Сергей Романовский - От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

• Название: От каждого – по таланту, каждому – по судьбе
• Автор: Сергей Романовский
• Жанр: Публицистика

Каждая творческая личность, жившая при советской власти, испытала на себе зловещий смысл пресловутого принципа социализма (выраженного, правда, другими словами): от каждого – по таланту, каждому – по судьбе. Автор для иллюстрации этой мысли по вполне понятным причинам выбрал судьбы, что называется, «самых – самых» советских поэтов и прозаиков. К тому же у каждого из них судьба оказалась изломанной с садистской причудливостью.

Кратко, но в то же время и достаточно полно рисуются трагические судьбы С. Есенина, В. Маяковского, М. Цветаевой, О. Мандельштама, Б. Пастернака, А. Ахматовой, М. Горького, М. Булгакова, А. Фадеева и А. Платонова.

Все предлагаемые вниманию читателей очерки основываются на новейших исследовательских материалах. Написаны они на строго документальной основе, в них нет подмены фактов авторскими домыслами. Автор лишь, что вполне естественно, предложил вниманию читателей свое вúдение судеб этих замечательных писателей.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

7) «Ныне я уничтожен». Все пьесы запрещены. Причем только что написанная «Кабала святош» («Мольер») «к представлению не разрешена» (Думает, что разжалобит, сообщая тирану, что сжег начало «романа о дьяволе»(«Мастер и Маргарита». – С.Р.) и начало романа «Театр»).

8) Из отзыва Л. Авербаха и отзыва о нем Р. Пикеля следует, что он реакционный писатель, который даже под «попутчика» подлаживаться не желает. Как в таких условиях он может писать? И далее: «Я прошу принять во внимание, что невозможность писать равносильна для меня погребению заживо».

9) Просит Правительство СССР приказать ему «в срочном порядке покинуть пределы СССР в сопровождении моей жены Любови Евгеньевны Булгаковой».

10) Просит «отпустить на свободу».

11) Все мосты не сжигает, оставляет один: коли не отпустите, то дайте хоть работу в театре штатным режиссером. Нет? Могу быть и статистом. Нет? Сгожусь и рабочим сцены. Просит сделать что-нибудь, ибо у него «в данный момент, – нищета, улица и гибель».

Булгаков предусмотрел всё. Письмо отправил сразу по нескольким адресам: И.В. Сталину, В.М. Молотову, Л.М. Кагановичу, М.И. Калинину, Г.Г. Ягоде, А.С. Бубнову и Ф. Кону.

25 апреля 1930 г. Политбюро решило (!? – С.Р.): надо «Булгакову дать возможность работать, где он хочет».

Уверен, что Сталин потирал руки от удовольствия, читая это послание вконец отчаявшегося писателя. До окончательного влюбления в себя Булгакова оставалось сделать всего несколько удушающих движений.

Первое не заставило себя ждать. Да какое! После него Булгаков всю оставшуюся жизнь провел как во сне. Дело в том, что 18 апреля 1930 г. Булгакову позвонил… Сталин.

14 апреля застрелился Маяковский. 17 апреля были его похороны. Булгаков был на них. А 18 апреля этот звонок. Единственный свидетель разговора, обросшего вскоре неизбежным фольклором, Л.Е. Белозерская. Никаких слов о встрече не было. Это всё привиделось потом. Единственное, что Сталин просил Булгакова: не настаивать на отъезде. А работу получите.

Этот звонок не просто вынул голову Булгакова из петли. Он теперь жил им. Он стал для писателя навязчивой идеей. Он все ждал приглашения на встречу, но так и не дождался. В этом контексте надо рассматривать и всю последующую переписку Булгакова с верхами, его письма Сталину 5 мая 1930 г., 30 мая 1931 г. Он знал, что ничего не будет для него делать чиновная сволочь. Но он с маниакальностью обреченного всё напоминал и напоминал о себе. Он потерял самолюбие. Он влюбился в вождя!

А Сталин между тем делал и кое-какие послабления. Так, после письма Булгакова 30 мая 1931 г. Сталин, само собой, выезд писателю не разрешил *, зато позволил поставить «Мертвые души» и «Мольера», а также возобновить «Дни Турбиных».

11 июля 1934 г. Булгаков пишет В.В. Вересаеву: у него появились какие-то нездоровые симптомы – «страх одиночества» (боится улиц). Добили его тем, что всем работникам МХАТА, подававшим прошения, выдали в 1934 г. заграничные паспорта, только ему одному «отказано».

Плюнули в очередной раз прямо в лицо. Булгаков даже слег.

* * * * *

В 30-х годах градус травли Булгакова не понижался. К газетной ругани он давно привык, притерпелся. Знал, чего стоят эти продажные писаки. Но не ведал он, слава Богу, мнения о себе тех, к кому он уповал в своих отчаянных письмах, на кого надеялся, на чью помощь рассчитывал.

… 12 ноября 1931 г. из Сорренто Горький пишет Сталину. В письме том есть слова и о Булгакове: «Булгаков мне “не брат и не сват”, защищать его я не имею ни малейшей охоты. Но – он талантливый литератор, а таких у нас – не очень много. Нет смысла делать из них “мучеников за идею”. Врага надобно или уничтожить, или перевоспитать. В данном случае я за то, чтоб перевоспитать. Это – легко».

Каков заступник? «Белую гвардию» хвалил, «Дни Турбиных» также. «Бегом» восхищался, «Мольера» поддержал… и все же не удержался – «стукнул» Хозяину: Булгаков – враг. Но – не опасный. Он еще сгодится. Так что не торопись ставить его к стенке, «дорогой товарищ».

