Валентин Гагарин - Мой брат Юрий

• Название: Мой брат Юрий
• Автор: Валентин Гагарин
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-7880-0098-X

В повести рассказывается о детстве и юности первого космонавта земли Юрия Алексеевича Гагарина, о времени и условиях, в которых он рос, в которых развивался и мужал его характер.

---

В ту осень и зиму сорок седьмого — сорок восьмого года Пушкин надолго и прочно вошел в наш дом. Увлечение им началось с не единожды перечитанных прелестных сказок — о рыбаке и рыбке, о золотом петушке, о царе Салтане. Сказки захватили нас, повели за собой. От сказок перешли к другим, более серьезным вещам. В долгие зимние вечера, когда пурга за стенами бесится, в нашей избе так уютно от пышущей жаром печи, оттого, что в сборе вся семья, оттого, что звенит пушкинской строкой Юрин голос:

Была та смутная пора,
Когда Россия молодая,
В бореньях силы напрягая,
Мужала с гением Петра.
Суровый был в науке славы
Ей дан учитель...

Он читает громко, с выражением, только, пожалуй, как и все завзятые книгоеды, слишком торопится. Отец приставил руку к уху — после тифа у него обнаружилась глухота, покачивает головой в такт пушкинским стихам, а когда Юра останавливается перевести дыхание, просит:

— Не тараторь ты, ради бога. Ведь о Петре Великом читаешь, понимать надо.

Перебивать сына во время чтения он не решается.

Мама, кажется, рукоделием занялась, а посмотришь — рукоделие забыто, лежит на коленях, а сама вся превратилась в слух. Честно признаюсь, что поэзия Пушкина долго пугала меня, боялся я подступиться к ней. И если сейчас беру я в руки томики стихотворений великого поэта, беру с охотой и наслаждением — это с тех вечеров началось. А у Юры увлечение Пушкиным переросло в любовь к нему — и к творчеству поэта, и к личности его.

Думается мне сейчас, что это увлечение Пушкиным было вовсе не случайным. Юра по натуре своей был очень жизнелюбивым человеком, и весь строй гениальной пушкинской поэзии был созвучен его характеру, его внутреннему «я».

Так же, как и Пушкина, вслух, по вечерам, читывали мы всей семьей басни Крылова, рассказы и повести Горького. С годами убеждаешься: ничто в жизни не проходит бесследно. Думаю. Юра вспоминал эти чтения по вечерам, когда — много позже — писал: «В душе каждого из моих товарищей... в душе каждого из советских людей... живет несокрушимый дух горьковского Сокола, горьковского Буревестника, самого Горького, их «уверенность в победе»...» Эти слова — из речи, с которой Юра должен был выступить на торжественном заседании по случаю столетия со дня рождения писателя. Должен был выступить и — не успел...

Помню, что, начиная с этой осени, вместе с учебниками Юра постоянно носил в своей полевой сумке книги Лермонтова, Толстого, Некрасова, Гайдара. Именно тогда, кажется мне, начали складываться его читательские вкусы. И во всем этом, снова подчеркиваю здесь, сказывалось влияние Ольги Степановны Раевской. Юра был активным участником затеваемых ею читательских конференций, по ее рекомендации вел дневник прочитанных книг, заучивал наизусть великое множество стихотворений.

А ведь время-то какое было! Вот как вспоминает о нем сама Ольга Степановна Раевская:

«Первого сентября 1947 года Юра пришел учиться в пятый класс. Классы маленькие, в деревянном доме. Заниматься зимой было очень холодно: замерзали чернила в бутылочках, которые дети носили с собой в школу. Иногда и сидеть приходилось в пальто...»

Далее — все это цитируется из письма Ольги Степановны — она пишет:

«...Язык Юры был чистым и выразительным. Он очень хорошо читал басни и стихотворения, например: «Бородино», «Волк на псарне», «Советский простой человек». Писал грамотно, ошибок делал мало... Он любил декламировать стихи о смелых, героических поступках советских людей. Читал произведения о Юрии Смирнове, Александре Матросове, отрывок «Руки моей матери» из «Молодой гвардии» А. Фадеева...

Услышав по радио сообщение о том, что в космос поднялся Ю. Гагарин, я подумала: «Уж не мой ли это Юра?» И перед моими глазами встала стройная фигура пионера с красным галстуком на груди. Я радовалась и восхищалась своим бывшим учеником, в воспитание и оформление характера которого внесла частицу и я, как преподавательница литературы и русского языка».

...Мне думается, что, если я не рассказал бы здесь о пристрастии Юры к чтению, о том, как учился он понимать и любить литературу, портрет пятиклассника Юрия Гагарина получился бы неполным. Значит, неполным было бы и наше представление о Гагарине-космонавте.

