались очень подходящим политическим гарниром к тому самому постановлению от 26 января. Синхронность их появления однозначно свидетельствует о политическом заказе.

Все буквально осатанели от злобы. Писали М. Каммари [600], А. Щеглов [601], А. Шестаков [602] и еще очень и очень многие. Такое впечатление, что все они давно хотели сказать нечто подобное, да не позволяли. Нет. Окажись Покровский в пантеоне классиков советской истории, те же самые авторы писали бы панегирики в его честь. Так что дело не в «так называемой школе Покровского», а в так называемой советской научной интеллигенции.

Текст этого постановления стал по сути платформой всей последующей критики Покровского.

У этого классика советской притащенной науки не было никаких конкретных научных прегрешений, он работал на идеологическом поле марксизма и как марксист был более чем вменяемым историком. Так что Покровский попал как кур в ощип, но по традициям того времени – вполне заслуженно: он недостаточно возвеличивал гений Сталина, задевал в своих сочинениях весьма деликатные темы да и вообще оказался плохим политиком – прозевал разворот страны от знаменосца мировой революции к промышленно развитой империи, живущей по своим законам.

В общем стал Покровский заурядным «козлом отпущения», хотя и заслуженно, коли сам пытался быть первым официальным историком страны Советов. До 1931 г. все историки были методологически неотличимы от Покровского. Но пришло время, и советской истории отсекли руководящую голову.

Ученики, само собой, мгновенно прокляли своего учителя. А.М. Панкратова, М.В. Нечкина и др. не столько топили Покровского – он уже и так не жил, – сколько спасали себя, ибо им предстояло отмыться перед партией от «покровщины». Панкратову, к примеру, насмерть запугали тем, что арестовали ее мужа, многих коллег и сотрудников, неоднократно прорабатывали ее «непартийное поведение». Это продолжалось до тех пор, пока 27 августа 1936 г. ее не исключили из ВКП(б) и даже насильно выслали в Саратов. Нечто подобное тогда проделывали со всеми наиболее талантливыми учениками Покровского.

В 1937 г., особенно после февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б), тон критики «школы Покровского» стал еще более резким и нетерпимым. Но он приобрел и свой особый, жуткий окрас. Все были люди опытные и понимали: сегодня некий имярек – просто сторонник антимарксистской школы Покровского, завтра – враг народа и имя его должно было быть вымарано из истории. По этой именно причине критика носила характер схоластической демагогии: имена историков не назывались, топтались сами труды Покровского и поносилось только его имя.

В 1938 г. вышел «Краткий курс истории ВКП(б)», в нем Сталина было более чем достаточно. Но именно выход этого «Курса» вызвал к жизни специальное постановление ЦК ВКП(б) от 14 ноября 1938 г. «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском “Краткого курса истории ВКП(б)”». Если что и было отрицательного в исторической науке, отмечалось в этом постановлении, то только потому, что некоторое время назад в ней орудовала «так называемая школа Покровского».

В 1943 г. к очередной годовщине ВОСРа (Великой Октябрьской социалистической революции) академик Б.Д. Греков писал: «Не сразу историки СССР нашли свой путь… Главная помеха в развитии исторической науки в нашей стране и, в частности, в изучении нашей страны – так называемая школа Покровского – была преодолена при содействии И.В. Сталина. После этого наука наша получила широкий простор, освободилась от ненаучного понимания своего предмета и в новом русле потекла широкой рекой…

Разоблачению школы Покровского посвящен специальный двухтомный сборник, составленный Институтом истории Академии наук, – “Против исторической концепции Покровского”. Во всех работах, вышедших после 1934 г. в нашей стране, виден уже совершенно четко новый стиль, свободный от ненаучных тенденций школы Покровского» [603].

После «разоблачительного двухтомника», который явился кульминационным аккордом всего этого крайне позорного для советских ученых действа, поношение Покровского пошло на убыль. Критики более не было. Впрочем и Покровский как бы автоматически перестал существовать в науке. Остался один авторитетный историк – Сталин. Теперь он и только он оценивал мало-мальски значимые работы по истории.

И все же зададим напрашивающийся вопрос еще раз: что «не понял» Покровский в разворачивавшейся на его глазах современной истории нового общества? И еще раз ответим: он не уловил момента, когда большевистская пропагандистская машина сделала крутой разворот от социального мессианства (мировая революция) к имперскому сознанию («великий русский народ»).

Покровский всю жизнь топтал старую буржуазную Россию, и вдруг СССР стал ее прямым наследником. Новому политическому истеблишменту многое в России стало нравиться. Сталин «Наполео-ном» Тарле зачитывался не зря. Недаром бывшие красные командиры стали офицерами, а комбриги да комкоры – генералами. Не зря наркомы теперь величались министрами; почти на всех, как при Николае Павловиче, появились погоны. Да и в кресле Генерального секретаря, хотя и восседал первый большевик, но на самом деле то был царь, а кресло – трон.