Б. Кайго - Тигр в лабиринте

• Название: Тигр в лабиринте
• Автор: Б. Кайго
• Издательство: Феникс Северо-Запад
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-222-06375-5/5-93835-117-0

Предлагаемая читателю увлекательная история восхождения по пути мастерства простого деревенского паренька больше всего похожа на старинную сказку или хорошо написанную повесть в жанре фэнтези. Однако, именно так звучит предание о ранних годах жизни великого китайского целителя и философа эпохи Тан Ли Юя, друга и ученика прославленного Сунь Сымяо. Книга иллюстрирована репродукциями современной китайской живописи на мифологические и сказочные сюжеты.

---

Военачальник был настолько ошеломлен ощущением безвременья и вечности, царящим в этом дворце, что у него закружилась голова. Он даже испугался, что ему станет дурно, но в этот миг увидел свой план, скрученный в свиток и аккуратно перевязанный шелковой нитью. План лежал на полу, и военачальник стал покорно ожидать божественной похвалы или порицания. Но ни того, ни другого не последовало. Нефритовый Император жестом показал, что разговор закончен. Не вправе подняться, наш полководец попятился назад, но тут его подхватили слуги и понесли прочь. Он очнулся уже на лугу, далеко от дворца, где его подняли на ноги и бросили в Небесную Реку* [6].

Довольно странно, но по какой-то причине он не испытывал страха. Шел дождь, и миллионы бриллиантовых звезд падали в бушующую реку, которая неистовствовала и рычала, словно тысячи тигров. Но душа военачальника была спокойна, он медленно погружался в глубину. Все глубже и глубже, пока мерцающий свет Реки совсем не пропал вдалеке. Так он дошел до самого дна и в этот миг проснулся. Он находился дома, в своей постели, и слуга только что принес завтрак.

Каково же оказалось его удивление, когда спустя некоторое время он развернул свиток и увидел, что Небесный Император, или кто бы это ни был, передвинул стену на 122 ли к югу в долину Чо, где она была совершенно не нужна.

Что было делать? Боясь ослушаться божественного наказа, военачальник приказал строить стену так, как показано на карте, из-за чего и был призван к ответу уже перед императором Китая. Услышав столь неправдоподобную историю, земной владыка снял обвинение в измене, приговорив военачальника к смерти за пьянство и пренебрежение долгом. И тогда отчаявшийся подсудимый сказал то, что навеки стало одним из самых удивительных оправданий в истории Поднебесной. Он сказал, что выполнил приказ и построил стену согласно требованиям императора. Но однажды туда прилетел дракон и заснул, уютно устроившись у стены. Мощное тело зверя отодвинуло стену, поэтому она и оказалась в долине.

Так появилась легенда о Перине Дракона; судьи изрядно посмеялись, но, будучи друзьями военачальника, хотели всеми силами спасти его от казни. Хитрые и не особо щепетильные в средствах, они подкупили придворного прорицателя императора, и тот объявил:

— О Сын Неба, я увидел на триграммах* [7], что по причине, ведомой лишь Небесному Владыке, эта часть стены — наиважнейшая из всех твоих укреплений! И столь важна она, что не смертным охранять ее. Похорони там заживо десять тысяч воинов, и пусть их души охраняют этот форпост.

Император был человеком гуманным и попросил прорицателя еще раз свериться с триграммами, дабы проверить, не закралась ли тут какая ошибка. И после очередного подкупа провозвестник изрек:

— О Сын Неба, да будет на то твоя воля, но триграммы ясно говорят, что нужно похоронить вань. Однако вань — это не только десять тысяч. Это может быть и имя одного конкретного воина! Решение очевидно, о Владыка, разве можно выбирать между жизнью одного человека и судьбой самой важной для Неба стены?

Император по-прежнему был недоволен, но выбора у него не оставалось. Поэтому он приказал своим слугам найти первого попавшегося Ваня и похоронить его под стеной.

Вань оказался воином и вел себя как герой, ведь ему сказали, что это большая честь, ибо он выбран самим Небом. Его семье выделили монет из императорской казны. Затем под стеной вырыли яму, положили туда Ваня и возвели над ней большую башню — Драконий Глаз, дабы отныне часовой вечно нес свою одинокую вахту.

Сам же император настолько устал от этого дела, что запретил даже упоминать о злосчастной стене и обо всем, связанном с ней. Что и сыграло на руку военачальнику, который был отпущен на свободу и преспокойно дожил свои дни в воспоминаниях и богатстве.

Целое столетие Перина Дракона являлась любимым зрелищем зевак. Поначалу, конечно, ее охраняли, однако практического значения она не имела и со временем пришла в запустение. Даже зеваки утратили к ней интерес; она поросла сорняками и частично обвалилась. Правда, это был рай для детворы и любимое место для игр, пока однажды не случилось нечто странное.

Как-то вечером, когда дети, как обычно, играли у стены, послышался странный звук.

Из Драконьего Глаза донесся глухой, безжизненный голос, словно из бамбуковой трубы в двести ли длиной. Дети тут же бросились врассыпную, но хорошо запомнили те странные слова.

