Владимир Миронов - Народы и личности в истории. Том 1

• Название: Народы и личности в истории. Том 1
• Автор: Владимир Миронов
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-88524-044-2

В этом уникальном трехтомнике впервые в России сделана попытка осмыслить развитие мировой и отечественной культур как неразрывный процесс. Хронологически повествование ограничено тремя веками (XVII–XIX). Внимание автора сосредоточено преимущественно на европейских, американских и русских героях.

В первом томе дается определение цивилизации, рассказывается о важнейших событиях Нового и Новейшего времени. Вы встретитесь с великими мыслителями, писателями, художниками, музыкантами, государственными деятелями – Англии, Нидерландов, Испании, Италии, Франции, Бельгии. Образы Галилея и Дж. Бруно, Ньютона и Коперника, Кромвеля и Карла I, герцога Альбы и Вильгельма Оранского, Рембрандта и Рубенса, Людовика XIV и Ришелье, Елизаветы и Помпадур, Мирабо и Робеспьера и т. д. помогут вам зримо и образно представить историю народов как ансамбль выдающихся личностей, событий и фактов.

Издание включает богатейший иллюстративный материал и рассчитано на самую широкую читательскую аудиторию как в России, так и в странах зарубежья.

Книга издана в авторской редакции.

Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.

Автор выражает глубокую благодарность и признательность депутату Государственной думы Федерального собрания РФ В.И. Илюхину за помощь в издании этого трехтомника.

---

Вставал он в четыре часа утра и начинал день с обязательного слушания мессы. Необычайно любил свой труд. Поэтому всегда жил таким образом, чтобы работалось легко. При этом твердо полагал, что и любимый труд не должен наносить ущерба здоровью. Отдых его также был содержательным. Самым большим удовольствием для Рубенса было чтение хорошей книги или прогулка на добром скакуне. Он пользовался услугой наёмного чтеца, читавшего ему во время работы какую-нибудь книгу (обычно то был Плутарх, Тит Ливий или Сенека). Хотя больше всего на свете Петер проявлял привязанность к искусству.

Часть времени он посвящал изучению изящной словесности (отлично знал историю и поэзию). Превосходно владея латынью и итальянским языком, Рубенс частенько приводил цитаты из Вергилия и других поэтов древности. Его рисунки пером сопровождаются рассуждениями древних авторов типа – Optimi consiliarii mortui (лат. «Лучшие советники – мертвые»). Величайшим подспорьем художнику служила поэзия. Его живопись вбирает все события жизни человеческой. В книгах, оформленных Рубенсом, встречаем битвы, бури, игры, любовные сцены, казни, болезни, людские страсти, смерть. Он располагал одной из самых лучших художественных коллекций Европы.[88] Это о нем русский поэт-символист Вячеслав Иванов писал (в «Маяках»):

Река забвения, сад лени, плоть живая,
О Рубенс, – страстная подушка бредных нег,
Где кровь, биясь, бежит, бессменно приливая,
Как воздух, как в морях морей подводных бег!..[89]

В латинском сочинении Рубенса «О подражании античным статуям» есть высказывания в пользу античного воспитания: «Главная причина, почему в наше время тела человеческие отличаются от тел античности, – в лени и отсутствии упражнений, так как большинство людей упражняют свои тела лишь в питье и в обильной еде. Не удивительно что от этого живот толстеет, тяжесть его увеличивается от обжорства, ноги слабеют и руки сознают собственное безделье. Вместо того древние ежедневно усиленно упражняли свои тела в палестрах и гимназиях, нередко доходя до пота и усталости. Посмотрите, что пишет Меркуриале об искусстве гимнастики, как различны были виды упражнений, как они были трудны и какой требовали силы. Ничто не могло лучше изменить размякшие ожиревшие от безделия части тела, как такого рода упражнения: живот подтягивался, и все части тела, приходившие в движение, покрывались окрепшими мускулами: руки, ноги, шея, плечи и все работавшие части тела при содействии природы, которая с помощью тепла притягивает к ним питательные соки, набираются силы, растут и увеличиваются, как мы видим это на спинах гетулов, на руках гладиаторов, на ногах танцоров и во всем почти теле гребцов».[90]

П. Понциус. П.П. Рубенс. 1630 г.

Самая выразительная фигура среди художественных титанов – Рембрандт ван Рейн (1606–1669). Сын мельника, он провел свое детство на берегу реки, притока Рейна (отсюда фамилия). Уклад жизни его семьи прост и непритязателен. Юноша рос на природе, учился у природы, его успехи в латинской школе более чем скромные. Письма к секретарю принца Оранского говорят разве что о грамотности Рембрандта, не более того. Чтение как таковое всерьез его не занимало, а вся домашняя библиотека состояла всего из нескольких книг (старой Библии, сочинения Дюрера «О пропорциях» и книг с гравюрами). Правда, имеются свидетельства о том, что художник какое-то время пытался учиться в университете г. Лейдена, но вскоре его оставил В Лейдене в то время существовало сообщество музыкантов, ученых, художников. Судьбе было угодно поместить юношу в самый центр интеллектуальной жизни. Отец, открывший ему доступ в университет г. Лейдена, желал, чтобы юноша, достигнув зрелого возраста, смог «принести своими знаниями пользу родному городу и отечеству». Однако ученая профессия его не привлекала. Дальнейшая его судьба неразрывно связана с живописью и гравюрой. Учителями Рембрандта выступали Якоб ван Сваненбюрх, Йорис ван Шоотен, Ян Пейнас, Питер Ластман, ряд других мастеров.

Критики называют его «волшебником» и «ясновидящим». Он изумительно владел цветом и пространством. Ипполит Тэн в своем классическом труде «Живопись Италии и Нидерландов» писал: «Таким образом Рембрандт открыл в неодушевленном мире самую полную и выразительную драму, все контрасты, все столкновения, все, что есть гнетущего и зловещего, как смерть, в ночи, самые меланхолические и самые мимолетные тона неясных сумерек, бурное и непреодолимое вторжение дня… Вот почему, свободный от пут и руководимый необычайной восприимчивостью своих органов, он мог воспроизвести не только общую основу и отвлеченный тип человека, которыми довольствуется пластическое искусство, но и все особенности и бездонные глубины отдельной личности, бесконечную и безграничную сложность внутреннего мира, игру физиономии, которая в один миг озаряет всю историю души и которую один Шекспир видел с такой же непостижимой ясностью. В этом отношении Рембрандт – самый своеобразный из современных художников и выковывает один из концов цепи, другой конец которой отлили греки; все другие мастера – флорентийцы, венецианцы, фламандцы – находятся посредине, и когда в настоящее время наша чрезмерно возбужденная чувствительность, наша бешеная погоня за неуловимыми оттенками, наше беспощадное искание истины, наше прозрение далей и тайных пружин человеческой природы ищут предтеч и учителей, то Бальзак и Делакруа могут найти их в лице Рембрандта и Шекспира».[91]

Чтобы стать художником, недостаточно академий, уставов записных мудрецов. Нужно овладеть тайнами формы и цвета, проникнуть в святая святых природы и человека. Затем, соединив ощущения и раздумья, мастерство и талант, собрать разбросанные всюду куски жизни и плоти, как некогда Исида собирала по нильским тростникам раскиданное тело возлюбленного Осириса.

Рембрандт ван Рейн. Ночной дозор. 1642 г.

По широте тематики он сумел превзойти едва ли не всех голландских живописцев: много писал на библейские и историко-мифологические сюжеты, выполнял портреты, пейзажи, натюрморты. Ему в равной мере оказались подвластны портреты нищих, достопочтенных бюргеров, воинов, библейских старцев. Сыграло роль и то, что голландское общество оказалось достаточно богатым, чтобы предложить крупные заказы художнику. Так появились знаменитые ныне групповые портреты Рембрандта – «Урок анатомии» и «Ночной дозор».[92]

При взгляде на его работы видишь, что художник хорошо знал историю и мифологию. Живописец и теоретик искусства Филипс Ангель (род. в 1618 г.), служивший в Ост-Индской компании и бывший придворным художником персидского шаха, охарактеризовал особенности его живописи на примере картины Рембрандта «Свадьба Самсона». В «Похвале искусству живописи» (1641) этот лейденский мастер писал: «Этот мудрый ум обнаружил здесь свое глубокое размышление над историей в том, что он изобразил гостей сидящими, или, вернее, возлежащими за столом. Ибо древние употребляли ложа и не сидели за столом, как это мы делаем теперь, а лежали, опираясь на локоть, подобно тому как это делается в тех странах и сейчас…» Он особо подчеркивал важность для художника прекрасного знания описываемых им событий. Но для того, «чтобы прийти к всестороннему знанию истории, нужно прочесть больше, чем одну книгу и найти такую, которая шире описывает и истолковывает». Необходимо в книгах отобрать для изображения лишь «самое реальное и несомненное».[93]

В доме Рембрандта была большая коллекция живописи, графики, античной скульптуры, оружия, драгоценных тканей. Он часто использовал ее в качестве наглядных пособий (эти предметы мы видим и на его картинах). В полотнах ощущается некая внутренняя сила. Среди «голландцев» он один из наиболее социальных художников, как никто умевший показать подлинное лицо капитала – алчное, жестокое, равнодушное к искусству и, особенно, к жизни народа (картины «Нищие у дверей дома», «Притча о работниках на винограднике»). Чудовищно, но и закономерно, что этот выдающийся художник, перенеся ряд тяжких утрат (смерть жены Саскии и единственного сына Титуса), уйдет из жизни, всеми покинутый, нищий, при равнодушном молчании сытого общества (бюргеров и купцов).

Как скажет прекрасный русский поэт М. Ю. Лермонтов в стихотворении, посвященном его памяти («На картину Рембрандта»):

Ты понимал, о мрачный гений,
Тот грустный безотчетный сон,
Порыв страстей и вдохновений,
Всё то, чем удивил Байрон.
Я вижу лик полуоткрытый
Означен резкою чертой;
То не беглец ли знаменитый
В одежде инока святой?
Быть может, тайным преступленьем
Высокий ум его убит;
Всё темно вкруг: тоской, сомненьем
Надменный взгляд его горит.
Быть может, ты писал с природы
И этот лик не идеал!
Или в страдальческие годы
Ты сам себя изображал?
Но никогда великой тайны
Холодный не проникнет взор,
И этот труд необычайный
Бездушным будет злой укор.[94]

Рембрандт шел по жизни непонятым странником. Так и пришел к последней роковой черте. В 1669 г., когда его не стало, выяснилось, что у него нет ничего, кроме ветхой одежды и художественных принадлежностей. Если добавить к тому же, что он не оставил дневников, как Леонардо или Дюрер, не был видным дипломатом, как Рубенс, не пользовался громкой прижизненной славой, как Микеланджело, кому-то может показаться, что и его след в жизни народов не столь уж заметен. Однако он сумел создать одну из самых ярких и увлекательных летописей жизни (в своих картинах, автопортретах, портретах любимых ими людей). В отношении его живописи можно сказать, что Рембрандт, наряду с Хальсом, Веласкесом, может быть, еще с двумя-тремя великими мастерами, остался в памяти людей вечно живым и современным художником.