ГЛАВА 3 На пороге юности

Сватовство

С улыбкой вспоминаю я теперь, как нежданно-негаданно и нечаянно даже вмешался Юра в мою жизнь, да так вмешался, что круто изменилась она с того момента, по другому руслу потекла.

А дело было так.

В то утро я брился особенно тщательно и с особым старанием, стоял перед зеркалом, приглаживал волосы, и долго, так и этак, примерял галстук.

Юра сидел за столом, читал книгу, искоса — я заметил это — наблюдал за мной.

Кое-как управился я с неподатливым узлом на галстуке — редко приходилось мне его надевать, набросил на плечи пиджак.

— Ты куда, Валентин, вырядился так?

— Свататься иду.

Юра бросил книгу на стол, поднялся со скамьи. Глаза у него округлились.

— Врешь!

— С чего бы это мне врать?

— Возьми меня с собой. Возьми, не пожалеешь.

— Я пошутил, Юрка. Просто девушку одну навестить хочу.

Он и верил и не верил, и разочарование увидел я на его лице.

— Эх ты!.. В жизни не видал, как сватаются.

— Ладно, пойдем,— вроде бы неохотно согласился я.— Так и быть, Юрка, пойдем. Хоть проводишь меня.

По правде сказать, я рад был тому, что он увязывается со мной. Путь в Горлово недальний, но когда идешь на костылях... И потом, собрался-то я к девушке почти совсем незнакомой — неизвестно еще, как она примет, пустит ли на порог. Вдвоем все-таки смелее.

Юрка быстро натянул на себя свою парадную форму — черные брюки и белую рубаху, повязал пионерский галстук.

— Валь, а она... хорошая девушка?

— Очень.

— Пойдем.

Было первое воскресенье мая, день был тихий и солнечный. Странная все-таки штука: все воспоминания о добром, хорошем непременно окрашены в солнечный свет — свойство, что ли, у памяти такое? Была долгая дорога в очень не далекую от Гжатска деревушку Горлово. Дорога с привалами — время от времени надо было отдохнуть, с ленивым, ни к чему не обязывающим разговором, с размышлениями о том, что вот минуем сейчас этот придорожный кустарник, поднимемся на пригорок, спустимся в него — и как раз начнутся крайние избы Горлова. В одной из этих изб и живет девушка, к которой — нет, не свататься мы идем: я и в самом деле пошутил, когда брат напрашивался со мной в дорогу,— а так... закрепить знакомство, что ли.

— Валь, а она кто? Как ее зовут?

— Она-то? Серьезный человек двадцати лет с очень русским именем Маша и с такой же русской фамилией — Иванова. Устраивает?

— Ага. Маша Иванова. Не забудешь.

Я очень мало знал ее, Машу Иванову. Увидел случайно на одной из вечеринок, куда вот так же, на костылях, ходил с дружками. Познакомился. Красивая девушка, правда, застенчивая чересчур. Потом ребята рассказали: родителей у Маши нет, живет с сестрой.

А мне Маша после первой нашей встречи и еще двух-трех мимолетных накрепко запала в душу: только о ней и думал. И на днях, пересилив себя, направился в гости.

— Вот мы и пришли, Юра.

Маша, к большой моей радости, дома была одна. Заслышав наш стук в дверь, завидев нас на пороге, растерялась:

— Заходите, ребята, присаживайтесь, пожалуйста.

Я опустился на скамью. Юра потоптался и неловко пристроился рядом со мной. Маша стояла у окна, беспокойными пальцами теребила пуговицу на кофточке. Юра исподтишка толкнул меня локтем: говори, мол, что-нибудь, неудобно же. А у меня в горле пересохло, с чего затеять разговор — не догадаюсь. Минуты две, наверно, длилось молчание. За это время я успел рассмотреть все сучки на отскобленных добела половицах и подумать о том, что, наверно, довольно жалкое зрелище представляет собой жених на костылях. Хватило же у меня нахальства в таком вот виде заявиться в гости, когда вот и в Гжатске, и в том же Горлове столько здоровых парней ходит. У такой невесты отбоя в женихах не будет.

Юра снова толкнул меня локтем. Тут уж я понял, что дальше молчать просто-напросто неприлично — раскрыл рот.

— Это,— говорю,— братишка мой. Юрой зовут.

— Вот как! — отвечает Маша.— А я его знаю — он в нашей деревне иногда бывает. И вы между собой похожи, даже очень.

А сама в окно смотрит, нас и не видит.

И снова неловкое молчание.

Юрка наконец осознал, что от меня проку не будет. Я даже не поверил, когда услышал вдруг его голос:

— Маша, а если мы к вам свататься придем, вы нас не прогоните?

Эх, сквозь землю провалиться бы мне вместе с проклятыми костылями!.. Ну, погоди, братишка, задам же я тебе трепку! Дай только отсюда живым выбраться...