Брайан Олдис - Босиком в голове

• Название: Босиком в голове
• Автор: Брайан Олдис
• Издательство: Амфора
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 5-8301-0185-8

Когда в Штатах на своих первых концертах горланили `Роллинг Стоунз`…Когда по всей Европе студенты выкладывали собственными голыми телами слово `Революция`… Именно в ту эпоху Брайан Олдис (р. 1925) писал лучшие из своих романов. Этот автор оказался способен на то, что не удавалось никому из его предшественников. Романы Брайана Олдиса — это сплав голливудского блокбастера и суперновых достижений постмодернистской прозы.

---

Нежные пухлые губы зовут прежде чем войти в штопор детские

Самолет начинает снижаться возможно Брейшер белою страной влекомый, к ней ринулся, но не дано коснуться неприкасаемый авиарайнер исчез в мороке гор и задумчивых долин

Огромный шрам метрополии внизу тридцать тысяч трамваев взламывают сухую бетонную корку. Серебряная нить Темзы разверстой трещиной и бравый капитан Матс Хаммерстрём берет курс на нее

Все, что смог удержать Брейшер в реторте своего черепа, это «кортина» старой модели и грузовик с шотландским номером откуда-то из Глазго. Вот и вся прекогниция. В следующий миг. Наш капитан. Тауэр-Бридж. Мост. Прямиком. В. Око Успенского.

— Наш самолет камнем рухнул в пылающую реку, спастись же удалось только мне, — закончил свой рассказ Брейшер.

Чартерис едва не врезался в группу людей, резко в сторону разбегаются, адреналин тут же прочищает мозги.

— Люди стали друг за дружку держаться, — сказал он. — И вообще все их повадки изменились.

— Это все бомбы, — кивнул Банджо Бертон. — Они стали перегруппировываться, понимаешь? Все, что у них было, они порастеряли. Теперь идеи одиночества и коллективного существования воспринимаются совсем иначе. Теперь повсюду новый саунд.

— Мне посчастливилось спастись. Я едва не захлебнулся, — настаивал на своем Брейшер.

— Но ведь это совершенно другой мир — новый! Я даже слышу его — гул словно перед землетрясением… — прошептал Чартерис.

— Как будут рады моему возвращению ребята из «Эскалации», — задумчиво протянул Бертон.

— Как здесь необычно, — сказал Чартерис, прислушиваясь к мерному рокоту двигателя.

— Как меня ждут в Лофборо! — довольно пробасил Брейшер. — Особенно жена.

Чартерно залился смехом: партия водителя под аккомпанемент четырехтактного двигателя. Серебристая лента дороги, его узкое море сам же он — сэр Фрэнсис Дрейк. Далеко на севере лежит его мыс — Мыс Доброй Надежды.

— От инфразвука толпа тащится со страшной силой, — сообщил Бертон.

— Роббинс сопляк и никакой он не святой, — тут же очнулся от тягостных раздумий Брейшер. — Я должен подготовить нового ученика, что смог бы овладеть тайнами иррационального, обуздать его безудержный поток.

— Подготовьте меня, — предложил Чартерис.

Дорога вела их все дальше и дальше на север прочь от былого. Мимо них проплывали города, дома, группы людей, но куда чаще они видели черные стволы деревьев, тяжелые зимние ветви, тонкая пленка материи, натянутая на гигантский барабан бытия. Скверов Севера Скверна. И трое мужчин, сидящих в машине совсем рядом и все же страшно далеко друг от друга, свидетельствующих, но не понимающих даже примерно того, что с ними происходит. Функционеры. Значения функции. Столь многообразным и многоликим было бытие их, что они могли овладеть лишь ничтожной его частью, став тем самым частной производной чего-то неизмеримо большего, того, что не дано знать человеку.

Фрагмент поэмы, приводить которую полностью вряд ли имеет смысл

Когда-нибудь и я наверх отправлюсь
По просевшим ступеням взбегу и окажусь в коридоре
Где полы выложены разноцветной плиткой
Красное и черное до боли знакомо
И тут же представится
Что некогда я уже был
И не просто но именно здесь
Где плиток узор вторит себе во взоре
Взор же узревает в нем самое себя
Красное с черным
Регулярность узора
Недвижность моя и незыблемость плит
тому подтвержденье

Суточный ритм

Мой суточный ритм
Твоя суточный
ритм
Наш суточный ритм
Ритм

Дня темень ночи свет
Сменяет хожу огнем
Ущербное светило
Себе сам свет

Задумчивый светильник
Помигивает в такт моей судьбе
Бесследно свет желанья тает
Сменяясь беспросветной явью

