Анатолий Голубев - Убежать от себя

• Название: Убежать от себя
• Автор: Анатолий Голубев
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Спорт
• Год: 1982

Роман А. Голубева посвящен спортивной теме.

Современный спорт, в том числе хоккей, – сложная сфера человеческих деяний. Задолго до того, как шайба влетит в сетку ворот соперника, уже бушуют невидимые миру страсти, уже приложен невидимый миру тяжкий труд. Спорт – прежде всего люди, а люди – всегда непросто. Судьба главного героя романа, старшего тренера сборной команды страны по хоккею Рябова, тому лучшее подтверждение.

---

– Но тогда это будет и не просто победа! – упрямо повторил Рябов.

Разговор заходил в тупик. Оба понимали, что смысл его теряется. Баринов со своей стороны уже проинформировал Рябова о точке зрения тренерского совета и руководства, о сигналах, поступивших в комитет, а Рябов в свою очередь высказался совсем не двусмысленно, что никакой вины за собой не чувствует и претензии отвергает.

Михаил Иванович откинулся в кресле. Мягкий свет, лившийся через дорогие шторы, располагал к душевной, мирной беседе. Но Рябова бесил именно этот кабинетный покой. Покой, за которым вставал несправедливый, неприязненный разговор. Хотелось встать и уйти. Но Рябов понимал, что не имеет права. Не потому, что боялся последствий столь неуважительного отношения к своему начальнику, а потому, что не видел в таком поступке пользы для общего дела.

– Мне говорили о вас разное…– медленно произнес Баринов и сделал паузу, давая возможность Рябову или задать вопрос «Что именно?», или подразумевать под этим самое худшее.

Рябов не спросил.

И Баринов продолжал.

– Но честно говоря, Борис Александрович, – Баринов впервые сегодня назвал его по имени и отчеству, – меня поражает в вас не то, что абсолютизируете свою идею и не хотите признавать других точек зрения. Нет. Поражает в вас полное отсутствие инстинкта самосохранения. Даже животным он свойственен…

– Не понял? – Рябов совсем по-другому взглянул сейчас на Баринова. Кожей почувствовал, что вот наконец разговор приближается именно к той точке, ради которой он и был сюда приглашен. Все, что говорили до этого – только дунь, и исчезнет, – легкий мираж.

– Зачем вам, уважаемому в спорте человеку, нужны неприятности? Разве мало того, что имеете? Разве стать олимпийским чемпионом, чемпионом мира и Европы недостаточно? Вы нарываетесь на неприятности, кажется, умышленно. Как самоубийца. Я отнюдь не считаю, что мы проиграем профессионалам. Но мы ничего не потеряем, если не встретимся с ними вообще.

«Ну конечно, как же я не уловил в нем именно этого, главного, качества характера. Округлости. Да, да, округлости! Долой все острые углы! Не трожь меня, и я тебя не трону! И в том же роде… Он просто трус, кроме того, что далеко не специалист в хоккее. Впрочем, заместитель председателя и не должен быть на равных со старшими тренерами в их видах спорта. Это невозможно. Но он не глуп. По-своему, конечно. Но округлый…»

– Вот тут вы глубоко ошибаетесь. Нельзя считать себя сильнейшим в спорте, если знаешь, что есть достойный соперник и ты с ним не встретился. Фанфаронство канадцев, их самонадеянность дорого им стоили на любительских турнирах. Они до сих пор никак не могут поверить, что в хоккей играют не только в Канаде. Потом, стоит нашим соперникам, опередив нас, встретиться с канадцами по-настоящему, они в этой борьбе кое-чему научатся, – а у канадцев есть чему поучиться!-и наши нынешние соперники сделают решающий шаг вперед на любительском чемпионате мира… Не убежден, что мы устоим. Спорт требует постоянного совершенствования, даже если оно на грани риска…

– Разумного, разумного риска! – подхватил Баринов.– А вы даже не сознаете, что вас ждет в случае неудачи. Все, созданное вами в течение многих лет, пойдет насмарку.

– Перестаньте меня пугать, – тихо, но вкрадчиво сказал Рябов.– Даже в хоккейной песенке поется: «Трус не играет в хоккей».

– То же песенка…

«Нет, он неотразим в своем конформизме! Он просто гениален в нем! Кажется, теперь я понимаю, какая сила привела его в руководящее кресло…»

– Похоже, вы сами боитесь?

– Сказал бы так: не хочу рисковать очертя голову. У меня семья, и, как вам, так и мне, ее надо кормить…

Рябов больше не слушал. Он встал. Все кипело в нем. Он понимал, что, если не уйдет отсюда сейчас же, может случиться непоправимое: он не сдержит себя, и тогда…

– Приятного аппетита вашей семье, -сказал он так, что любой вошедший бы в эту комнату человек мог подумать, будто Рябов сказал: «До скорого свидания!»

