Сомерсет Моэм - Записные книжки

• Название: Записные книжки
• Автор: Сомерсет Моэм
• Жанр: Публицистика

Дневниковые записи великого английского писателя.

Его остроумные максимы и ироничные афоризмы.

Его впечатления от встреч с современниками - и наброски будущих произведений.

Его неожиданный, местами парадоксальный взгляд на классическую европейскую и русскую литературу - и его литературоведческие и критические очерки.

Читатели этой книги откроют для себя совершенно нового Сомерсета Моэма - во всей широте его многогранного таланта.

Источник: Узорный покров: Роман. Рассказы. / Пер. с англ. — М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. — 624 с.

---

Отъезд. У пристани на пассажиров и их спутников набрасываются женщины, предлагая им lei — гирлянды натуральных или сделанных из желтой папиросной бумаги цветов. Их вешают отъезжающим на шеи. С парохода пассажиры бросают в стоящих на причале разноцветный серпантин, и борт судна весело пестрит полосками желтого, зеленого, голубого и фиолетового цветов. Оркестр играет «Алоаха Ое», и под прощальные крики пароход, разрывая серпантинные ленты, медленно отчаливает.

* * *

Килауэа. Вулкан этот расположен на острове Гавайи, самом крупном в архипелаге. Сойдя на берег в Хило, едешь в гору, сначала через поля риса и сахарного тростника, потом, забираясь все выше, через заросли огромных древовидных папоротников, очень причудливых и странных, будто рожденных воображением художника, иллюстрирующего романы ужасов. Всевозможные вьющиеся растения непроницаемой сетью оплели деревья. Но постепенно растительность отступает, и оказываешься на покрытой лавой равнине, серой, мертвой и безмолвной; здесь не растут деревья и не щебечут птицы, сквозь слой лавы пробивается дым, кое-где густой, в других местах тонкими прямыми струйками, словно дым из деревенской трубы. Тут выходишь из машины и идешь пешком. Под ногами хрустит лава. То и дело переступаешь через небольшие трещины, из них поднимается сернистый дым, от которого першит в горле. Подходишь к неровному краю кратера. Подготовиться к этому зрелищу невозможно. Оно изумляет и устрашает. Внизу огромное море лавы, черной и тяжелой. Она непрерывно движется. Но лава покрывает это море лишь тонкой коркой, время от времени корка лопается, и в разрывах виден красный огонь, там и сям в воздух гейзерами вздымаются столбы пламени метров на десять — пятнадцать. Раскаленные добела, они бьют ввысь, как искусственные фонтаны. Более всего поражают воображение две вещи: во-первых, грохот; он напоминает грохот прибоя в непогоду, такой же неумолчный, или рев большого водопада, такой же грозный; а во-вторых, движение; лава перемещается беспрестанно, но скрытно, словно крадучись, и в ее едва заметном движении чудится умысел живого существа — некая целеустремленность, злобное упорство; и в то же время оно превыше всего живого, в нем чувствуется непреложность рока и безжалостность времени. Лава подобна огромному бесформенному чудищу, порождению первобытной слизи, медленно ползущему в поисках отвратительной добычи. Лавовая масса неуклонно продвигается к пламенеющему прогалу и вдруг будто проваливается в огненную бездну. Неподалеку от меня кто-то произнес: «Батюшки, прямо сущий ад!», но стоявший радом священник, обернувшись, возразил: «Нет, скорее, лик Божий».

* * *

Тихий океан. Бывают дни, когда он такой, каким виделся в мечтах. Спокойная водная гладь ярко синеет под голубыми небесами. Над горизонтом кудрявятся облака, принимающие на закате такие очертания, что невольно думаешь: перед тобою горная гряда. Потом наступает восхитительная ночь, небо усыпано яркими звездами, а позже, ослепляя своим сиянием, всходит луна. Но чаще, чем можно ожидать, океан волнуется, по нему ходят белые барашки, вода порою становится серой, как в Атлантике. Океанская ширь мерно и тяжко вздымается. Самое удивительное в Тихом океане — его пустынность. День изо дня плывешь, а вокруг ни единого корабля. Время от времени появляются морские чайки — значит, недалеко земля, один из островов, затерянных в безбрежных водах; но ни грузового парохода, ни парусника, ни рыболовного суденышка. Необитаемая пустыня; и тебя вдруг охватывает смутное предчувствие беды. Есть в этой бескрайней и безмолвной пустоте нечто жуткое.

* * *

Пассажиры. Грей: высокий, могучего сложения еврей, очень сильный, но мешковатый и неуклюжий; у него длинное худое, землистого оттенка лицо, большой нос и темные глаза. Голос громкий и резкий. Он бесцеремонен, нахрапист и во всем хочет добиться своего. Вспыльчивый и самолюбивый, он всюду усматривает обиду. То и дело грозит расквасить нос непонятно кому. Обожает играть в покер. Если представится случай, не преминет заглянуть в карты соседа. Неизменно клянет полученные карты и свое невезение, но почти всякий раз встает из-за стола в выигрыше. Проиграв же, выходит из себя и принимается поносить остальных игроков, после чего уходит и целый вечер ни с кем не разговаривает. В денежных делах очень сметлив и при случае обжулит собственного друга, хотя бы на шестипенсовик. Но сентиментальная песенка на пластинке или красота залитого лунным светом океана сильно действуют на него, и он восклицает дрожащим голосом: «Черт, вот здорово!»