… Более чем за год до этого «доброжелательного доноса» Булгаков писал своему другу П.С. Попову *: «Я ни за что не берусь уже давно, так как не распоряжаюсь ни одним своим шагом, а Судьба берет меня за горло».

Это не совсем так. В 1929 г. Булгаков за несколько месяцев (он все делал быстро) написал «Кабалу святош». Почему вдруг XVII век?

Причина, думаю, в том, что «Бег» к тому времени сняли с репертуара МХАТа, и театр потребовал, чтобы Булгаков вернул аванс. А где его взять? Его давным-давно уже не было. Проще ему написать новую пьесу. И он выбрал, как ему казалось, беспроигрышный (на сей раз) сюжет: жизнь французского комедиографа XVII века. Уж тут-то придраться будет не к чему.

Ошибся, однако, Михаил Афанасьевич. Недооценил свой сатирический дар. Даже если б он выбрал сюжет не из XVII века, а из жизни динозавров в мезозойскую эру, текст все равно был бы антисоветским. Таков масштаб таланта!

Так оно и оказалось. 18 марта 1930 г. Главрепертком «Кабалу святош» благополучно запретил. Булгаков как в воду глядел. Еще 16 января он писал брату Николаю в Париж: «Я обречен на молчание и, очень возможно, на полную голодовку». Уверен, что «Мольера» не пустят на сцену потому только, что его автор – Булгаков.

Качели продолжали раскачиваться: 3 октября 1931 г. «Кабалу святош» все же разрешили к постановке, но потребовали изменить название. Теперь пьеса называлась «Мольер».

Помимо МХАТа изъявил желание поставить «Мольера» и ленинградский БДТ. Но желание прошло быстро. 14 марта 1932 г. договор с автором был разорван.

История эта могла бы выглядеть смешной, если б не была столь гнусной. На сей раз дирекция БДТ заболела диареей после визита в театр начинающего драматурга, но зато фанатичного коммуниста Всеволода Вишневского. Он так умудрился запугать театр, что тот, по словам Булгакова, «выронил пьесу». Оказывается, этот деятель уже успел напечатать в «Красной газете» от 11 ноября 1931 г. статью «Кто же вы?»

Да, оружие меняется, грустно заметил Булгаков. Если Пушкина убивали, глядя ему в глаза, то меня добивают ударами ножей в спину. Чего же испугался БДТ?

Всего. Тогда боялись даже собственной тени. Вишневский, например, обвинил их в том, что они предпочли пьесу о Мольере пьесам самого Мольера. Ну и что? Предпочли. Чего тут? Ан, нет. Испугались. 30 апреля 1932 г. Булгаков написал в одном из писем П.С. Попову: «В последний год на поле отечественной драматургии вырос в виде Вишневского такой цветок, которого даже такой ботаник, как я, еще не видел».

Да и во МХАТе «Мольера» не приняли с распростертыми объятиями. С постановкой тянули невероятно долго, всё к чему-то придирались. Наконец, это Булгакову надоело и 22 апреля 1935 г. он потребовал от К.С. Станиславского вернуть пьесу. Станиславский разобиделся и от репетиций отказался. Пьесу взял В.И. Немирович-Данченко.

16 февраля 1936 г. состоялась, наконец, премьера. Успех был невероятным. И тут же – столь же невиданная газетная ругань. Но скандалу разрастись не дали. 29 февраля в дело вмешался уже знакомый нам П.М. Керженцев, он составил для Политбюро соответствующую «справку», и «Мольера» тут же прихлопнули.

Но обставили всё хитрó. Сделали так, что МХАТ сам отказался от пьесы без особых указующих постановлений. Керженцев советовал: достаточно скрытого намека, чтобы мхатовские «старики» поняли, – ошиблись они в Булгакове, опять он их уводит с генеральной линии социалистического реализма. Надо помочь театру, писал вышколенный в демагогии Керженцев, – просто напечатать в «Правде» редакционную статью, а далее они сами будут знать, что делать.

Сталин на этой «Справке» написал своим красным карандашом: «Молотову. По-моему, т. Керженцев прав. Я за его предложение. И. Сталин».

Сказано – сделано. 9 марта 1936 г. «Правда» открывалась редакционной статьей «Внешний блеск и фальшивое содержание». И «Мольера» на афишах мгновенно заклеили.

Булгаков до конца жизни считал, что МХАТ его предал. А предательства он не прощал никому. Более в этом театре он не проработал ни одного дня.

15 сентября 1936 г. Булгаков ушел в Большой театр на должность либреттиста.

* * * * *

Конечно, Булгаков был блестящим фельетонистом-сатири-ком, значительно более острым, чем, к примеру, Ильф в паре с Петровым; он был выдающимся драматургом, несопоставимым по масштабу дарования ни с одним из своих современников. Но наиболее высокую ноту он все же взял в беллетристике – беллетристом он был гениальным. Но именно эту грань его дарования современники писателя и еще 2-3 поколения советских людей так и не узнали. Не дождался публикации ни «Собачьего сердца», ни «Мастера и Маргариты» и автор. И это, к сожалению, еще одна грань его несчастной судьбы.

О злоключениях «Собачьего сердца» мы уже упоминали. Черед теперь за коротким рассказом о главной книге Булгакова, составившей ему мировую славу, – романе «Мастер и Маргарита».