Борис Раевский - Только вперед

• Название: Только вперед
• Автор: Борис Раевский
• Издательство: Гос. издат-во детской лит-ры Министерства Просвещения РСФСР
• Жанр: Детская проза
• Год: 1959
• ISBN: 5-93055-006-9

Кто из ребят не восхищается нашими замечательными спортсменами! Но мало кто знает, какой упорный, напряженный труд стоит за каждым рекордным достижением мастеров спорта. В повести «Только вперед» рассказывается о выдающемся пловце Леониде Кочетове. Двенадцать раз штурмует Кочетов рекорд страны, но лишь тринадцатая попытка приносит победу; ровно год понадобился ему, чтобы улучшить результат на одну только секунду и снова стать чемпионом страны. Упорство, воля, выработанные спортом, помогают Кочетову вновь вернутся в строй после войны.

В книге использованы факты из жизни неоднократного чемпиона СССР, рекордсмена мира по плаванию — Леонида Мешкова.

---

Вскоре из их кольца вышел толстяк-бухгалтер и, запинаясь, но торжественно сказал Кочетову:

— Многоуважаемый Леонид Михайлович! Разрешите мне от имени всей нашей плавательной секции обратиться к вам с большой просьбой…

— Разрешаю, — сказал Леонид, удивленно оглядывая пловцов.

— У нас к вам большая просьба… — смущенно повторил Нагишкин. — Видите ли, мы все, ваши ученики, пристально, я бы сказал, с напряженным вниманием и сочувствием, следим…

— Короче, — буркнул из-за спины бухгалтера Грач.

— Да, не буду отнимать драгоценного времени. Короче говоря, мы все очень просим вас проплыть сейчас, ну, хотя бы стометровку.

Кочетов снова удивленно посмотрел на пловцов.

— А зачем? — спросил он Нагишкина.

Бухгалтер растерянно обернулся к своим товарищам, очевидно, не зная, как поступить. Все пловцы снова оживленно пошептались, и Нагишкин вежливо, но твердо сказал:

— Разрешите пока не объяснять вам, ээ… так сказать, причины, побудившие нас к такой просьбе.

Леонид недоуменно пожал плечами, но согласился. Он быстро спустился в раздевальню, снял тренировочный костюм, сполоснул тело под душем и вышел к воде.

Его ученики выстроились цепочкой вдоль всего бассейна, Кочетов прыгнул в воду и поплыл кролем.

— Нет, нет! — дружно закричали cpaзу все заводские пловцы. — Плывите баттерфляем!

Кочетов послушно перешел на баттерфляй. Он плыл, неторопливо и уверенно отмеривая метр за метром, и на всем пути видел пристально следившие за ним глаза учеников.

— Хватит? — шутливо спросил Леонид, кончив стометровку.

— Премного благодарны. Вполне достаточно, — ответил за всех Нагишкин.

Кочетов ушел в раздевальню. Когда он оделся и вышел в зал, его ученики снова стояли тесной кучкой и энергично доказывали что-то друг другу.

— Туловище вертикально выходит, из воды. Скорость теряется… — услышал он чей-то взволнованный, тоненький голос.

— Ерунда! Вовсе не вертикально! — сердито перебил какой-то бас.

Едва Леонид вошел, — шум сразу прекратился.

— Все? — улыбаясь, спросил Кочетов. — Я свободен?

— К сожалению, все, — хмуро ответил Нагишкин. — Извините за напрасное беспокойство.

Один за другим заводские спортсмены, смущаясь и стараясь не шуметь, незаметно покинули зал.

— Что это вы задумали? — спросил Кочетов Николая.

— Глупости! — махнул рукой Грач. — Я сразу сказал, что ничего не выйдет. Ребята, понимаете, болеют за вас. Знают, что вы готовитесь к рекорду и что-то не клеится. Ну, и решили, давайте все вместе посмотрим, как плывет Леонид Михайлович. Может, что-нибудь подскажем ему. Я им говорил: «Дурьи головы, ведь Кочетова сам Галузин тренирует. Уж «казак»-то все заметит. Куда нам соваться!» Не послушали. «Мы, — говорят, — хоть и плохие пловцы, а вдруг чем-нибудь поможем. Галузин привык к Кочетову, а нам со стороны виднее…»

Вот и помогли! Конечно, ничего не вышло. Один говорит: Кочетов голову низко опускает, а другой кричит, — наоборот, высоко голову держит.

Леонид засмеялся. Конечно, ученики ничего не могли подсказать ему. Но их забота растрогала его.

«Чудесные ребята!» — думал он, выходя вместе с Грачом из бассейна.

Домой Леонид пошел пешком, хотя идти было близко, Николай проводил его до Невы.

— Бывают трудные моменты в жизни, — неторопливо, словно раздумывая вслух, говорил Грач. — Кажется, тупик. Думаешь, думаешь, голова аж вспухнет, а выхода нет.

Никогда не забуду, как полгода назад мучился я с одной идейкой. В тракторе деталей-то знаете сколько? Четыре тысячи! И вот с одной деталью — мы ее прозвали «зонтом» — у нас все время выходил конфуз. Со сборки то и дело звонят: опять «зонты» кончаются. Прямо хоть конвейер останавливай. Прорыв. Деталь маленькая, но, между прочим, очень трудоемкая.

