Артем Драбкин - Я дрался с Панцерваффе. "Двойной оклад - тройная смерть!"

• Название: Я дрался с Панцерваффе. "Двойной оклад - тройная смерть!"
• Автор: Артем Драбкин
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-20524-0

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть!", "Прощай, Родина!"... Какими только эпитетами не награждались бойцы и командиры, которые воевали в артиллерии, стоявшей на прямой наводке сразу позади, а то и впереди порядков пехоты. На долю артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 миллиметров легла самая ответственная и смертельно опасная задача - выбивать немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый танк давался кровью. Каждая смена позиции - потом. Победа в противостоянии бронированного и хорошо вооруженного танка с людьми, спрятавшимися за щитом орудия, требует от последних колоссальной выдержки, отваги и мастерства. Такие герои у нас были, и именно они входили в поверженный Берлин. В этой книге вы встретитесь всего с десятью бойцами и командирами, каждый из которых внес свой посильный вклад в дело нашей Победы, но именно их рассказы помогут понять, как складывалась война для многих тысяч воинов-артиллеристов.

---

С ранениями в ногу, спину и голову я был отправлен в госпиталь. Там меня сразу прооперировали. Как потом я узнал, генерал Попов потребовал от моего бригадного начальства разыскать меня и лечить в медсанбате корпуса. Три группы искали меня несколько суток, но госпиталей было много, и найти старшего сержанта Борисова в потоке раненых, который шел с фронта, было очень сложно. После операции меня перенесли в большой зал, по-видимому, школы. На пол была настелена солома, покрытая брезентом. Раненые лежали вповалку. Вскоре меня перевели на чердак. Там были те же солома и брезент, но все же условия более комфортабельные. Я довольно быстро оклемался. Дней через пять начал собирать сухари, которые давали в столовой, и когда их набралось штук десять, дал деру в свою часть. Вообще я ни разу в госпитале до выписки не лежал, всегда убегал на фронт. Таких много было, и поводы были разные. Кто-то хотел в свою часть попасть, кто-то хотел обязательно быть на передовой в этот момент. Я, например, в последний раз был ранен перед штурмом Берлина. И убежал, чтобы участвовать в этом завершающем наступлении. А тут я убежал до рассвета, а днем приехал начальник особого отдела штаба корпуса, а я в это время иду пешком, голодный - сухари съел. В одном селе хозяйку попросил покормить меня. Она говорит: "Сынок, у меня ничего нет, только кукурузная каша". Да это ж деликатес! Тем более на молоке! Я, как телок, слопал что дали. Сказал спасибо и дальше пошел. Идет машина. Я проголосовал, она остановилась. Сказал водителю, что добираюсь к своим: "Лезь в кузов!" Залез. Машина везет хлеб, булки которого уложены рядами, а сверху накрыты брезентом, и на брезенте сидят два солдатика. Меня укачало и сквозь дремоту я слышу, как солдаты между собой обсуждают какого-то сержанта, "разделавшего "тигров", как бог черепаху". До меня только потом дошло, о ком шла речь. Оказалась, что эта машина одной из танковых бригад моего корпуса. Привезли меня. Я к одному офицеру обратился с просьбой подсказать расположение 58-й мотострелковой. Он был бдительный, сразу доложил своему начальнику политотдела. Тот позвонил начальнику особого отдела моей бригады и сообщил, что такой-то ищет 58-ю. А ему говорят: "Задержите его до моего приезда". Этот понял дословно. Гляжу, недалеко от меня появился автоматчик. Я сначала не сообразил, зачем, а потом вижу, куда я не пойду - он за мной, но близко не подходит, держится на расстоянии. На мотоцикле с коляской приехал начальник особого отдела: "Садись". Я сел. Отъехали метров на 100, он говорит: "Миша, я тебя поздравляю!" - "С чем?" "Ты ничего не знаешь?!" "Тебя представили к званию Героя Советского Союза!" Я сделал вид, что обрадовался. В душе-то я понимал, что представление - это еще ни о чем не говорит. Привез меня в расположение бригады. Меня в тылу, в медсанбате, еще недельку подержали, подкормили. Проходит месяц. Генерал меня возит по своим воинским частям, заставляет перед молодыми солдатами выступать. Я им что-то рассказываю. Машину за мной на передовую присылает. Шофер приезжает, докладывает: генерал вызывает такого-то к себе. У командира батареи, у командира дивизиона кислые мины. Ну, а что?! Не выполнить - не могут. Я приезжаю к нему, докладываю, что прибыл. Мы с ним идем в дом, где он жил, на обед, а жил он с полевой женой, там и дочка уже у него родилась, Полина. Садимся обедать. Рюмки поданы. Я говорю: "Товарищ генерал, по какому поводу?" - "А тебе что, плохо здесь?" - "Да, нет, не плохо". "Так вот разговаривай с моей женой, а я пойду работать". Двое, трое суток подержит, опять в машину и - на передовую. Я не мог понять, в чем дело? Теперь думаю, что ему хотелось сына. Лет ему было около пятидесяти, а я выглядел лет на 15, наверное. Может, это, а может, хотел просто дать мне передышку, с передовой утянуть.

