Райдо Витич - Игры с призраком. Кон третий.

• Название: Игры с призраком. Кон третий.
• Автор: Райдо Витич
• Жанр: Научная Фантастика

Завершение космоэпопеи

---

— Видеть тебя не может! Ты рехнулась?! Программу заглючило?! А может, думаешь, что сможешь до бесконечности коленца выкидывать?! Да всех тошнит от одного твоего вида!

"Тошнит… Уродка…", — пронеслось в голове складываясь в одну фразу, хоть и сказаны слова не одним человеком.

— Почему? — поникла не понимая и мучаясь от того. — Хоть ты мне объясни. Прошу тебя, Пит, что происходит? Что с вами происходит? Что с Ричардом? Разлюбил?… Я…, - зажмурилась, скрывая слезы отчаянья. — Допустим. Его право и я не стану осуждать. Мне больно, но это мое дело… Он волен и свободен в своих чувствах, но к чему устраивать прессинг? Держать меня как узницу, третировать Кирилла? А дети? Они причем? Я мать, но их не вижу. Я ничего не понимаю! Какие-то непонятные обвинения, злость, ненависть… Что с вами?! Вы в себе?!

— Пора тебя на слом, — развел руками мужчина. — Извини, детка, но если ты решила что являешься матерью наследников и женой короля, если ты думаешь, что он пылал к тебе какими-то чувствами, кроме ненависти, это финиш.

— Объясни!

— Что?! Что ты свихнувшийся робот?!…

— Я не робот! Я человек!…

— В чем?!

— Я и Ричард…

— Ты! И Ричард! Отдельно! Вас не было! И не придумывай. Он изначально тебя ненавидел, как все мы. Ты же феноменально уродливая пародия на человека. Не завидую Кириллу. Ох, и помотаешь ему нервы. Впрочем, он сам вызвался работать громоотводом. Предупреждаю, с ним твори что хочешь — это ваши дела, а к Ричарду не лезь: не береди душу и не трави в нем зверя. Ты представить не можешь, насколько сильно может ненавидеть человек…

— Он любил! И я люблю его!

— Не играй, — поморщился, придерживая створку лифта ногой. — Никогда он тебя не любил, а что терпел, ничего не значит. Фу, ты, кому я что объясняю? Форс, доставь-ка эту к хозяину и проследи, чтобы носа больше сюда не высунула, — бросил охраннику и скрылся в кабине лифта.

Парень подхватил Анжину за руку и потащил по коридору.

Она шла, ничего не соображая. Разговор привел лишь к полному смешению директорий в голове и, женщина уже не понимала, кто прав, кто виноват, где она и кто, зачем, что происходит и почему. Те обвинения, что были брошены ей, были фарсом, каким-то грубым и глупым розыгрышем. Принимать всерьез то чего быть не могло и говорить не стоило, мог только ненормальный. Она и Крис? Кому подобное пришло на ум? Что за вздор, откуда подобная мысль? Она клон? С чего решили?

Все это вызывало отторжение и путало ее, а Ричард, его слова и поведенье убеждали, что она действительно не нужна ему, но хуже всего, уверяли в том, что и не была нужна. А то что было — неправда, ложь заведомая. Любовь? "Изначально ненавидел". "Никогда он тебя не любил, а что терпел, ничего не значит".

Анжине стало холодно до озноба. Она почувствовала себя дурой, которая упрямо бьется в стену и надеется на то, чего не было и быть не могло. Ведь нет Ричарда — есть нечто лишь отдаленно похожее на него и то внешне, но не больше. И этот дворец: мрак и ненависть в котором сживается с отвратительной жестокостью.

Так кто же клон? И где она? Кто?…

Охранник втолкнул ее в кабину грузового лифта и нажал кнопку. Анжина не сопротивлялась и уже не реагировала на грубое отношение. В душе заледенело, а перед глазами стояло перекошенное от ненависти лицо любимого и бились в ушах его слова: калека, уродка, шлюха, ненавижу. Это было невыносимо и она зажмурилась, зажала уши, сползла на пол:

— Нет, нет, прошу тебя. За что?…

Охранник подхватил ее и выволок в коридор, протащил до дверей в комнаты Кирилла и пихнул в дверь. Женщина пролетела и рухнула на пол. Дверь хлопнула, а Анжина осталась лежать на паркете, тупо разглядывая его орнамент.

В кривых линиях узора ей привиделась своя никчемная жизнь, длинный путь через дебри в поисках людей, глупая вера в правильность выбранной дороги. Боль, страх, грязь, что льдом на сердце легла и растаяла благодаря Ричарду. Зачем он растопил тот лед?

Больно. Боль ширится, рождая немоту и хочется закричать, разорвав ее, но нет сил.

К чему она жила, зачем шла?

Заплакать быть и сжав в руках подушку ей высказать все, что скопилась на душе, но пальцы скользят по глади паркета, глаза не видят, что это пол.

Калека, уродка, шлюха, ненавижу, — опять бьет в уши.

За что?

