Райдо Витич - Имя - Война

• Название: Имя - Война
• Автор: Райдо Витич
• Жанр: Историческая проза

Дань тем кто пережил, но не дожил… Роман о людях попавших в горнило Великой Отечественной войны.

---

— Ты-то куда?! — услышала злое шипение Дроздова в спину, но даже не обернулась. Ветер дунул, сгоняя поволоку тумана и открывая взору деревню и крадущегося к ней Николая.

И все же было что-то тревожное в тихой и безлюдной деревне.

Лена выпрямилась, перестав изображать разведчицу. Тихо и безлюдно — вот что не так.

Следом Николай пошел прямо к ближайшей избе, выставив автомат, но не скрываясь. Видимо тоже понял, в чем дело.

Под ногой девушки хрустнула ветка, и мужчина оглянулся:

— Ты-то куда?! — бросил в сердцах. — Я же выстрелить мог! — почти выплюнул в лицо. Девушка зябко повела плечами: оставим.

— В деревне никого, да?

— Понятия не имею, — отвернулся.

Заглянул в окно избы, постоял, соображая и рванул на себя дверь. Минута и вернулся, на крыльце встал, на Лену хмуро поглядывая.

Что? — спросила взглядом.

Не знаю, — ответил. К следующей вдвоем пошли, внимательно дворы оглядывая — никого. Такое чувство — вымерла.

Девушку дрожь обуяла — у лавки, рядом с лопухами и покосившимся заборчиком лежала соломенная кукла в красном платьице. В другом углу двора вилы валялись на крыльце и дверь была открыта. Она и скрипела, заунывно, будто реквием по усопшему.

Лене нехорошо стало, затошнило от плохого предчувствия.

Николай жестом приказал ей остаться, а сам оббежал пару дворов и домов. Вернулся серый и мрачный, шаль ей на плечи накинул:

— Грейся.

— Без спроса взял?

— Не у кого спрашивать, — сказал тихо и взгляд в сторону. Свистнул протяжно, бойцов призывая. — Нет никого в деревне, пуста.

— Вернуться, сунуться хозяева, а шали нет. Верни, — сдернула с плеч, ему протянула.

— Не вернуться, — прошептал, зубы сжав так, что скулы белыми стали. И взгляд на нее поднял. Такой он был, что Лена отшатнулась, шаль выронила.

— Что? — просипела.

— Ничего.

Не поверила, во двор ринулась.

— Куда?! Стой, глупая!

Но не успел перехватить — увидела девушка в полыни у забора мертвое тело и как на преграду налетела — замерла, глядя с ужасом и непониманием. Женщина лежала, обняв сверток, из которого торчала маленькая рука с тонкими пальчиками и по ней ползали мухи.

Лена не поняла, как Николай вывел ее на улицу, придерживая за плечи. Она смотрела перед собой и красным пятном, таким же кровавым как то, что окрасило клетчатое одеяльце и платье женщины, разливалась ярость, глухая и безбрежная. Отчаянная.

— Что? — подошел Дрозд, бойцы окружили пару.

— Кто-то убит, кого-то, видно, угнали или сами ушли, — глухо сообщил Николай. Мужчины разошлись, принялись осматривать дома и возвращались с потемневшими лицами. Антон вернулся с котелком.

Эта посудина заставила Лену очнуться. Она подняла взгляд на мужчину, тяжело, давяще уставилась на него:

— Мародерствуешь? Для кого горе, для кого нажива?

— Не жужжи, — посоветовал Дроздов. — Не золото, деньги взял — котелок.

— В пути пригодится, воды вскипятить, супец справить, молока вон, надоить.

— Люди погибли, а ты у них берешь без зазрения совести! Сволочь!

— Пчела, — поджав губы, кивнул Саша. — Завелась.

— Замолчи, ты! — вскинулась на него, но, встретившись с упрямым холодным взглядом, в котором не было той насмешки, которая почудилась Лене в голосе Дроздова, сникла. — Как вы можете? — прошептала, не веря ни своим глазам, ни ушам.

И задрожала — озноб обуял.

— Заболела, — констатировал Антон.

— Нет! Это от тебя, от того, что творишь!…

— Истерику отставить! — повысил голос Николай. — Котелок убитому не нужен, а живому пригодится. Война. На ней нет места…

— Порядочности?

Лена головой закачала, отступила — что она слышит? От кого?

— Думать надо о живых.

— И грабить убитых? — отступила.

— Не грабить! И подними шаль. Если заболеешь…

Конец, — хотел сказать, но не смог. Смотрела на него девушка так, что слова на языке застревали.

И вроде права она, а вроде ни черта не права. Но как ей объяснить, что нет уже того, что было и война не игра в разведчиков, не лихие песни о доблести, не фильм о чистых и честных, как слеза младенца, справедливых красноармейцах. Это жизнь, злая и грязная настолько, что не остается в ней место моральным метаниям, той правильности, что нормальна в мирное время. В военное эта нормальность более глупа и чревата крупными неприятностями, а то и смертью. Здесь правят инстинкты, глухие, слепые в своей жестокости.