Проходит месяц, два, три - ни слуха, ни духа о моем представлении. Я думаю - все. Щукин Иван Иванович садится за стол и пишет письмо Щербакову, начальнику ГлавПура. Видимо, это письмо сыграло свою роль, и 10 января вышел указ о присвоении мне звания. Мы с командиром корпуса поехали в штаб фронта получать ордена. Я орден Ленина со звездочкой, он - орден Ленина. Проехали немного, генерал говорит: "Ой, что-то стало холодновато". Водитель натренирован, сразу на тормоз, скатерку расстилает на обочине, фляжку, какую-то нехитрую закуску. Выпили. Проехали километров 25, он опять: "Ой, что-то замерзаю". Опять такая же сценка. Я второй раз выпил. На третий раз говорю: "Товарищ генерал, я не могу." - "Что за молодежь пошла?! Выпить, и то не могут". Приехали в штаб фронта. Член военного совета фронта вручил нам награды, и мы поехали обратно.

Ребят, что живы остались, тоже наградили, но не всех. Понимаешь, какая штука. На прямой наводке командир орудия ни к чему. Всю работу делают два человека - наводчик и заряжающий. При награждении наводчика и заряжающего иногда обходили, а командира орудия награждали. Или награждали его и наводчика, а заряжающего обходили. Это несправедливо. Ну, а потом, например, в моем случае, если бы генерал не видел этот бой, никто бы не представил меня к званию. В лучшем случае какую-нибудь медаль дали. Когда сидел в архиве в Подольске, видел наградные листки: представляется человек к званию Героя, а кто-то вверху пишет: "По-моему, хватит и ордена Отечественной войны". И все. Или наоборот: представляют к ордену Красного Знамени, а кто-то вверху пишет: "По-моему, достоин Героя". Лотерея, в общем.

1944 год, 22 марта. Ребята приходят поздравлять меня с днем рождения. В 42-м году меня в этот день ранило, в 43-м контузило. Начхим пришел, еще кто-то: "Миша, поздравляем тебя с днем рождения". - "Спасибо, ребята". - "Ты бы хоть поставил что-нибудь". - "Да вы что?! Откуда я возьму?!" Наивный был такой. Один мне говорит: "Ты что, не можешь пойти к командиру бригады?! Что, он тебе не даст?!" Я, недолго думая, иду к командиру: "Товарищ полковник, можно мне бутылку водки?" - "Ты что, выпить хочешь? Сейчас организуем". Я ему объясняю, что ребята поздравили меня с днем рождения и хотели бы выпить. "Сколько тебе исполнилось?" - "20 лет". Он говорит адъютанту: "Щукина ко мне". Приходит Щукин. Он говорит: "Ты знаешь, что Мише сегодня исполнилось 20 лет? Ну-ка организуй". Короче говоря, организовали. Из киевской филармонии привезли хор, стол у лесничего, в котором я жил, накрыли. К рассвету свалился и уснул непробудным сном. Налетела немецкая авиация, отбомбилась. Одна из бомб упала в 2 метрах от моего окна, волной выбило раму, она упала на меня, штукатурка с потолка осыпалась. Я когда очнулся, долго не мог понять, что произошло. Отделался легким испугом. Да и то только потому, наверное, что уже было утро 23 числа.

