Райдо Витич - Флора и фауна

• Название: Флора и фауна
• Автор: Райдо Витич
• Жанр: Ужасы и Мистика

Любовь не знает пола и границ, и нет ни времени, ни тлена для тех, кто выбрался из плена фальшивых фраз и ложных истин. Для тех, кто вопреки всему — мечту поставил во главу и в след ей шел, летел как птица, горел и звал ее одну — любовь свою…

---

Гарик хмуро глянул на меня и начал звонить по телефону, бубня в трубку номера заказанных вещей. Я попыталась продолжить выбор, но меня посетила шалая мысль: не специально ли сюда не пустили менеджеров? Предоставлять ассортимент товара без служащего фирмы — нонсенс. Приказ Бройслава держать их подальше? Все мужчины собственники, но до такой степени?!….

И какой вывод?

Он либо не желает, чтобы кто-то видел меня из личных побуждений, либо из соображений выгоды на будущее и сокрытия факта моего присутствия в его доме. А кого скрывают? Того, кого, использовав, ликвидируют. Есть еще варианты: из соображений безопасности. Моей. Но тогда, выходит, он уже прочитал досье, в курсе охоты на меня и, по здравым размышлениям, выходит, что последний вариант отметается, первый тоже, из-за стойкого неверия в артефакт внезапной и негасимой любви со стороны матерого хищника, остается второй — использование и ликвидация.

Вляпалась?

По уши!

Шмотки и аксессуары меня уже не интересовали, но я продолжала тупо тыкать пальцем во что ни попадя.

— Зачем тебе соломенная шляпа от солнца? — с подозрением уставился на меня Гарик.

— Бабочек ею ловить буду!

Тот явно начал закипать. Оно понятно, мужчины вообще дольше пяти минут шопинга не выдерживают, а тут главный секьюрити уже полчаса верного товароведа изображает, пальцы напрягает, записывая, рот лишний раз открывает, озвучивая в телефон заказы какой-то левой девицы далеко не пуританской биографии.

Понимаю.

Подожди, сейчас мы еще к белью перейдем и бижутерии. Хоть память о себе оставлю такую, что вы ее век не смоете.

Взяла каталог белья и села рядом с Гариком на край кресла:

— Посоветоваться хочу: как тебе это? — ткнула в красное кружевное боди. Красное терпеть не могу, но быков оно раздражает и в этом качестве на данный момент незаменимо.

Гарик глянул на меня как на ненормальную и попытался спихнуть с подлокотника.

— Тогда я буду выбирать сама. Год минимум, — предупредила. — Ты не понимаешь, что ли? Мне совет нужен. Смотри: это, это или это, что лучше на мне будет смотреться, — ткнула в иллюстрации кружевных трусиков, лифчиков, наборов.

Мужчина посмотрел, покраснел и, чую, начал закипать:

— Сама выбирай!

— Не знаю что…

— Возьми все!

— А Бройслав какой цвет белья любит? Красный, фиолетовый, розовый?….

— Мы с ним эту тему не обсуждали!

— Хорошо, дай телефон, я ему позвоню, — протянула руку.

— Нет! — отрезал, отпихивая и меня, и мою руку.

— Тогда все берем! — хлопнула ему на колени толстый каталог.

— Все?! — ужаснулся. Я кивнула:

— Еще и примерять буду, а ты оценишь. Промахнешься — скажу: ты плохо справился со своими обязанностями, был букой.

Гарик тяжело вздохнул, подумал минуту, сверля недобрым взглядом нетронутую стопку журналов, и, видно, понял, что скончается примерно на трети возложенной на него миссии. Нехотя достал телефон, набрал номер и сунул мне в руку:

— Быстро только!

— Да? — услышала я голос Бройслава, отдающий холодной изморозью. Ничего себе он с другом разговаривает. Со мной он подобный тон ни разу за сутки не допустил, хотя я подозревала, что ласков он местами и мягок строго по расписанию.

— Милый, мы тут с Гариком белье выбираем и никак сойтись не можем: он говорит лучше белое брать, мне изумительно пойдет, а мне нравится цветное, — проворковала в трубку, глядя с ехидством на мужчину. Того перекосило от возмущения, глаза стали злыми, ненавидящими:

— Че ты городишь?! — прошипел сжав кулаки.

Я лишь шире улыбнулась ему, невинно хлопнув ресницами.

В трубке же молчали: озадачила я Энеску.

— Передай трубку Гарику, — почти ласково попросил меня Бройслав.

— А что с бельем? Здесь такие милые наборчики…

— Закажи, что нравится тебе и дай трубку Гарику, — повторил Бройслав ровным голосом, в котором чувствовалась доля раздражения.

Я пожала плечами:

— Что-то злится…

И передала трубку мужчине. Наградой мне был жутко злобный взгляд — с таким бультерьеры трепят тушку врага.