Вот и стал я думать, как быстрее изготовлять эти проклятые «зонты». Два месяца возился — придумывал приспособления к станку, чтобы обрабатывать сразу три детали. Ночей не спал. Мастер все вздыхал: «Брось ты эту мороку!»

Бился, я бился — ничего не вышло. Как же, думаю, теперь быть? Обидно прямо до слез.

Грач покрутил головой, вспоминая те времена.

— А все-таки придумал. Правда, инженер мне помог. Сделали с ним специальный фасонный резец для этого «зонта». И что вы думаете? В восемь раз быстрее стал я обрабатывать деталь! И товарищи потом сделали такие же резцы. Сразу прорыв и кончился. Тогда-то я и понял, — продолжал Грач: — если работать упорно, не сдаваться — никакие «тупики» не страшны.

* * *

Николай Александрович слушал Кочетова молча, не перебивая и не задавая вопросов. По спокойному, внимательному лицу Гаева невозможно было понять, как он относится к рассказу Леонида.

— Полсекунды за полгода, — хмуро говорил Кочетов. — А главное — дальше нет пути. Бьюсь, как рыба об лед, и все без толку.

Леонид прервал свой рассказ и посмотрел на Гаева. Может быть, тот хочет что-нибудь сказать? Но Николай Александрович по-прежнему молчал.

Поздним вечером в парткоме было непривычно тихо. Даже телефон не звонил. Только мерно постукивали большие стенные часы.

— Тренеры говорят: «Все правильно. Стиль безупречен. Нажмите еще немного». — Леонид усмехнулся. — Нажмите! А если я не могу больше нажать?

— Ну, а ты сам что думаешь? — наконец заговорил Гаев.

— А я ничего не думаю! Раз техника отработана, — о чем же теперь думать? — зло ответил Кочетов. — Теперь голову хоть на склад сдай. Плыть будет легче, лишний груз!

Гаев внимательно, следил за Леонидом.

— А по-моему, ты все-таки что-то задумал, — улыбаясь, сказал Николай Александрович. — Знаю я тебя. Просто прийти и поплакать — гордость твоя не позволит.

Леонид хмуро улыбнулся.

— Задумал, — сознался он. — Задумал, но самому страшно. Даже «казаку» не сказал. Боюсь.

— Говори, — негромко приказал Гаев.

И Леонид рассказал.

Давно уже появилась у него одна думка: решил он немного изменить технику. Руки нести над водой еще шире, гребок делать чуть короче, но притом энергичнее. Изменения как будто и небольшие, но эти «мелочи» неизбежно повлекут за собой и другие поправки. Словом, надо ломать старую привычную технику и создавать новую. Но сломать-то легко, а что даст новинка, — кто его знает. Заранее предвидеть невозможно.

— Н-да… — проговорил Гаев.

Как и всякий опытный спортсмен, он сразу почувствовал, какая опасность кроется в этих невинных «мелких» изменениях.

Если спортсмен достиг очень высоких, рекордных показателей в беге, прыжках, метании или любом другом виде спорта, чрезвычайно рискованно менять хоть какую-нибудь мелочь в его технике. Ведь он так сжился с нею, что все мельчайшие, тщательно продуманные движения делает уже механически. Они вошли в его плоть и кровь; кажется, будто он и родился с ними, настолько не отделимы они от него.

У отличного спринтера, бегущего стометровку, в памяти удерживается только выстрел стартера и тот момент, когда концы сорванной финишной ленточки уже трепещут за спиной. Весь бег он ведет совершенно механически, хотя до соревнования много лет отрабатывал каждое движение рук и ног. Попробуй бегун чуть-чуть изменить постановку ступни или немного увеличить мах руками — и драгоценные доли секунды, за которые он боролся много лет, исчезнут. А между тем он уже привыкнет к новому положению ступни, и, если даже захочет вернуться к старому, — это отнюдь не всегда удастся. Снова годами придется возвращать четкость и автоматизм прежней техники.

Все чемпионы хорошо знают это. И потому, достигнув блестящих результатов, они все точнее и тщательнее шлифуют каждое движение и крайне редко отваживаются менять свою технику.

Гаев сосредоточенно размышлял.

Рискованный шаг задумал Кочетов — это ясно. Чего доброго, — одним махом потеряет все свои мировые рекорды. Но, с другой стороны, — как добиться новых успехов? Не топтаться же на месте!

— Це треба разжувати, — наконец сказал Гаев. — Иди-ка домой, а я подумаю.

На другой день Леонид, придя в бассейн, испугался, увидев лицо Галузина. «Казак» за один день словно постарел. Великолепные усы его не топорщились гордо, как всегда, а висели обмякшие, будто их кто-то жевал. Громкий и уверенный тренерский бас тоже пропал. Говорил Иван Сергеевич медленно и тихо.

— Что с вами? — встревожился Кочетов.

— Старость, Леня! Всего одну ночь не поспал — и сразу заметно.

— Чего же вам не спится?

Галузин помолчал, словно раздумывая, — говорить или нет?

— Был у меня вчера Гаев, — кратко сообщил он.

Оба сразу замолчали. Леонид с волнением ждал, что скажет тренер. Как отнесся к его дерзкой затее?

— Старость, наверно, пришла, Леня, — негромко повторил Иван Сергеевич. — Боюсь! Стыдно сказать, буденновец, а боюсь.