Олег Калугин - Прощай, Лубянка!

• Название: Прощай, Лубянка!
• Автор: Олег Калугин
• Издательство: Олимп
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995
• ISBN: 5-7390-0375-X, 5-7358-0183-X

История одной жизни в контексте истории всей страны — вот что представляет собой книга Олега Калугина. Автор рассказывает о трудной и опасной работе разведчика, о людях, с которыми сводила судьба, о личной жизни и немного о политике. Западный читатель, который познакомился с этой книгой раньше, принял ее с большим интересом.

---

В феврале скончался Андропов. К власти пришел старый брежневский клеврет Черненко. Агент Ленинградского КГБ, вернувшийся из Москвы вскоре после смерти Андропова, сообщал: «в 1-м Медицинском институте, среди тех, кто связан с 4-м Главным управлением Миндрава СССР, идут разговоры о загадочности смерти Генерального секретаря. По мнению ряда специалистов, лечившие Андропова на ранней стадии болезни, умышленно вели неправильный курс, что впоследствии привело к его безвременной кончине. На более поздней стадии ведущие специалисты страны были бессильны что-либо сделать, несмотря на все предпринимавшиеся ими меры. Люди, «залечившие» Андропова, связаны с группировкой (название условное) некоторой части партийных аппаратчиков в Москве, который пришлись не по вкусу позитивные изменения и реформы, начатые Андроповым, в частности намерение отменить «кремлевский паек», призывы к соблюдению партийными работниками личной скромности, ленинских норм. Некий бывший ответственный сотрудник Госплана СССР подтвердил изложенное выше и добавил, что Андропова «убрали».

Мне трудно было оценить достоверность этих слухов. Да, Андропов напугал многих. Его жесткость пришлась не по нраву привыкшей к вольготной жизни номенклатуре. Вместе с тем разговоры о его физическом устранении напоминали образ мышления сталинской эпохи, когда видели заговорщиков, отравителей и шпионов за каждым углом. У меня, однако, не появилось, как в прошлом, желания исследовать вопрос и хотя бы доложить сообщение агента руководству. Апатия, полнейшее равнодушие овладели мной. До пенсии оставалось еще пять лет, но работать мне больше не хотелось.

В тот год я отметил свое пятидесятилетие. В Ленинграде меня осыпали положенными в таких случаях подарками и грамотами. Одна из них, подписанная Носыревым, гласила: «…на каком бы посту Вы ни находились, Вас всегда отличали беззаветная преданность делу партии, коммунистическая убежденность и высокий патриотизм. Ваши заслуги в деле обеспечения защиты государственных интересов высоко оценены Советским правительством и руководством КГБ. Ваши глубокие знания, опыт и профессионализм хорошо известны ленинградским чекистам, среди которых Вы пользуетесь авторитетом и уважением…» В адресе, подписанном начальником войск Северо-Западного пограничного округа генерал-лейтенантом Александром Викторовым, говорилось: «…Вы уделяете исключительное внимание укреплению охраны границ нашей Родины. Ваша многолетняя плодотворная совместная работа с пограничниками снискала Вам большое уважение в войсках…»

Да, с пограничниками у меня действительно установились добрые отношения. Я часто бывал на их заставах, знакомился с жизнью солдат и офицеров, ходил с ними в баню, на охоту. Общение с простыми, оторванными от многих житейских удобств и радостей людьми, стойко переносившими тяготы службы, облегчало мое существование, отвлекало от грустных мыслей.

Как-то я прибыл на заставу в районе советско-финской границы с намерением порыбачить и поохотиться. Встретивший меня офицер предупредил: этот участок отведен специально для товарищей Зайкова и Соловьева. «Это что же? Земельные наделы руководству выделяете?» — спросил я. «И каких же размеров их угодья?» — «Тысячи три гектаров будет, — ответил пограничник. — У них своя речка с мостом. Там прекрасная щука берет на блесну. Часть берега залива, примыкающая к Финляндии, островок, где избушка для них построена. Лосей мы здесь прикармливаем, чтобы важные гости хорошо развлечься могли. Иногда и Носырев сюда приезжает помочь организовать охоту. А так, чаще бывает адмирал Соколов. Он рыбу заготавливает для начальства и лосятину. Рыбу частично засаливает в бочках, так что и на зиму хватает».

Теперь стало понятно, почему Соколов упорно отговаривал меня от поездки в Кировскую бухту. Названная именем бывшего вожака ленинградских коммунистов, она превратилась в личный заповедник его преемников, недоступный для посторонних. Соблюдая иерархический порядок, Романов не пожелал якшаться с председателем горисполкома Львом Зайковым на одной территории. Он выбрал для себя угодье в Сосново, где ему специально держали оленей для отстрела, оградили участок реки Вуоксы для ловли лосося. Если в Кировский бухте покой мэра города и первого секретаря горкома Соловьева охраняли пограничники, то в Сосново трудилась целая бригада сотрудников охраны 9-й службы КГБ.