Возможно, бедный Вань, и поныне охраняющий стену, хотел что-то сказать своему народу и для этого выбрал детишек нашей деревни Куфу? Как знать. Но ежели так, то это было очень странное послание. Покуда смысл его не смогли разобрать даже самые знаменитые ученые и мудрецы. Если почтенные читатели желают попробовать свои силы, то я дам им такую возможность:

Нефритовый серп, Шесть, семь. Чаша с огнем, Ночью как днем. Пламя как лед, Зло и добро, Золото и серебро.

Глава 2, в которой рассказывается о начале сбора шелка, о страшной беде, постигшей деревню, о том, как Лу Юй по прозвищу Десятый Бык отправляется в столицу на поиски мудреца и на улице Глаз встречает знак судьбы

Моя история начинается в год Тигра — 3337* [8], когда настало время сбора шелка.

Урожай обещал быть превосходным. Яйца шелковичного червя, которые раздал нам Хапуга Ма, были здоровые и черные как смоль, а листья шелковицы столь сочны, что се рощи напоминали гобелены, сотканные из толстой зеленой парчи. Всюду сновала детвора, распевая:

Лист шелковый столь хороший, что захлопаешь в ладоши.

Вся деревня гудела как растревоженный улей.

Девушки несли к монастырю на холме соломенные корзины, и монахи прокладывали их желтой бумагой. Настоятель благословлял корзины и жег фимиам, дабы умилостивить покровителей урожая. Крестьяне относили к реке бамбуковые решетки и корытца, где старательно их скребли. Кто-то собирал полевые цветы и перетирал их, кто-то маленькими кусочками нарезал фитильки свечей, а старики смешивали зубцы чеснока с мокрой землей и клали их на стены хижин. Если чеснок давал много побегов, это сулило щедрый урожай; и никогда еще в деревне не видали такого количества побегов.

Женщины на ночь клали яйца шелкопряда под перины, чтобы во время сна согревать их, а старики бросали горстки риса в котлы, поставленные на маленький огонь. Вода закипала, и, когда пар поднимался вверх, можно было начинать.

Пора!

Женщины очищали яйца гусиными перьями и клали в корзины. Затем все посыпалось тертыми цветами и порошком из фитильков, и корзины можно было ставить на решетки.

Гусиные перья аккуратно втыкались по краям корзин, и под решетками разводился огонь.

Все на коленях молились покровительнице шелка Даме Коньей Головы, и вскоре в каждой хижине появлялись новорожденные гусеницы.

Вылупившись, шелкопряды лениво извивались, наслаждаясь теплом от огня, но вскоре они начинали есть… Пока не увидишь шелковичного червя, трудно представить, сколько он ест, а ест он только листья шелковицы. Без преувеличения можно сказать, что чавкающие звуки прожорливых гусениц способны разбудить залегшего в спячку медведя, не говоря уже о человеке. Проходил же почти месяц, прежде чем гусеницы начинали плести кокон, и за это время было всего лишь три периода, когда они не ели: краткий сон, второй сон и долгий сон. После этого они погибали, если оставались без еды хотя бы час, и мы работали день и ночь, обдирая листья шелковицы и принося их в хижины. Детям, конечно, отводилось время для отдыха, но остальным едва ли удавалось сомкнуть глаза.

Поскольку шелкопряды постоянно нуждались в тепле, старшие в семьях попеременно поддерживали огонь, а дети, еще слишком маленькие, чтобы собирать листья, были предоставлены самим себе. Мы же обдирали все деревья до ветки и в конце концов усталые и истощенные приходили в рощу к оценщику Фану. Его листья стоили недешево, но у него росли самые сочные тутовые деревья.

Тем временем шелкопряды постепенно меняли цвет с черного на зеленый, затем на белый, потом становились прозрачными; и тогда старики ставили перед решетками специальные загородки, чтобы гусеницам было где спрятаться и плести нить.

Оглушительные чавкающие звуки плавно переходили сначала в рев, затем в звук, напоминающий далекий прибой, и в конце концов превращались в шепот. Тогда внезапно наступающая в деревне тишина казалась просто невероятной. Дела заканчивались, следовало лишь поддерживать огонь. И при благосклонности судьбы через три дня за загородками вырастали настоящие сугробы, называемые цветами шелкопряда. Они громоздились на решетках, и теперь эти шелковые нити, более тысячи чи* [9] длиной, можно было брать и спокойно навивать на веретена.

Работа заканчивалась. Люди доползали до постелей или засыпали где попало.

Я проснулся на пятнадцатый день восьмого лунного месяца* [10], как раз в мой девятнадцатый день рождения. За окном шел тихий дождь, но облака уже начинали расходиться. Косые лучи света играли в серебряных капельках, и легкий туман лежал на полях, как вата. Вдалеке виднелся неясный силуэт Перины Дракона, а на берегу реки мальчишки дразнили дочурку Фана. Олененок каталась на буйволе под дождем, и промокшая рубаха четко вырисовывала маленькую грудь, которой еще месяц назад не было заметно. Мальчишки бегали за девчушкой, а она смеялась, явно довольная таким вниманием. Далеко на холме зазвонил колокол; я сладко потянулся на постели, чувствуя ароматные запахи чая и каши из кухни тетушки Хуа, и вдруг резко вскочил. Ребята на реке с выпученными от ужаса глазами смотрели на Олененка, которая внезапно побледнела как смерть. Она схватилась за горло, сдавленно крикнула и повалилась наземь.