Дэвид Митчелл - Облачный атлас

• Название: Облачный атлас
• Автор: Дэвид Митчелл
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-20556-Х

«Облачный атлас» подобен зеркальному лабиринту, в котором перекликаются, наслаиваясь друг на друга, шесть голосов: нотариуса середины девятнадцатого века, возвращающегося в США из Австралии; молодого композитора, вынужденного торговать душой и телом в Европе между мировыми войнами; журналистки в Калифорнии 1970-х, раскрывающей корпоративный заговор; мелкого издателя — нашего современника, умудрившегося сорвать банк на бандитской автобиографии «Удар кастетом» и бегущего от кредиторов; клона-прислуги из предприятия быстрого питания в Корее — стране победившего киберпанка; и гавайского козопаса на закате цивилизации.

Впервые на русском — новый монументальный шедевр от автора знаменитого «Сна №9», также вошедший в шортлист Букеровской премии.

---

— Знаете, вам бы надо их поднять!

Глянув мне в спину, одна из них фыркнула:

— А чо ты буишь с ними делать?

Чертовы обезьяны!

— У меня нет ни малейшего намерения делать с ними хоть что-либо, — заметил я через плечо, — я просто сказал, что вам…

Тут колени мои подогнулись, и по щеке меня хрястнула мостовая, встряхнув раннее воспоминание о происшествии с трехколесным велосипедом, которое занимало меня, пока боль не стерла всего, что не было болью. Острое колено вмяло мое лицо в лиственный перегной.

Я ощутил вкус крови. Мое шестидесяти-с-чем-то-летнее запястье было задрано назад под углом в девяносто градусов страдания, и браслет моего «Ингерсолл солар» расстегнулся. Помню импровизированный коллаж из непристойностей старинных и современных, но, прежде чем эти проныры добрались до моего бумажника, колокольчики фургона с мороженым, игравшие «Девушку из Ипанемы»,[118] заставили налетчиц броситься врассыпную — они разбежались, как вампирши за минуту до рассвета.

— И ты на них не заявил? Вот олух! — сказала мадам X. на следующее утро, посыпая искусственным сахаром отруби — свой завтрак. — Ради бога, позвони в полицию. Чего ты ждешь? Следы-то простынут.

Увы, я уже приукрасил правду и сказал ей, что ограбили меня пятеро здоровяков с выбритыми на черепах свастиками. Как мог я теперь подать заявление о том, что со мной без всяких усилий разделались три неполовозрелые пигалицы-сладкоежки? Чего доброго, парни в синей форме подавятся своими бисквитными пингвинчиками. Нет, мое ограбление не прибавилось к нашей национальной криминальной статистике, всегда с такой готовностью пополняющейся. Не будь мои похищенные часики, мой «Ингерсолл», любовным подарком из более солнечной эры нашего брака, ныне арктического, я вообще промолчал бы об инциденте.

Так о чем, бишь, я?

Странно, с какой легкостью в моем возрасте приходят в голову истории не по теме.

Нет, это не странно, это до чертиков страшно. Я собирался начать рассказ с Дермота Хоггинса. Вот в чем проблема, когда пишешь мемуары от руки. Невозможно изменить уже написанное, не напортачив еще больше.

* * *

Видите ли, я был редактором Дермота «Кастета» Хоггинса, а не его психиатром или чертовым астрологом, так что откуда мог я знать, что было уготовано сэру Феликсу Финчу в ту злосчастную ночь? Сэр Феликс Финч, министр культуры и диктатор в «Трафальгарском книжном обозрении», как сиял он в небесах масс-медиа, как прекрасно он виден невооруженным глазом даже теперь, годом позже! Потребители таблоидов читали обо всем этом на первой странице; читатели широкополосных газет позволили убежать своей овсянке, когда по «Радио-4» сообщили, кто упал и как. В этом птичнике со стервятниками и синичками — «обозревателями» — сначала прощебетали дань памяти Ушедшему Королю Искусств, а потом и вообще стали его превозносить.

В отличие от них я до сих пор сохранял горделивое молчание. Должен, однако, предупредить занятого читателя, что послеобеденное мятное полоскание Феликса Финча — всего лишь аперитив для моих собственных страданий. Меня, если вам угодно, больше занимает Страшный Суд Тимоти Кавендиша. Ну что ж, вот и оно, хлесткое название.

То был вечер вручения Лимонной премии,[119] в «Звездном баре Джейка», пышное повторное открытие которого состоялось на верхнем этаже здания в Бейсуотере заодно с садом, устроенным на крыше для вящего великолепия. Вся чертова цепочка издательской системы пищеварения поднялась в воздух и взгромоздилась у Джейка. Одержимые писатели, творцы знаменитостей, свита, недоедающие книготорговцы, свора щелкоперов и фотографов, которые воспринимают фразу «Чтоб ты сдох!» как «Премного благодарен!». Позвольте мне заклеить скотчем рот коварному слушку, намекающему на то, что приглашение Дермота было-де моих рук делом; о да, Тимоти Кавендиш знал, что его автор вожделеет высокопробной мести, а следовательно, вся трагедия была рекламным трюком. Вздор, измышления завистливых конкурентов! Никто до сих пор так и не признался в том, что послал приглашение Дермоту Хоггинсу, да и теперь трудно на это рассчитывать.