До конца августа 1944 года я продолжал служить комсоргом своего дивизиона. А 1 сентября вышел приказ Рокоссовского направить всех артиллеристов - Героев Советского Союза на фронтовые курсы младших лейтенантов Первого Белорусского фронта.

Учиться на курсах было легко - после училища это были "семечки". 23 февраля 1945 года мне присвоили звание младший лейтенант. Я сижу в шалашике и цепляю маленькую такую звездочку на погон. Заходит приятель с газетой: "Ты что делаешь? Ты не ту звездочку цепляешь". - "Ту". - "На, читай". Беру центральную газету, читаю: "Присвоить звание генерал-майора Борисову Михаилу Федоровичу". Вот так в этот день моему полному тезке присвоили звание генерал-майора, а мне - младшего лейтенанта. Дали мне в подчинение курсантский взвод Героев Советского Союза. Ой, намучился я с ними! Все они были в какой-то степени избалованы. Ходили по хуторам, приносили "бимбер". Я однажды двух задержал. Они несли на палках по два котелка. Я говорю: "Вы что?! Опять за самогоном ходили?" - "Да, нет, товарищ лейтенант, за молоком". Смотрю, действительно белое молоко. Через полчаса взвод в дымину пьяный. Они самогон забелили молоком - закусывать не надо. Погода хорошая, служба - не бей лежачего - отдыхай! Я подал рапорт начальнику курсов с просьбой отправить на фронт. Он мне отказал. Через какое-то время еще рапорт - отказал. Третий рапорт - опять отказ. Четвертый рапорт - отказ. На пятый раз вызывает к себе: "Дурак, я хотел жизнь тебе сохранить, а ты этого не понимаешь!" - "Не надо, мое место там". На том он и подписал рапорт. И вот ведь судьба! Я всю войну верил, что окажусь, в конце концов, в Берлине. Тех ребят, которые вместе со мной закончили, разослали обратно по своим воинским частям, а меня, поскольку оставили командовать курсантской ротой, направили в другую часть. Мой корпус был передислоцирован на Данцинг, а ту бригаду, в которую я попал командиром взвода управления артдивизиона, нацелили через Зееловские высоты на Берлин.

- Вы говорили, что командовать взводом Героев Советского Союза было сложно. В таком возрасте получить звание Героя, это непростое бремя ответственности. Как вы справлялись с таким грузом популярности и славы?

- Во всяком случае, звездной болезни не было. Может, кто-то из ребят завидовал. Не знаю. Я продолжал выполнять свои обязанности. В дивизионе меня никто не оберегал. Меня немножко оберегал политотдел, потому что я был комсомольским работником. Ну, и еще командир корпуса. А так - никакой особой заботы ко мне не было. Кормили как и всех - сидел на солдатском пайке. Только когда меня начальство к себе приглашало, там подкармливали. Начальство всегда жило немного лучше. Почти у каждого была полевая жена. У нашего командира дивизиона не было, а вот у командиров батальонов у всех были. Каждый санинструктор служила верой и правдой... Когда мы приехали на курсы, пошли в штаб фронта с моим товарищем из танковой бригады, такой же артиллерист, как и я, но командир орудия. Хвастунишка. Говорит: "Я больше тебя танков уничтожил". - "Да не ты уничтожил, а наводчик уничтожил." - "Я командовал!" - "Именно, что ты командовал". Ну, да Бог с ним. Мы там познакомились с девочками с узла связи. Они сказали, где они живут, и мы "заперлись" к ним в гости часов в пять дня. Они были все хорошо одетые, ухоженные. Чулочки не простые, а фильдеперсовые. Они нам через 15 минут говорят: "Ребята, уходите". - "Почему? У нас время есть, вы тоже не на смене". - "Вы что, не понимаете, что ли?! Мы же все расписаны. Сейчас рабочий день закончится, за нами придут..."