Гарик, побелев скулами, выслушал Бройслава и, сложив трубку, уставился на меня:

— И за что я вас, баб, "люблю"? — протянул задумчиво.

Я рассмеявшись, обняла его за плечи:

— Не печалься, любимый…

И отлетела на пол. Конечно, он нечаянно — отпихнул резко, не рассчитав силы, а я не удержала равновесия, но мне на то было все равно, потому что вдруг стало тошно от него, от всего этого мира, включая тряпки, абсолютно не нужные мне, глупые розыгрыши. Я лежала на полу и видела не потолок с лепниной, а облака, и чувствовала себя раздавленной, разбитой, словно меня топтали и били, гнали как собаку сутками. В голове ничего кроме страха и боли, и, кажется, что кто-то умер, и я сейчас тоже умираю. Мне жаль, но сил нет противиться…

— Эй?! — помахал перед лицом ладонью Гарик. — Ты нормально? У тебя удивительная способность попадать под руку. Чего ты добиваешься? — прищурился озабоченно.

Если б я знала.

В его взгляде не было ненависти, только искреннее непонимание и мне показалось, что он мне не враг, а скорее брат, способный помочь, понять. И захотелось поверить ему — довериться, оставив колючки, открыть душу.

Чушь!

Что со мной происходит?!

Я попыталась подняться, но голова закружилась и, если б не крепкие руки мужчины, упала бы наверняка опять.

— Если так дело пойдет, к вечеру станешь инвалидкой, — заметил он, усаживая меня в кресло.

Уже сделал, — уставилась на него: Это ваш гроб превратил меня в шизофреника!

Я чувствовала себя растерянной, понимала, что кто-то неведомый мне начинает внедряться в мою личность, то и дело проникать в мысли и сердце, диктовать свои условия, награждая за непослушание видениями.

Кого они разбудили во мне, что вытащили из глубин?

Я читала, что розенкрейцеры, масоны и ныне некоторые «продвинутые» окультисты практиковали ритуал посвящения, закладывая на несколько часов в гроб живого, и тот, кто не повреждался рассудком после этого жуткого опыта, будто бы обретал нечто новое, рождался вновь уже с определенными знаниями. Кто-то видел свое прошлое, кто-то будущее, кто становился ясновидящим, кто яснослышащим, кто законченным крези, и одно во всей статистике данных экспериментов над психикой было общее — изменения в личности становились необратимыми. Путь, который они избрали по недомыслию, уже не отпускал, дороги назад не было. И как бы ни хотели вернуться в нормальную жизнь, привычный круг друзей, дел, уже не могли. Вчерашние цели, идеалы оказывались пустыми для них, ложными, а то, что было неприемлемо для окружающих — нормально для них. Они становились добровольными изгоями, более не принимая закона этого мира, становились отшельниками, интровертами, доморощенными мессиями, отвергая правила обычной жизни, той, что была вполне приемлема для них до эксперимента.

Глупцы рисковали по собственному желанию, не понимая, чем это обернется для них.

Но я не просила, не мечтала и ни в коем случае не желала того.

— Ненавижу, — процедила, глядя на Гарика, но злость была нарочитой, чем испугала меня. Желания кусать его и третировать, тоже не было. Зато хотелось извиниться, потом позвонить Бройславу, вызвать и, дождавшись его, прижаться, найти успокоение в его объятьях, покаяться во всех грехах, ища спасения от жуткой, изматывающей меня борьбы не понятно зачем и за что. Сейчас — непонятно, а ведь еще вчера было ясно, и эта тема вопросов не вызвала, а уж желания довериться, махнув рукой на последствия этого глупого шага, тем более.

Неужели я теряю средства защиты и обороны?

Гарик равнодушно посмотрел на меня и кинул на руки каталог, на который я посмотрела с таки же удивлением, как красноармеец посмотрел бы на сотовый телефон. Сутки назад я бы пищала от милых безделушек, кружевной экипировки, а сейчас смотрела на красочные наряды как на пожухлую листву. Моя прихоть была другой, непонятной, возмущающей меня, и сильной настолько, что я готова была топать ногами как капризный ребенок, требующий игрушку в магазине, с той лишь разницей, что это было почти жизненно необходимо мне, а ему просто хотелось.

Я хотела видеть Бройслава. Я хотела чувствовать его присутствие, чувствовать тепло и силу его руки под своими пальцами, слышать дыхание и быть точно уверенной, что он жив!

— Эй? — опять замахал ладонью перед моим лицом Гарик. — Ты случайно не психически поврежденная? В досье вроде не сказано…

— А что в досье вообще сказано? — посмотрела на него, скрючилась, мгновенно озябнув. — Что там вообще из правды может быть? Что Макрухин может знать?

— Твой босс?

— Босс? Дегенерат, педофил, хитрец — питон! Ты что, действительно веришь, что я жила со всеми объектами, что мне подсовывал Макрухин? Что я была послушной игрушкой в его руках?