Мой суточный ритм
Твой суточный ритм
наш суточный ритм
Ритм

Звуки мертвого моря Реставрация рая

Мы знаем — было время
Когда мир был иным точнее не был
Тем чем стал впоследствии чем станет
По причинам всем нам известным

Скажем еще раз…
Порой мы вспоминаем об этом не где-нибудь
Но в спальне — рай и вослед
Катастрофа! В этом и состоит суть настоящего.
То чему мы отдаемся с такою страстью не более чем
Излет наших кривых Кривых.
Когда жива во мне страсть в тебе
Нас нет в ней лишь сама она не мы она

Все совершилось задолго до нас
Сущностное подлежит актуально бытующему — не так ли?
Нам не осталось ничего иного как только противостать
Славным нашим прародителям, смиряя вихри страсти,
Ввергающей нас в муки заблудших
Окаянных

Ведь рай стал уже легендой.
Мы поселились в холодном недобром мире
С высокими-превысокими небесами
Надо быть горой, чтобы дотянуться до них —
Это наш единственный шанс, иного не дано
Стать горой проснуться и стать горой

Все беды и змеи в нас самих
Но здесь же обитает и множество иных животных
Среди прочих твои союзники Дар слова тоже здесь —
Мечта психопомп и теноров
(прислушайся к пению птиц и сравни его с гнусавым
голосом какаду)

Общение с животными, обитающими
По ту сторону шизофренического безвременья:
Блаженство иных тел: райские
Прогулки за пределами жизни и
Смерти: рецитация сакральных
Формул: вот четыре известных пути

К престолу вольных
Что живут на Древе
Космическом Древе
Над Океаном
Бытия
Мы все это знаем
Все что нам надлежит делать
Это проснуться и знать.

Смерть это грех.
Пока мы уязвимы,
Мы можем впасть в него.
Автострада полна соблазнов,
Но подлинный водитель безгрешен
Его нет и потому
Время жизни его бесконечно
И живет он не здесь.

Катание со смеху

Мы признаемся им в своей любви
И они будут смеяться до слез
Мол, лев решил соблазнить голубку
Они будут ржать как кони

Они усаживаются в свои машины только затем
Чтобы поржать
Попробуй открыть перед ними банку сардин
Они будут кататься со смеху

Что же случилось со старой доброй прямой?
Впрочем, не нашего ума это дело
Хватает забот и без нее.
Посмотри вокруг
Когда правит не разум
Кривы не только линии — верно?

Скажи им страшные, мол, ныне времена
Они будут смеяться до упаду
Ну а при слове любовь и вовсе
Они будут кататься со смеху
Они будут кататься со смеху

Топография неудачного свидания

ТО

МЕД

ИЛИ

ОГОНЬ

МНОГОЗНАЧНАЯ АВТОСТРАДА

Поток образов захлестнул ее. Фил Брейшер, ее супруг, становился все агрессивнее — он чувствовал, что сила покидает его, переходит к этому странному чужеземцу. Чартерис обладал тем, чего так недоставало Филу, — у него был яркий Gestalt.[11] Уверенность, красота, сила. Он был самим собой. Может быть, это и есть святость? Как тут о нас, грешных, не вспомнить… Вот уже пара недель, как безумная толпа, разинув рты, ловит каждое его слово — здесь, в Лофборо, никого так не слушали, даже ее мужа. Сама она его не понимала, но это не значило ровным счетом ничего — она ведь тогда не здесь была, когда бомбы упали. Если она что-то и чувствовала, так это его силу. Силищу.

Он то и дело представлялся ей нагим.

Нервы на пределе. Арми Бертон, соло-гитарист, проплывает перед ее мысленным взором, шепчет: «Пора в поход!» Помигивая, мимо фонари, черточки деревьев, мохнатые бодростки. Мужчин она не слышала. Они сошли с раздолбанного застенчивого тротуара и теперь шли по обочине дороги — мимо с ревом неслись машины, обдававшие их потоками гари и грязи. Ей хотелось кричать — своим вторым зрением она видела огромный грузовик, что несся прямо на ее супруга; визжат тормоза, но поздно — поздно… Она видела даже номера на борту: машина эта шла из Глазго в Неаполь. Транзит. Раз за разом, снова и снова она сбивала Фила, и тот превращался в ничто, в кровавое месиво, так и не закончив своего спора с Чартерисом, спора о многомерных логиках.