Элфенбайн. Едет по делам фирмы в Сидней. Этот коренастый крепыш гораздо моложе Грея, его большая голова покрыта курчавыми темными волосами, на висках обширные залысины, глаза выпуклые, карие; неизменно чисто выбрит. Родом он из Бруклина. Такой же шумливый, вульгарный и громогласный, как Грей, он, однако, добродушен и, при всей грубости выражений, служащих ему чем-то вроде защитной брони, обладает тонкой чувствительной душой. Он остро ощущает свою национальную принадлежность и, когда разговор заходит о евреях, замолкает и смущенно отводит взгляд. Обладает кипучей энергией. Беспрестанно орет трубным голосом. Умеет считать деньги и не даст себя надуть. В Паго-Паго он взял с собой на берег несколько старых сорочек и обменял их у туземцев на бананы, ананасы и игрушечные каноэ.

Маркс — опаловый король Австралии; это коротышка лет сорока, с седеющими волосами и изборожденным морщинами личиком. Он прирожденный клоун и охотно выставляет себя на посмешище. Самозабвенно участвует во всех развлечениях, устраиваемых на борту. На карнавальное шествие вырядился гавайской танцовщицей и с огромным воодушевлением разыгрывал эту роль.

Мелвилл. Высокий человек с угрюмым, резко очерченным лицом и длинными темными, только начавшими седеть кудрями. Направляется в Австралию ставить там американские фарсы и музыкальные комедии. Объездил весь мир и восторженно расписывает Цейлон и Таити. Очень учтивый собеседник, но по природе молчалив. Целыми днями сидит и читает французские романы.

* * *

Об А-Фонсе мне рассказал судовой механик. Вначале А-Фонс работал на Гавайях носильщиком-кули, потом стал поваром, скупал землю, ввозил на Гавайи китайских работяг и в конце концов разбогател. Женился на метиске, наполовину португалке, и завел кучу детей. Их воспитали американцами, и А-Фонс чувствовал себя среди них чужим. Он-то глубоко презирал западную цивилизацию. Часто вспоминал женщину, с которой в молодости жил в Китае как с женою, вспоминал портовую суету и свое там житье-бытье. В один прекрасный день, собрав семейство, он объявил, что уезжает. И таинственно исчез.

Здесь есть наметки для рассказа, но я его так и не написал, поскольку выяснил, что это уже сделал Джек Лондон.

Паго-Паго. Корабль плывет вдоль берега, почти сразу уходящего круто вверх; холмы сплошь покрыты буйной растительностью; берег обрамлен густыми рядами кокосовых пальм, среди них виднеются сплетенные из листьев и травы хижины самоанцев, там и сям белеют церквушки. Наконец добираемся до входа в гавань. Пароход медленно вплывает в нее и причаливает. Гавань закрытая и такая огромная, что в ней разместилась бы целая флотилия линкоров; вокруг вздымаются высокие и крутые зеленые холмы. У входа в бухту, овеваемый ветром с открытого моря, стоит в саду особняк губернатора. Неподалеку от причала расположены два или три аккуратных одноэтажных дома и теннисный корт, дальше начинается причал с пакгаузами. Встречать пароход собралась небольшая толпа туземцев, среди них несколько матросов-американцев и, конечно, чиновники. Корабли из Штатов приходят лишь раз в три недели, так что это целое событие. Для обмена с пассажирами, направляющимися в Сидней, туземцы приносят товары: ананасы и огромные грозди бананов, а также ткань «тапа» из древесной коры, ожерелья — некоторые сделаны из спинок жуков, другие из коричневых семян, чаши для ка-вы и модельки боевых каноэ.

В Паго-Паго нечем дышать. Жутко жарко и сильно парит. От входа в гавань наплывают тяжелые серые тучи, заволакивая небесную синь, и внезапно стеной обрушивается ливень.

* * *

Туземцы. У них смуглый цвет кожи, обычно его называют медно-красным; у большинства волосы темные, часто курчавые, но нередко и прямые. Многие выбеливают их известью, и тогда их правильные липа приобретают необычайное благородство. Зачастую они — и мужчины, и женщины, и дети — красят волосы в разные оттенки рыжего, придающего молодежи забавный легкомысленный вид. Глаза у них довольно широко расставлены и неглубоко сидят в глазницах, отчего лица слегка напоминают античные барельефы. Туземцы высоки ростом, прекрасно сложены, среди них встречаются и такие, что наводят на мысль об эгинских мраморных статуях. Ходят они медленно, широким шагом, непринужденно и горделиво; встретив вас на дороге, приветственно восклицают и сияют улыбками. Очень смешливы. Большинство маленьких детей и подростков заражены фрамбезией, уродующей лица гнойниками, похожими на застарелые язвы. Часто встречаются больные слоновой болезнью: у одного жутко разнесло руку, у другого, потеряв всякую форму и поглотив ступню, чудовищно оплыла нога. Женщины носят юбочки лава-лава, а поверх просторное одеяние вроде сорочки.