Райдо Витич - Противостояние

• Название: Противостояние
• Автор: Райдо Витич
• Жанр: Историческая проза

Время не выбирает судьбы, скорее судьба выбирает время.

---

И Николай жив, просто они с Леной еще не встретились.

Ведь она не попала в Брест, потому что никуда не поехала. И на войне никогда не была, потому что ее не было. И жив Дрозд, жив Антон Перемыст, живы Костя Звирулько и Тагир.

Вон они, вон у дороги! А с ними Летунов, Васечкин, Вильман. Надя все в том же платье с маками и все так же смеется, кокетничает с лейтенантом…

Лена не поняла, что встала в полный рост и смотрит на пустую обочину, улыбаясь светло и радостно. Не видела, как Маликов, Семенцов и вскочившая Марина выставили руки, готовые поймать ее, если машину сильно качнет и она упадет. Не видела, как посерело лицо Дины, потеряв улыбку, и как смотрела она на лейтенанта, готовая расплакаться от жалости.

Лена видела лишь убитых, которые казались ей живыми. Ей очень хотелось в это верить.

— Вы живы, ребята, живы, — шептала, глядя на траву, ели, осинки у дороги.

Машину качнуло на повороте и Лена оказалась в объятьях Маликова. Очнулась тут же, потеряв улыбку, и пересела на место.

— Нормально все? — побеспокоилась Марина, пытливо заглядывая в глаза.

— Да, — сцепила зубы девушка, чтобы не расплакаться от разочарования.

Война не сон. Война так и останется в ней и каждый день, час будет напоминать о себе.

Лена надвинула пилотку на глаза, скрывая невольно выступившие слезы. Ей было очень обидно, что в этот замечательный день, когда ее Родина наконец свободна от фашистских псов, те, кто шел к победе вместе с ней, не дожили до этого момента и никогда не узнают, вернулись ли войска Красной армии на свои рубежи, освободили ли страну от немецкой нечести.

Дина села рядом с женщинами, как ни в чем не бывало — привыкла уже к странностям лейтенанта, впрочем, этих «странностей» у каждого в группе хватало. Другое ее заботило.

— А подполковник молодой такой. Щека вся в шрамах, виски седые, а глаза молодые и нежные, нежные… — и вздохнула. — И улыбка красивая. Сам статный, крепкий. Дети от такого пригожие будут. Ох, девочкииии!

— Жениха себе нашла? — приобняла ее Марина, прическу поправила. — Эх, девочки, мальчики, сейчас бы платье из шелка, туфли на каблучке, самые настоящие, черные, лаковые и я бы вам такой вальс станцевала!

— Станцуешь еще, — покосилась на нее Лена.

— А платья и туфли мы вам достанем, девочки, — заверили бойцы, улыбаясь во всю зубную наличность, до трогательности ласково.

— Эх, дорогие наши сестренки, все будет: и шелк, и бархат, и лаковые туфельки и нелаковые, — мечтательно протянул Маликов, отчего-то поглядывая на Лену. — И женихи будут. Вот закончим с Гитлером и выдадим вас замуж прямо в Берлине.

Марина и Лена переглянулись, обе брови выгнули: это к чему сержант сейчас?

И засмеялись. А Дина вздохнула:

— Хорошо бы. Ребенка хочу. Чтобы глазки, как у моей мамы, а нос, как у моего папы.

— Глазки — носики, не знаю, но что в маму ребятенок боевым будет, это точно, — подмигнул ей Маликов, и опять на Лену покосился. — А вы, товарищ лейтенант?

— Старший, — выставила палец.

— О, конечно! — хохотнул, ладонь к груди прижав. — Так что товарищ старший лейтенант хочет, о чем мечтает?

Лена с задумчивой улыбкой смотрела на него, а видела Николая, что улыбался ей столь же нежно и немного, самую малость, насмешливо.

— Чтобы Николай жив был и очень, очень счастлив. Пусть не со мной, пусть никогда не встретимся, но чтобы обязательно жив и обязательно счастлив.

Маликов улыбаться перестал. Марина помахала перед лицом Лены ладонью и та уставилась непонимающе на женщину:

— Что?

— Ничего, — плечами пожала. — А для себя что хочешь?

— Так для себя и хочу.

— Нет, лично для себя.

— Лично для себя.

— А что после войны делать планируешь?

Санина плечами пожала:

— Как-то не думала, — обняла колени руками, голову на них положила и задумалась:

— Учиться пойду. Я ведь даже школу не закончила.

— На кого учиться пойдешь?

Девушка улыбнулась лукаво:

— На врача.

— По моим стопам значит? — рассмеялась Марина.

— Если получится.

— Легко. У тебя. Дина, а ты?

— Закончу, авиационный институт, буду работать, выйду замуж и рожу кучу детей.

— Жму руку — мой план минимум. Валер, а ты?

Мужчина подумал и уверенно заявил:

— Строителем буду. Очень нам сейчас эта профессия нужна.

— А я учителем, — бросил Рекунов, поглядывая на лесной массив, в прохладу елей.