Так или иначе, был объявлен победитель, и все мы знаем, кто получил тогда премию в пятьдесят тонн. Меня развезло. Прожженный Джон познакомил меня с коктейлем под названием «ЦУП[120] — майору Тому».[121] Стрела времени превратилась в бумеранг, а майоров у меня стало столько, что я сбился со счета. Джазовый секстет наяривал румбу. Я вышел на балкон, чтобы подышать, и слышал доносившийся изнутри гомон. Литературный Лондон в действии напомнил мне высказывание Гиббона об эпохе Антонинов: «Облако критиков, компиляторов, комментаторов омрачило чело образования, и за упадком гения вскоре последовало развращение вкуса».

Дермот нашел меня с неумолимостью дурной вести. Позвольте мне повториться: нежданная встреча с Папой Пием XIII[122] изумила бы меня меньше. Собственно, Его Непогрешимость вписался бы туда лучше — мой мятежный автор поверх шоколадной рубашки с галстуком на резинке напялил банановый костюм. Мне вряд ли требуется напоминать любопытному читателю, что «Удару кастетом» еще только предстояло взять книжный мир штурмом. Ему еще только предстояло поступить в книжные магазины, если не считать лавки премудрого Джона Сэндоу в Челси и этого злополучного газетного киоска, сначала еврейского, затем сикхского, а ныне эритрейского, что расположен в Ист-Энде, в приходе братьев Хоггинсов. В самом деле, Дермот жаждал обсудить в саду на крыше именно вопросы рекламы и распространения.

В сотый раз объяснил я ему, что книгоиздательские учреждения, подобные нашему, просто не могут разбрасываться деньгами на причудливые каталоги и разнузданно-роскошные уик-энды, во всех смыслах спаивающие авторов и книготорговцев в одну команду. Я объяснил, опять-таки не впервые, что мои авторы черпают чувство исполненного долга, даря свои прекрасно переплетенные тома друзьям, близким и потомству. Я, в незнамо который раз, объяснил, что рынок гангстерских воспоминаний перенасыщен — и что даже «Моби Дик» при жизни Мелвилла с треском провалился… хотя, конечно, я не пустил в действие именно этот глагол.

— Твой мемуар по-настоящему занимателен, — заверил я его. — Дай ему время.

Дермот, в пьяной печали, глухой к доводам разума, глядел поверх перил.

— Все эти трубы. Долгонько падать.

Эту угрозу я счел чисто умозрительной.

— Успокойся.

— Когда я был маленьким, мама водила меня на «Мэри Поппинс». Там на крышах трубочисты танцуют. И по видео она это крутит. Снова и снова. В своем доме для престарелых.

— Я помню, когда это появилось на экранах. Застал то время.

— Так-так. — Дермот нахмурился и через французское окно ткнул внутрь бара. — Это кто?

— Кто — кто?

— Этот, в галстуке-бабочке, который болтает с той грудастой, в диадеме.

— Учредитель премии, Феликс… э-э, Феликс как, бишь, его?

— Е****й Феликс Финч! Этот п****, который наехал на мою книгу в своем е****м сутенерском журнальчике?

— Это была не лучшая рецензия на твою книгу, но…

— Это была единственная е****я рецензия!

— На самом деле не такая уж скверная…

— Да? «Неудачливые рассказчики небылиц вроде мистера Хоггинса мешают развитию современной литературы, как неумелые водители мешают движению на дорогах». Замечал, что эти типы норовят вставить «мистер», прежде чем всадить нож? «Мистеру Хоггинсу следовало бы извиниться перед деревьями, срубленными ради его непомерно раздутого «авто-био-романа». Четыреста блестящих поддельным светом страниц испускают дух в концовке настолько плоской и бессмысленной, что в это просто невозможно поверить».

— Успокойся, Дермот, «Трафальгар» все равно никто не читает.

— Тпру. — Мой автор ухватил за воротник какого-то официанта. — Слыхал о «Трафальгарском книжном обозрении»?

— О «ТКО»? Конечно, — отозвался официант c восточноевропейским акцентом. — На моем факультете все им божатся, там самые продвинутые рецензенты.

Дермот швырнул свой стакан через перила.

— Да ладно, что такое рецензент? — стал я его урезонивать. — Тот, кто читает быстро, судит заносчиво, но в суть дела никогда не вникает и…

Джазовый секстет отыграл свой номер, и Дермот оставил мою фразу висеть в воздухе. Я был достаточно пьян, чтобы разориться на такси, и собирался уходить, когда он возгласом этакого уличного разносчика с кокнийским выговором заставил замолчать все собрание:

— Леди и джентльмены из жюри! Прошу вашего внимания!

Да сохранят нас святые угодники, Дермот стучал друг о друга двумя подносами.

— Сегодня у нас имеется дополнительная награда, дорогие книголюбы! — проревел он. Не обращая внимания на смешки и «уууууу!», он достал из кармана пиджака конверт, открыл его и стал делать вид, что читает: — «Награда. Самому. Выдающемуся. Литературному. Критику». — Кто-то из-за слушателей продолжал на него смотреть, передразнивая его и задирая, другие в смущении отворачивались. — Конкуренция была ожесточенной, но члены жюри единогласно выбрали Его Императорское Величество «Трафальгарского книжного обозрения», мистера — прошу про сени я, сэра — Феликса Финча, ков аль эра орд и на Брит ан скуй Им прерии, ком Андорра!