Я уже ничему не удивлялся. Полная оторванность Романова от реальной жизни, чванливая спесь, упование на голое администрирование снискали ему дурную славу в Ленинграде. Его не любили и презирали. О нем рассказывали анекдоты и похабные истории. А он действительно имел две тайные квартиры в городе и номер люкс в партийной гостинице рядом со Смольным. За ним было закреплено три государственных автомашины и еще одна специально для его жены. Из «Голубого зала» Гостиного двора ему привозили на дом весь ассортимент импортных товаров на выбор. На юбилей по случаю 60-летия партаппарат подарил ему часы в малахите стоимостью в несколько тысяч рублей. За казенный счет преподнес ему дар от имени Управления и Носырев — вазу, изготовленную по спецзаказу на ленинградском фарфоровом заводе.

Мне редко приходилось видеться с Романовым, но всякий раз это было связано с обеспечением его поездок по области и возлияниями по случаю прибытия высокого гостя в тот или иной район. Однажды я не поехал на выпивку, и меня потом разыскивал заворготделом обкома Павел Можаев. Как мог Калугин уехать с ответственного мероприятия? «Григорий Васильевич интересовался, почему Калугин не явился на товарищеский ужин», — говорил приближенным Можаев, ставший впоследствии вторым секретарем обкома, а в конце 80-х годов послом СССР в Афганистане. Их беспокоило отсутствие КГБ. Они знали, что, когда КГБ рядом, на душе спокойнее.

А я долго не знал, что Романов страдает хроническими запоями, иногда на неделю выпадает из поля зрения «по болезни». Все вокруг делали вид, что ничего не знают. И даже Андропов, брезгливо относившийся к пьяницам, по-видимому, не был осведомлен об этом, когда назначал Романова секретарем ЦК КПСС, ответственным за оборонную промышленность.

Участник Отечественной войны, служивший шифровальщиком в штабе армии, Романов в мирное время получил специальность судостроителя, но почти сразу ушел на работу в партийный аппарат, где вырос до первого секретаря Кировского райкома партии. Далее его карьера развивалась по восходящей, но почти на всех этапах перекрещивалась с деятельностью органов госбезопасности и оборонных предприятий. Частым гостем Романова был министр обороны маршал Устинов, с которым Романов нашел общий язык, частично, видимо, сближала их и тяга обоих к рюмке.

Пагубное пристрастие Романова выявилось совершенно случайно. В отсутствие Носырева он позвонил в Управление и попросил меня навести порядок на хлебозаводе. Я никак не мог понять из разговора, чего он от меня хочет и какие меры должен принять КГБ на хлебозаводе. Тем не менее пообещал разобраться. Когда появился Блеер, я поинтересовался, что мог иметь в виду Романов. «Ах, — махнул рукой Блеер. — Он просто опять пьян. Не обращай внимания. Завтра он уже забудет, о чем просил». Так раскрылась тайна двора: король оказался не столько гол, сколько пьян. Неприглядное личное поведение Романова, дискредитировавшее его как коммуниста и руководителя, уживалось в нем с честолюбием и ненасытным желанием увековечить себя в истории. По его инициативе была начата «стройка века» — возведение дамбы для защиты Ленинграда от наводнений. Несмотря на возражения специалистов, игнорируя данные предпроектных исследований, Романов протолкнул через ЦК и Совмин проект строительства дамбы стоимостью свыше миллиарда рублей.

В 1980 году ко мне обратилась группа ученых с просьбой через возможности КГБ аннулировать решение высших инстанций. С цифрами в руках они доказывали, что перекрытие Финского залива превратит акваторию Невской губы в гниющее болото, насыщенное зловонными испарениями, Ленинград станет очагом инфекционных и канцерогенных заболеваний. По состоянию на 1976 год содержание ртути в Невской губе превышало допустимую концентрацию в 60 раз, нефтепродуктов — в 60-440 раз, солей тяжелых металлов — в 30-250 раз, фенолов — в 100–400 раз. С этими выкладками я пошел на доклад к Носыреву. Я не успел вытащить свои записки, как он, махнув рукой, прервал мой доклад: «Не лезь не в свое дело, Григорий Васильевич принял решение, и оно окончательно. Нечего слушать всяких крикунов».

Полнейшее отсутствие контроля как снизу, так и сверху порождало монументальную безответственность всего партийно-советского руководства города и области. Под стать Романову был и Лев Зайков, принимавший деятельное участие в подготовке проекта дамбы и неустанно аплодировавший «творческим инициативам» первого секретаря.