— А я на трактор вернусь, буду пахать и сеять, вас кормить, — улыбнулся Коробков.

— Идиллия, — протянула Лена, любуясь лицами товарищей. — Только останьтесь все живы, пожалуйста.

Все притихли, улыбки сами погасли.

— Размечтались тут о кренделях небесных, — проворчал Семенцов, утерся пилоткой — жарко. — Права лейтенант, сначала до Победы дожить надо, потом мечтать.

— Мечтать всегда надо, — вытянулась Марина, накрыла лицо пилоткой. — Без мечты человек — труха.

— Тем более война вот, вот кончится, — заметил Рекунов.

— Ой, — отмахнулся Семенцов. — Слышал уже. Четвертый год — жу, жу, жу, а в итоге кролик с балалайкой. Мираж, блин!

— Вот посмотришь, месяца два и конец Гитлеру. Хана!

— Ты эти два месяца проживи, «Емеля»!

— А это не имеет значения, главное Победа будет и пусть не мне, но дети наши этих поганых свастик не увидят иначе, чем на картинке. И будут только в учебниках в школе изучать — да, была война, Великая, жуткая, и гибли люди, как косой косило, но все же выстояли и победили. И гордиться будут, что в такой стране живут, что мы, мы чуму эту коричневую да под дых! Вот как будет! И не забудут никогда, что было. Но будут сытно жить, спокойно спать, и небо над головами будет вот такое, как сейчас — голубое, голубое! И солнце яркое-яркое, и мама рядом, и папа обязательно. А еще бабушки, дедушки, чтобы как положено. А слезы только если царапина или игрушку отобрали. И счастливы до безумия просто потому что мир!

Маликов улыбался, слушая друга и, смотрел в небо:

— Пусть так и будет, а?…

Глава 44

Конец войне — уверены были все. Сейчас по-настоящему — финиш.

Восторг, счастье, огромное как небо над головой, переполняло всех. Оно пьянило, кружило, оно осязалось даже в воздухе. Оно срывало разум «молодых», заставляя их быть еще более бесшабашными, и отрезвляло «старых» битых уже четвертый год. Умирать не хотелось, но если молодые не понимали, как это можно погибнуть фактически после победы, да малой — возвращение прежних границ родной стране, изгнание фашистов с просторов Родины, но все же победы, то «старики» прекрасно осознавали, что смерти все равно на любые достижения. У нее они свои, и планы тоже свои. Бойцам очень не хотелось, чтобы исполнились планы смерти, а не их — на жизнь.

Кто-то решал «оторваться» за все годы, что прошли в окопах, кто стал максимально осторожен, даже трусоват, кто-то вовсе остервенел, понимая, что за спиной только разруха и пустота, а будущее после войны туманное, как раннее утро в Будапеште.

И все же всем хотелось жить и жили так, словно только сейчас проснулись и поняли, что потеряли фактически полжизни.

Лена пила чай с Мариной и поглядывала в окно на удивительный пейзаж осени в Польской деревушке.

— Кто бы мне сказал, что я буду когда-нибудь в Польше.

— И в Германии будешь, — заверила Лена. — Кстати, где Дина? Четвертые сутки на постое, четыре ночи ее нет на месте.

Люсинец загадочно улыбнулась:

— С ординарцем из соседей крутит.

— Бог с ней, лишь бы на задание не кинули до того, как явится.

И как накаркала — в хату вошел лейтенант и взяв под козырек кивнул Лене на выход:

— Вас ждут, товарищ старший лейтенант.

— Иду, — заверила. Встала, гимнастерку поправила. — Марина, Шаулина явиться, передай от меня… — кулак показала и вышла.

Во дворе Банга расхаживался, курил. Заулыбался, увидев племянницу и, рукой махнул на ее официальное приветствие:

— Пойдем, прогуляемся.

Они двинулись по улочке к дороге, машина генерала за ними медленно ехала:

— Два дела у меня к тебе. Первое, — раскрыл руку и на пальце повисли ключи. Он вложил их Лене в ладонь. — Набережная сорок, двадцать пять, комната три. Москва.

— Нас направляют в Москву? — удивилась и насторожилась девушка.

— Нет, Лена, это ключи от твоей комнаты, в которой ты будешь жить после войны. По случаю досталось, сам только из столицы. Решил не тянуть, сразу отдать. До конца войны совсем чуть-чуть осталось, пора мне не только как твоему начальнику, но и как родственнику о тебе подумать.

— У меня есть квартира.

Артур отвернулся, сложил руки замком за спиной:

— Нет, Лена.

— Есть!

— Нет, — уставился. — Неприятная тема. Но хорошо: официально вся семья Скрябиных погибла.

— Но я жива.

— Ты? А кто ты? Ты Санина. А Скрябина уехала в Брест еще до войны и все. Короче, в вашей квартире уже живут люди. Один чин, комиссованный по ранению. Живет вместе с семьей. Выселять? Будешь долго и нудно доказывать, что ты это ты.