— Нет, — прошептала. Это слово было ей понятно. Оно отрицало зло и жестокость слов. Невольных, конечно же… и все же вольных. Обдуманных, а не сказанных в сердцах.

— Не-ет…

Слово — отрицание. Оно поможет не сойти с ума.

— Нет.

Она не сломается, выдержит, переживет… Вот только зачем? Как жить когда тот ради кого дышала плевать хотел, есть она на свете или нет.

— Нет.

Не правда. Просто здесь не Ричард — его фантом. Она — не здесь. Она с ним, с тем, кто был светлее и благородней ангела и им остался. Но они разминулись и затерялись во времени и пространстве. Она во мраке и бездушье зазеркалья, мира перевернутого с ног на голову, а он там, где все как прежде: ярко светит солнце, ветер колышет занавески и на атласной простыне видна рука с извилинами вен — его рука. И слышно сонное дыхание рядом. Его, любимого.

Там свет. Здесь мрак.

— Нет.

Что-то спуталось. Провалы в памяти не зря. Она не знает, как очутилась здесь, но если постараться можно найти выход, вернуться назад. Нужно. Там Ричард, ждет ее, тоскует, беспокоится. А здесь не он, не он.

— Нет.

Конечно же, ее здесь тоже нет.

Но почему так больно? Почему невыносимо болит сердце? Или душа?…

Возможно, расстается с тем, кто был ей дорог? И не может. Она не понимает, чья и ноет, плачет в разлуке с тем, который был ей светом и теплом, кто смысл давал.

— Нет…

Можно пережить боль, голод, холод, униженья, любые раны, в битве победить, когда есть смысл, когда ты точно знаешь, зачем идешь, с чего горишь. А если понимаешь, что фальшь надуманная та любовь что грела и звала тебя? И что же горше — терять ту веру и любовь или себя?

Нет, ей не осилить, не вырвать Ричарда из сердца — сердце — то давно его и даром бьется не в его груди.

Как быть? Как жить?

И что же там, в бездне мрака памяти, в той полосе, что скрыла целый век? Последнее что помнит: занавески, веселый смех, объятья Ричарда, потом Кирилл и Энта, и вот опять дворец. Но Ричарда здесь нет, как нети света и безмятежности, которая была и память в том порука.

Лязг мечей — единственное, что прорывается сквозь темноту зияющей пустоты. Кто дрался и зачем? Что было там, что от нее сокрыто?

— Я вспомню, вспомню, — сжалась, зажмурилась от боли что все сильней уже не только в сердце — в голове. Но нужно вспомнить и понять, хоть каплю осознать иначе жить не стоит.

Паул, его приспешники, их планы украсть детей…

Ричард в гневе…

Нет, до того, еще раньше.

Кирилл сжимает яблоко и то превращается в кашу. Глаза мужчины полны холодной ненависти…

— Больно, — Анжина застонала. Душа бунтует или сердце ей претит?

— Мне нужно вспомнить…

Мутно в голове, боль разливается по телу.

— Нет.

Вы подождете. Вы ничто. Там за туманом в голове есть он и мне необходимо его найти. Я точно знаю — он любит, ждет, и мне без него не жить. Ричард, я найду тебя…

Мечи, два парня в домотканых рубахах и крик птицы в небе голубом…

Тучи грозовые и бешенный галоп коней. А на сердце радость: воля, воля!…

Гром, где ты?…

Гром? А это кто?

Крик дикий. Кругом убитые. Тело не слушается, но нужно встать и дотянуться до тех двоих, что стоят среди тел и беседуют спокойно. Они враги. Враги! Она должна убить…

Как больно…

Анжину крючило. Она пыталась встать и не могла, не понимала где она, не видела паркет, комнату. Ей казалось она на поле среди убитых, а боль не в сердце, а в ране на груди, душа же плачет по убитым, а не потерянной любви.

Вставай. Вставай! — шептала и силилась подняться. Перед глазами плыло, сливалось в одно лицо Ричарда и Кирилла, горец и Пит, Паул и Крис, горы лес и паркетный узор. Что было, а что нет, она уже не понимала. Внутри сломалось что-то, треснуло и разошлось, как зеркало упало на пол и разбилось, сознание так разлетелось на осколки, которые она пыталась лишь собрать и резала в кровь руки, не понимая, что видит кровь, которая была когда-то на руках, и руки что зажимали рану, а не царапали паркет.

Кирилл вошел в комнату и застыл, глядя на Анжину, что с закрытыми глазами елозила по полу как рыба на льду, то, пытаясь подняться, то, зажимая уши, то, сжимая руки в кулак.

Что за сцена?

Мужчина отодвинул сервировочный столик и подошел:

— Анжина?

Ноль в ответ. Она казалось и не слышит.

— Анжина?!

Пришлось поднять ее встряхнуть. Но та лишь сжалась. Лицо как будто побелили и на белом фоне особенно жутко выглядели губы — синие.

Кирилл растерялся, встряхнул женщину, хлопнул по щеке:

— Да что с тобой?!