23

Он часто и надолго откладывал это удовольствие. Так поступают люди, которым нестерпимо хочется сделать что-то и это «что-то» будет в радость, но они слишком редко могут позволить себе роскошь истинного удовольствия. Смешно, но он, человек, совершенно далекий от техники, а может быть, именно поэтому, обожал возиться с машиной. Наверно, долгое и постоянное общение с механизмом человеческого тела – а что еще представляет собой хорошо тренированное тело спортсмена?– вызывало у него жажду общения с металлом. И тогда он дорывался до собственной «Волги» и колдовал над ней и под ней, делая профилактику – смазывая, ослабляя и подтягивая крепеж, в чем не было никакой нужды. Да и откуда взяться какому-нибудь сложному ремонту, когда машиной, которую он купил года три назад, совсем не пользовался – не было времени. Разъезды, тренировочные сборы… Машина эта терпеливо ждала своего повелителя. А он в это время летал из Монреаля в Токио, жил на теплом берегу в Леселидзе, что у Черного моря, или открывал новый Дворец спорта за Полярным кругом.

Потому-то на спидометре стояло смехотворно маленькое число пройденных километров. И когда он продавал предыдущую машину, уже состарившуюся по времени, по в отличном состоянии и с мизерным пробегом, покупатели недоверчиво смотрели на спидометр. Они никак не могли уразуметь, чем же занимается ее хозяин, как живет и зачем ему в таком случае нужен автомобиль.

Рябов и сам не знал. Быть может, именно для того редкого и радостного дня, когда мог с наслаждением поковыряться в ее железных внутренностях, ощутить упругое сопротивление совершенной конструкции, втянуть в себя неповторимый запах металла и масла. Ну не для того же он ее покупал, чтобы раз в год съездить в гости к приятелю или с женой на рынок?

Рябов вышел во двор. Он предвкушал встречу с машиной, стоявшей на яме, еще и потому, что где-то в глубине души надеялся, что работа, за которую брался в данный момент, отвлечет от мыслей, настоятельно и помимо его воли лезущих в голову.

«Волга»-фургон, один из немногих экземпляров в личном пользовании (то ли пятый, то ли шестой в стране – Рябову очень льстило, что в числе владельцев, купивших такую машину вместе с ним, стояли имена людей, известных не только на Родине, но и в мире), полыхал хромом и серо-голубым лаком. Облик автомобиля так удачно гармонировал с этим неярким, но удивительно прозрачным осенним днем.

Рябов, прежде чем приняться за работу – сразу все звуки, несущиеся из открытых дверей и окон дома и разносимые ветром по саду, как бы пропали, – обошел машину, не столько любуясь ею самой, сколько упиваясь возможностями познания земной красоты, которое она давала садившемуся за руль. Перед его глазами – фантазия Рябова в таких случаях не знала пределов – прошли видения тех бесконечных, так никогда и не осуществившихся и которым не суждено осуществиться, семейных путешествий. Его словно бросило в дрожь. Он тяжело смежил веки, и будто после долгой, многочасовой автомобильной езды побежало ему навстречу серо-черное полотно асфальта.

Рябов тряхнул головой, отгоняя видение, и открыл глаза.

«Так можно вообразить черт те что! Смотришь, и уговорю себя, будто все происходящее мне во благо. И глубоко наплевать на завтрашний день! И я вполне, как все нормальные люди, смогу спокойно дожить остаток лет без хоккея!»

Еще раз тряхнув головой, нетерпеливо и упрямо, он как бы попытался отогнать и эти мысли, в которые сам не верил.

Рябов открыл багажник автомашины и достал инструмент. Гаража на даче не было – недосуг соорудить даже временную халупу, чтобы машина не мокла под дождем, когда он время от времени бывает летом на даче. В городе просторный и теплый гараж находился у него прямо под домом.

Рябов, подобно хирургу, готовящемуся к сложной операции, разложил на постеленном по осенним листьям замшевому лоскуту, которым вытирал машину после мойки, ключи, привезенные из Швейцарии. Он увидел их в витрине специального магазина – сверкающий набор хромо-ванадиевых ключей. И накидных, и с головками, и обычных. Сразу же решил купить, чем вызвал удивление ребят. Удивление, перешедшее еще в большую уважительность, – не каждый бы из них решился выбросить на автомобильные ключи такие деньги, хотя в команде были и заядлые автомобилисты.

Знал, что поступил правильно. И даже не потому, что купил действительно великолепную вещь, хотя ему и мало нужную. Он знал, чувствовал, что тот напор корысти, который давит некоторых поднявшихся на хоккейный Олимп парней, надо сдерживать. И не словами, увещеваниями, действующими на рвачей, подобно воде на щуку, а личным примером…

Да, хоккей не просто его профессия и работа, хоккей – это его жизнь. Хочет он или не хочет это признать. Где-то здесь сокрыт корень тех терзаний, которые бы любому другому доставили куда меньше забот. И потому, наверно, так тесно в его доме переплелись даже столь далекие друг от друга предметы, как хоккейная клюшка и набор автомобильных ключей.