— Уходим, — бросил.

— Мы только и делаем, что бежим! — фальцетом выкрикнула девушка. Внутри что-то задребезжало, напряглось как натянутая струна. Нервы?

— Можешь остаться. Мне не нужна истерика в отряде, — отрезал Санин.

Бойцы переглянулись, Лена отшатнулась. Больно стало, обидно. За что так? За то, что она против мародерства? Она, девчонка против, а он, командир Красной армии — за. Так кто же он после этого? С кем она идет и куда?

— Не ругайся, дочка, — сказал Гурьянов. — Прав лейтенант, ничего такого нет взять посудину. Сгодиться шибко, а здеся без дела проваляется.

— Вот еще, объяснять ей! — буркнул Васечкин.

— Загнемся без горячего, — поддакнул Голушко.

Лена отступила — они все заодно. Хоть бы один осудил Перемыста.

Она в меньшинстве, значит, не права? Что тогда вообще правильно?

Николай прервал метания — развернулся и пошел по улице вверх, к лесу. Бойцы за ним потянулись, кидая на девушку хмурые взгляды. Антон накинул ей на плечи шаль и за руку потянул за всеми, и Лена дернулась бы, убежала прочь от этой возмутительной компании не бойцов Красной армии — сброда. Но за спиной шагал Дрозд с автоматом наперевес и, девушке показалось, что он выстрелит в нее, если она шагнет в сторону.

Она шла не понимая куда и зачем, кляня себя за то что сдалась, за страх, сковавший холодом грудь. За то, что глупая, слабая, никчемная. За то, что ничего не может, даже самого простого — пойти своей дорогой.

В горле першило, в глаза, будто соли насыпали, кости ломило, но Лена не замечала этого — ее жгла чужая шаль на плечах, огнем в голову и грудь ввинчивалась и давила как плита. Скинуть бы, скинуть.

Над головой послышался гудящий звук и появился самолет.

— Наши!! — обрадовались солдаты.

Лена задрав голову и забыв обо всем на свете стояла и смотрела на красную звезду на крыльях самолета, что ушел в вираж. Они как привет из прошлого, как весть из настоящего в котором еще есть свет, правда и справедливость. Просто не здесь, просто…

Черные самолеты с фашистской свастикой коршунами гнались за краснозвездным «ястребом». Вспышка, гул и черная полоса прошла по небу, пачкая облака.

— Подбили, суки!…

Черная точка ринулась прочь от горящего самолета: летчик выпрыгнуть успел. И тут же вокруг него начали кружить мессеры, поливать свинцом, стрекотом рассыпая противный звук щелканья по небу.

Тиуууу, — ушел вниз подбитый самолет и взорвался, оглушая бойцов.

— Туда! — побежали к месту предполагаемого падения парашютиста, что еще был в воздухе.

Надо успеть, надо помочь, — билось в голове Лены. Это стало единственно важным для нее. Он был для нее символом прошлого — настоящего, символом перечеркивающим настоящее — дикое, неправильное, переворачивающее с ног на голову все что она знала, во что верила. И будь он жив, выживи — он был бы и символом будущего, что никто, никогда не отберет у Родины, будущего светлого и яркого, как солнце на небе, что надеждой — куполом парашюта, зажглось в сердце.

Лена бежала сломя голову, обогнала лейтенанта, вломилась в кустарник и ринулась по лесу, не сбавляя скорости. Немного, и послышался треск веток впереди — туда. Бегом на звук, на маяк, белеющий сквозь зелень листвы.

Мессеры кружили над пролеском, поливая его пулями. Вжик, вжик, над ухом. Плевать — вперед, вперед!

И вот он, советский летчик!

Парашют запутался стропами в ветвях дуба на краю пролеска и мужчина тщетно пытался отстегнуться. Красный потек на штанине галифе, рукаве гимнастерке большое красное пятно, говорили о том, что он ранен. В тот момент Лена не удивилась форме капитана НКВД на летчике, другое заботило — как его стащить с дерева. Мессеры как воронье кружили, атаковали очередями. Чуть и заденут, убьют мужчину.

Девушка глянула на ветки и, подпрыгнув, зацепилась за нижнюю, полезла вверх.

Эка невидаль, по деревьям лазить! Этому она с начальной школы обучена — любимая забава была в ветвях прятаться, кисло-горькие ранетки жевать и кидать их в забияк-мальчишек, на спор показывая свою меткость.

Миг какой-то, и подстегнутая пулями, страхом за летчика, девушка взлетела к кроне, потянула за стропы, приближая его к стволу и давая возможность зацепиться за ветку, а не рухнуть вниз, ломая кости.

— Осторожно! — схватила за портупею одной рукой, второй ствол обняла. Мужчина вдруг улыбнулся и пронзительные голубые глаза вспыхнули задором, светом настолько близким, теплым, что Лена невольно улыбнулась в ответ: